Записки охотника тургенев описание быта крестьян

ЗАПИСКИ ОХОТНИКА — ОБРАЗЫ КРЕСТЬЯН

В первом номере «Современника» за 1847 г., когда журнал только что перешёл от П. А. Плетнёва в руки Н. А. Некрасова и И. И. Панаева, был напечатан очерк Тургенева «Хорь и Кали-ныч», с пометкой после заглавия: «Из записок охотника». Исключительный успех этого очерка побудил Тургенева продолжать серию «охотничьих» рассказов. Позднее в «-Современнике» было напечатано ещё двадцать рассказов, а в 1852 г. «Записки охотника» вышли отдельной книгой.

«Записки охотника» стали крупнейшим событием не только литературной, но и общественной жизни своего времени. Тургенев дал в них широкую картину народно-крестьянского и помещичьего быта крепостной деревни и усадьбы, с длинной вереницей реалистически и мастерски зарисованных образов крестьян и помещиков на фоне среднерусского пейзажа, входившего существенно важным элементом в композицию почти всех рассказов.

Рассказы не были связаны единством сюжета. Но на протяжении всей книги явно выступало глубокое сочувствие автора к забитому и бесправному народу, убедительное и смелое разоблачение «дикого» барства, всевластного хозяина крепостных «душ».

«Стройным рядом нападений, целым батальным огнём против помещичьего быта» называли «Записки охотника» современники Тургенева. Увольнением цензора Львова за пропуск книги, ссылкой Тургенева ответило правительство Николая I на «опасное» сочинение о русском барине и русском мужике. В секретной бумаге министра народного просвещения сообщалось о книге: «Значительная часть помещённых в ней статей имеет решительное направление к унижению помещиков, которые представляются вообще в смешном и карикатурном или, ещё чаще, в предосудительном для их чести виде».

Иными, наделёнными духовной одарённостью и глубокой человечностью были показаны русские крестьяне. Таким образом, отчётливо выступало намерение автора показать моральное превосходство закрепощённого крестьянства над «культурным» и «благородным» рабовладельческим сословием.

ОБРАЗЫ КРЕСТЬЯН

Умный, хозяйственный, отвоевавший свою независиМость от барина Хорь и «мечтатель», «идеа-кре;тьян лист», «романтик» Калиныч («Хорь и Калиныч»); «странный», «удивительный» карлик-старик, правдоискатель, наделённый тонким ЧУВСТВОМ понимания красоты в природе, Касьян («Касьян с Красивой Мечи»); даровитый самородок-певец, впечатлительный и страстный, «художник во всех смыслах этого слова» Яшка-Турок, чьё пение в Притынном кабаке с такой лирической и красочкой силой описано в «Певцах»; крестьянские ребятишки в ночном у костра, стерегущие табун, коротающие время страшными рассказами и заставляющие автора невольно любоваться их доверчивой любознательностью, мечтательной грустью, смышлёностью, смелой удалью, милой детскостью их простых и наивных душ («Бежин луг»),- вот образы, которые рисовал Тургенев, показьшая «золото — сердце народное», таившееся в глубине тёмного крепостного мира.

Но здесь же проходила перед читателем вереница жертв крепостного насилия и удушья. Горько сложилась жизнь мельничихи Арины. У жены помещика Зверкова, «пухлой, чувствительной, слезливой и злой» петербургской барыни, было «положено правило: замужних горничных не держать». Арина же, любимая горничная, осмелилась проявить «чёрную неблагодарность» — нарушить «порядок в доме», не «постыдилась» пойти против воли своей госпожи. Она «возмутила» своего барина, помещика Зверкова, тем, что, полюбив, просила позволения выйти замуж. За такое ослушание она была наказана и сослана в деревню. Её жизнь была разбита. Горемычно доживает свой век «заброшенный» Стёпушка, один из «подданных» господ Шумихиных, ютясь в клети позади курятника летом и в предбаннике зимой, а в сильные морозы ночуя на сеновале. Всё его жалкое существование- один вечный страх перед голодной смертью («Малиновая вода»). Какой-то издевательской причудой была вся жизнь Сучка, который по барской капризной воле перебывал во множестве сяких должностей — «казачка», «фалетора», садовника, доезжачего, сапожника, повара, «кофишенка», «ахтёра», буфетчика, кучера. Его зовут Кузьма, но барыня «приказать изволила», чтобы его звали Антоном. Он не был женат, потому что барыня, будучи сама старой девой, «никому не позволяла жениться», считая женитьбу «баловством». Последняя должность Сучка — «господский рыболов». на реке, где нет рыбы («Льгов»).

Безысходную крестьянскую нищету приоткрывает Тургенев в бегло нарисованных, но запоминающихся образах: мужика Власа, безуспешно ходившего к сердитому барину в Москву с просьбой вызволить из горькой нужды («Малиновая вода»), старика Антипа с сыном, разорённых и замученных бурмистром и униженно просивших заступничества у своего барина Пеноч-кина («Бурмистр»), и того задавленного «голодухой» мужика, который срубил в барском лесу дерево и был пойман суровым лесником («Бирюк»).

Глубоким драматизмом проникнут образ Бирюка («Бирюк»)- угрюмого, честного подневольного слуги своих господ. Бирюк сознаёт, что на нём лежит тяжёлое бремя долга. «Справляя» свою должность крепостного лесника, он обязан стеречь барское добро: он не хочет «даром господский хлеб есть», он знает, что «воровать никому не след» и «баловать воров не приходится». Но вот однажды Бирюк увидел крепостного крестьянина, укравшего дерево в барском лесу. Он поймал «вора» — бедняка-мужика, погибающего с «голодухи». Бирюк должен его наказать, но он хорошо понимает, чем вызвано «воровство», и в глубине души сочувствует «преступнику». В конце концов Бирюк его отпускает. Это вызвало у лесника великую нравственную муку, и сцена, где показан происходящий в душе Бирюка конфликт между чувством долга и чувством высшей правды, полна истинного, волнующего драматизма, корни которого в жестоком укладе крепостных отношений.

Из среды дворовых крестьян, развращённых близостью к барской жизни, и крестьянской «администрации» взяты Тургеневым такие образы, как камердинер Виктор, отвратительный в своём самодовольстве и бессердечии («Свидание»), бурмистр Софрон, «зверь», «пёс», «мошенник беспардонный» — по словам крестьян, и «молодец», «государственный человек» — по оценке его барина Пеночкина. На разорении крестьян, которых он жестоко эксплуатирует, и на обмане помещика, которому он умеет подобострастно льстить, строит Софрон своё благополучие — богатеет, промышляя и «скотом, и дёгтем, и маслом, и пенькой, и чем-чем. » («Бурмистр»).

В замыслы автора «Записок охотника» входило желание показать не только забитость и покорность крепостного крестьянства, но и вспышки его протеста против помещичьего гнёта. Был, например, задуман Тургеневым рассказ «Землеед» — о расправе крестьян с жестоким помещиком. «В этом рассказе,- писал Тургенев,- я передаю совершившийся у нас факт, как крестьяне уморили своего помещика, который ежегодно урезывал у них землю и которого они прозвали за то «землеедом», заставив его скушать фунтов семь хорошего чернозёма». Но тема крестьянского протеста могла остаться, разумеется, только в замыслах автора: рассказа на эту тему не пропустила бы цензура.

Крестьянская жизнь в произведениях Тургенева. «Бежин луг», «Хорь и Калиныч»

Интерес к изображению крестьянской жизни явно просматривается и в «Записках охотника» Ивана Сергеевича Тургенева. Они документальны точными указаниями на место действия: Орел, Курск, Жиздра. Однако это не фактографический очерковый документализм с ярко выраженным описательным характером увиденного автором, с указанием последовательно географических мест, как в литературе путешествий. Вместе с тем образ конкретизирован в пределах Тульской и Орловской губерний с их социально-экономической обусловленностью, особенностями местности, природы, своеобразием быта и типов крестьян как носителей народной национальной идеи. Эти особенности широкого движения жизни, художественного пространства заметил еще Гончаров: «…как заходили передо мной эти русские люди, запестрели березовые рощи, нивы, поля… Орел, Курск, Жиздра, Бежин луг – так и ходят около» 1 .

Фольклор трансформируется в сюжетно-образной системе очерков, как и у Даля, соотносится с фольклорно-поэтическими жанрами (сказаниями, народной песней), их художественной образностью, поэтикой, сюжетом («Певцы», «Ермолай и мельничиха», «Свидание», «Живые мощи»). Однако все перечисленные элементы достаточно специфичны у Тургенева, поскольку в его творчестве этнографического очерка как такового нет, писатель отходит от очерка к рассказу и все-таки этнографические элементы в них могут быть обнаружены.

Уже в первом рассказе «Хорь и Калиныч» в развивающийся сюжет писатель включает конкретные этнографические элементы, хотя и не ставит своей задачей изложение точного документального материала. Этнографический рисунок дан Тургеневым в начале рассказа. Писатель замечает резкую разницу между «породой» людей: «Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в деревянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах». Тургенев дает и местоописание деревень: «Орловская деревня… обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага… Изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой… Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом…» 2 .

В духе этнографической литературы приводит Тургенев описание крестьянской избы зажиточного Хоря и избушки Калиныча. «Мы вошли в избу. Ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых стен; в углу перед тяжелым образом в серебряном окладе теплилась лампадка; липовый стол недавно был выскоблен и вымыт». «Калиныч отворил нам избушку, увешанную пучками сухих душистых трав, уложил нас на свежем сене» 3 .

В рассказе «Певцы», повествующем о «русской, правдивой, горячей» душе крестьянина-отходника Яшки-Турка, которая звучала и дышала в нем «и так и хватала за сердце, хватала прямо за его русские струны», при помощи песни раскрывается национальный характер героя. Писатель делает героя своеобразным носителем народной стихии. Тургенев воспроизводит быт деревни, описывает и Притынный кабачок – один из деревенских кабаков. «Устройство их чрезвычайно просто. Они состоят обыкновенно из темных сеней и белой избы, разделенной надвое перегородкой… В этой перегородке над широким дубовым столом проделано большое продольное отверстие. На этом столе, или стойке, продается вино. Запечатанные штофы разной величины рядком стоят на полках, прямо против отверстия. В первой части избы. находятся лавки, две-три пустые бочки, угловой стол. Деревенские кабаки большей частью довольно темны, и почти никогда не увидите вы на их бревенчатых стенах каких-нибудь ярко раскрашенных лубочных картин, без которых редкая изба обходится» 4 .

Погружение в народную стихию Тургенева заметно и в рассказе «Бежин луг». В нем можно наблюдать приметы народного быта, выраженные в какой-то мере в этнографическом описании деревенского пастбища – выезда крестьянских мальчиков в ночное. Здесь же воспроизводятся черты мифологического сознания крестьянских детей, их представления, источником которых являются услышанные ими народные легенды и предания, просто страшные рассказы, бытующие в крестьянской среде. Речь крестьянских мальчиков, их рассказы носят элементы фольклорной прозы, народно-художественного словесного творчества. В ней может быть отмечена народная фразеология, элементы сказа. Так, в рассказе Кости о Гавриле, слободском плотнике, наблюдаются сказовые элементы и проявляется специфика народной речи: «Уж он ходил, ходил, братцы мои, – нет! не может найти дороги. Вот и присел он под дерево; давай, мол, дождусь утра, – присел и задремал. Вот задремал и слышит вдруг, кто-то его зовет. Смотрит – никого. Он опять задремал – опять зовут. Он опять глядит; а перед ним на ветке русалка сидит, качается и его к себе зовет…» 5 . Рассказы мальчиков о русалках, домовых, леших, утопленниках, поверья о Тишке вслед за авторским повествованием входят в структуру художественного текста, создавая стилистику «текста в тексте», то есть своеобразный литературно-фольклорный синтез.

Этнографическими подробностями характеризуется и рассказ «Касьян с Красивой Мечи». В нем можно найти и краткое описание Юдиных выселок, и Красивой Мечи. «Юдины выселки состояли из шести низеньких и маленьких избушек, уже успевших скривиться набок, хотя их, вероятно, поставили недавно: дворы не у всех были обнесены плетнем. Въезжая в эти выселки, мы не встретили ни одной живой души…» 6 .

Носителем же фольклорной стихии в рассказе является и главный герой. Как в фольклорной поэтике, он сливается с природой: срывает какие-то травки, сует их за пазуху, бормочет что-то себе под нос, перекликается с птичками, чирикает вслед поршку. Герой подхватывает песенку жаворонка, пристрастен к соловьиному пению. Касьян сам поет сочиненную им песенку: «А зовут меня Касьяном, а по прозвищу блоха». Здесь же в народно-поэтическом ключе дает Тургенев и прозвища крестьянам. Касьян знает лечебные травы. «Есть травы, цветы помогают тоже», – говорит он рассказчику. Он верит в спасительную молитву. Однако образ жизни его необычен, в крестьянской среде герой оценивается как «юродивый». Это также приближает его к народно-фольклорной традиции. Не чуждо Касьяну стремление к правдоискательству. Мечта героя приобретает поэтизированный характер, раскрывает его поэтический мир, расцвеченный этнографически-фольклорными образами: «…за Курском пойдут степи, этакие степные места, вот удивление, вот удовольствие человеку, вот раздолье-то, вот божия-то благодать! И идут они, люди сказывают, до самых теплых морей, где живет птица Гамаюн сладкогласная, и с дерев лист ни зимой не сыплется, ни осенью, и яблоки растут золотые на серебряных ветках, и живет всяк человек в довольствии и справедливости… И вот уж я бы туда пошел», – говорит Касьян 7 . Его рассказ носит черты сказа. Тургеневский герой – мечтатель, его образ овеян романтическим ореолом.

В поэтическом освещении, глубоко народных традициях рисуется Тургеневым и образ крестьянина Калиныча (рассказ «Хорь и Калиныч»). Калиныч стоит ближе к природе. Народный герой Тургенева – продолжение природных стихий. Он вошел в избу Хоря с пучком полевой земляники в руках, пел довольно приятно и подыгрывал на балалайке, знал народные приметы: когда пойдет дождь – «утки вот плещутся, да и трава больно сильно пахнет». Мог заговаривать кровь и выгонять червей. Тургенев подчеркивал особую просветленность облика Калиныча как носителя нравственных и эстетических начал народной жизни: «…лицо Калиныча было кроткое, ясное, как вечернее небо… Сам же он все глядел и глядел на зарю». О воздействии фольклора на творческое сознание Тургенева, прежде всего народных песен и легенд, свидетельствуют и такие рассказы, как «Малиновая вода», «Льгов», «Бурмистр», «Мой сосед Радилов», «Лебедянь», «Контора», «Смерть». Пейзаж писателя также соотнесен с фольклором. Отдельные пейзажные зарисовки в художественном сознании Тургенева соотносятся с образами народной поэзии, с местами действия былинных богатырей, с элементами исторических и географических реалий. Описывая раздольные травянистые луга, он переносится в фольклорную стихию, соотнеся ее с современным пейзажем, называя их «прямо русскими, русским людом любимыми местами, подобно тем, куда въезжали богатыри наших древних былин стрелять белых лебедей и серых утиц» («Стучит»). Пейзаж в очерке «Лес и степь» представлен как элемент этнографии типическими чертами ландшафта центральной черноземной полосы России с указанием деревень, мест и т.д. К народной стихии в рассказах Тургенева относится и фольклорность речи персонажей и авторской речи, почерпнутой из устного народного творчества и представленной в соответствии с народной эстетикой.

► Читайте также другие статьи раздела «Крестьянская тема в литературном процессе времени»:

► Перейти к оглавлению книги «Знамение времени. Проза ХIХ века»