«Охота питала и литературу». И.С. Тургенев и его литературные последователи об особенностях национальной охоты.

Тема охоты как часть темы природы, темы взаимодействия человека и природы может быть открыта известными словами И. Тургенева из заметки «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии С. А-ва» (1852): «Вообще охота свойственна русскому человеку: дайте мужику ружьё, хоть верёвками связанное, да горсточку пороху, и пойдёт он бродить, в одних лаптишках, по болотам да по лесам, с утра до вечера» 1 .

За последние годы в литературоведении появилось несколько работ, посвященных теме охоты, в том числе статья Маргариты Одесской «Ружьё и лира». Охотничий рассказ в русской литературе XIX в.». «С конца 40-х годов, – пишет М. Одесская, – охотничья литература начинает взаимодействовать с «высокой» в творчестве С. Аксакова прежде всего. Но подлинная история охотничьей темы в русской литературе начинает складываться с «Записок охотника» Тургенева: «Показав жизнь русской деревни с позиции свободного от мирской суеты странствующего охотника-дворянина, Тургенев «специальное» заменил универсальным, «охотничье», этнографическое – общечеловеческим, художественным» 2 .

Александр Сегень в статье «Национальные особенности тургеневской охоты» неискушённому читателю «Записок охотника», который изумлённо спрашивает «Где же здесь охота?», отвечает: «…из рассказа в рассказ охота даётся лишь несколькими штришками, для затравочки» 3 . Несерьёзное – «штришками» и «для затравочки» – лишь первоначально кажется неуважительным по отношению к классику, на самом деле ироническая интонация проскальзывает и у самого Тургенева: когда рассказчик чуть не подстрелил вместо вальдшнепа «молодую девушку» («Ермолай подбежал ко мне. «Что вы здесь стреляете: здесь живёт помещик». – «Мой сосед Радилов»; III , 50), и когда чуть не утонул вместе с товарищами, сев в заведомо дырявую лодку («Несмотря на паклю, вода скоро появилась у нас под ногами». – «Льгов»; III , 82), – Тургенев иронизирует и над охотниками вообще, когда в известной характеристике говорит, что познакомился с Полутыкиным, «страстным охотником и, следовательно, отличным человеком» ( III , 8). Страстным охотником, как известно, был и сам Тургенев. Е.Н. Конусевич, двоюродная сестра писателя вспоминала: «Никто из охотников не мог с ним состязаться на охоте, он стрелял без промаха при его замечательных собаках, и потом он по три дня ходил, домой не возвращался, холодную провизию брал с собой» 4 .

Следует упомянуть и недавнюю статью Ольги Земляной «И.С. Тургенев об особенностях национальной охоты». Пафос статьи кроется во фразе «Мы в этом мире, по большому счёту, охотники за тайной смысла жизни…» 5 . Особенности национальной охоты в России заключаются, по мысли автора, в поиске не зверя – в поиске вечных истин.

То, что рассказчик в «Записках» – охотник, играет принципиально важную роль. В статье «Столетие «Записок охотника» (1952) Б. Зайцев писал: «Охота сводила Тургенева с очень различными людьми: от помещиков до простых охотников, неустроенных, бездомных бродяг – эти особенно его привлекали. Сам он был барин, но странный . При всём блеске, культуре, утончённости и западничестве своём всё-таки это русский скиталец , несмотря ни на какие Спасские. Западно-мещанского в нём не было, он не «буржуа», а дальний родственник, каким-то концом души своей брат бездомным Калинычам, Ермолаям, Сучкам, Касьянам, певцам Яковам и другим» 6 . [Подчёркнуто нами – Н.К.].

Подобную мысль высказывает и Ю.В. Лебедев: «На этой общей для барина и мужика основе [«охотничьей страсти» – Н.К.] и завязывается в книге Тургенева особый характер человеческих взаимоотношений, люди, с которыми встречается в своих охотничьих странствиях рассказчик, щедро с ним откровенны» 7 .

М. Одесская утверждает, что «гуманистическая антиохотничья тенденция» проявилась в литературе начиная с 80-х годов XIX столетия 8 . Но ещё в «Записках охотника» охоту осуждают Касьян («Касьян с Красивой Мечи») и Лукерья («Живые мощи»).

В «Жизни Тургенева» (1929-1931) Зайцев требовательно спрашивал: «Почему занимались стрельбой мирных, любовью влекомых птиц непротивленец Толстой и отдавший любви жизнь Тургенев – этого понять нельзя» ( V , 159). В то же время, выше, в главе «Ссылка и воля», Зайцев отмечал и положительное значение охоты в жизни Тургенева: «Первое лето и осень целиком ушли на охоту. Тургенев неутомим в своём занятии, в своей страсти – эта страсть прошла чрез всю его жизнь, охота связала его с Виардо, охота питала и литературу » ( V , 87). [Подчёркнуто нами – Н.К.].

Зайцев охотничью страсть считал греховной. В статье «Столетие «Записок охотника» писал: «Кто охотою занимался, знает эту страсть, в корне своей тёмную. Она, конечно, греховна . Тургенев так до конца дней своих от этой страсти и не освободился». И добавляет: «Но кто, кроме святых, от страстей освобождался» ( V , 484).

Сам Зайцев, хоть святым и не был, от охотничьей страсти освободился. О детской мечте об охоте он поведал в первой части («Заря», 1934-1936) автобиографической тетралогии «Путешествие Глеба». Всё началось с осуществлённой мечты – ружья; оно было «желанно-недосягаемое, мучительное и сладостное» ( IV , 41). Потом была убитая белочка, охота на уток, наконец Глеб застрелил лося… «Сладостное» ощущение победы, даже подвига, развивается параллельно с темой осуждения охоты. Отец, «страстный охотник», «об охоте говорит так: «Это, разумеется, пережиток варварства» ( IV , 41), но охоты не бросал; сестра Лиза осуждает Глеба за погибшую белочку. Сам мальчик ощущает некоторое разочарование на утиной охоте: «…пороховой дым, разгорячённые лица. Груда уток настрелянных, окровавленный пух… никаких подвигов ! Убивали в камышах плохо летающих утят – это больше похоже на бойню ( IV , 104). Подчёркнутое нами «никаких подвигов» – принадлежит маленькому Глебу, а сравнение с бойней, – думается, уже взрослому человеку, автору. А в сцене охоты на лося, комментирующий голос автора, заключённый в скобки, звучит открыто: «Вылез он из саней с чувством Наполеона после Аустерлица. Дома восторг был общий. Даже Лизу он захватил. Тут уж не белочка – огромный зверь, страшный, которого так геройски уложил брат. (Это была лосиха со своим лосёнком. Убивая её, Глеб совершал преступление даже против законов охотничьих)» ( IV , 151).

В рассказах Б. Зайцева отразилась эволюция его отношения к охоте. В раннем рассказе «Мгла» (1904) человеческая страсть к охоте победна – убивают волка. «Что-то тёмное, мрачно сладострастное подкатывает к сердцу» ( VIII , 21), – говорит рассказчик о своём состоянии перед охотой. «Волка трогали, ахали, щупали; только старая, почти лысая кухарка Аграфена всматривалась в него угрюмо и молчаливо». После удачной охоты рассказчика настигает состояние апатии: «я не испытывал ни радости, ни жалости, ни страсти». Природа предстаёт в финале рассказа чернеющей, «как непереходимая бездна, бесконечная бушующая мгла» ( VIII , 24), враждебная человеку.

В рассказах «Волки» и «Мгла» тема «человек и природа», и её часть – тема охоты – решаются трагически, как тема отчуждения. Но трагический пессимизм в решении темы «человек и природа» преодолевается Зайцевым (рассказ «Полковник Розов», 1907). Охоты нет: охота срывается, хотя рассказчик приезжает в деревню именно поохотиться. Но он не жалеет – так хорош мир вокруг, что достоин ружейного салюта: «Ах, глупо несколько, но хорошо, как хорошо, забежать вглубь, в лес, и палить – раз, раз, так, на воздух, с добрыми намереньями, в честь неба, солнца, полковника, Джона!» (1, 74).

Страсть к охоте уходит у Зайцева совсем, уступая место постижению тайны природы, постижению единения человека и природы, человека и божьего мира вначале в духе В. Соловьёва, позже – в духе христианства. Таковы представления Б.К. Зайцева об особенностях национальной охоты.

Если был в русской литературе ХХ века писатель, преданный охоте, если кто создавал охотничьи рассказы в традициях тургеневских «Записок», так это, в первую очередь, Юрий Казаков. Он описал охоту и рыбалку как охотник и рыбак – любитель, но объездив Север как журналист и писатель, Казаков изучил и художественно осмыслил рыбалку как путину, а охоту как промысел, чего, конечно, в аксаковско-тургеневской традиции не было. Писатель выразил победный восторг от ощущения: «…я был один на свете, и вся утка шла на меня» 9 . И всё-таки для Казакова в охоте главное – не добыча , и в этом он в тургеневской линии осмысления национальных особенностей охоты.

Есть в рассказе «Белуха»(1963-1972) эпизод: товарищи рассказчика ловят рыбу. «Решено было, как в сказке, в третий раз забросить невод, а я задумал уловлять души человеческие и побрёл потихоньку к избе» (368). В подчёркнутых нами словах – ключ к пониманию Казаковым национальных особенностей охоты. Очень уж хотелось автору поближе познакомиться с хозяином избы: вот уж 15 лет живёт тот с семьёй на берегу океана, в страшном отдалении от другого жилья – как можно так жить?

Не успел поговорить с хозяином – белуха пошла… «А пути её загадочны ! Никто не знает, где она, в каких таинственных водах появляется, почему так упорно и постоянно идёт Ледовитым океаном…» (364). [Подчёркнуто нами. – Н.К.]. В очерке-рассказе (а именно так исследователи определяют жанр произведения, указывая на его генезис – «Записки охотника») прямо подчёркивается, что северяне – зверобои много-много лет добывают белух и других зверей на Севере, а природа – загадочна, таинственна, и часто – враждебна по отношению к человеку. Белуха пошла, и Казаков подробно описывает охоту – промысел-битву. Но главная его задача – «уловлять души человеческие». Он и захвачен горячкою добычи, как и все на шхуне, и всё-таки остаётся только наблюдателем, ужасаясь кровавой бойне, потому что, если белуха пошла, то «стрельба, как на войне!», и «через час все белухи были убиты», тела их обработаны, шхуна чисто вымыта… «…а на мачте в бочке сидел вахтенный с биноклем, всматриваясь в прибрежные воды, чтобы в какой-то миг огласить нашу дремлющую шхуну воплем: «Белуха идёт. » (386). И всё начнётся сначала, и снова захочется автору положить винтовку и начать молиться: «Господи, думал я, отвернули бы они в море! Испортились бы наши моторы! И что стоит этим прекрасным существам, даже войдя в загон, перевалить через верхний ряд сетей, через поплавки, и уйти дальше, и продолжать свою непостижимую, неподвластную человеку жизнь!» (383). [Подчёркнуто нами – Н.К.].

Тема противостояния человека и природы, достигающая вершин трагедии, выражена уже в эпиграфе к произведению – в стихах Евгения Евтушенко:

Ну, а его волна рябая
Швырнула с лодки и бедняк
Шептал, бесследно погибая:
«Зачем ты так? Зачем ты так?»

Впрочем, сами зверобои происходящее оценивают иначе, чем автор этих стихов и автор самого произведения. Для зверобоев охота – дело их жизни, профессия, смертельно опасная, и всё-таки профессия… Они хорошо знают Север, его природу, слишком хорошо. «Проклятый Север», – говорят они, как герои одноимённого рассказа, но ничего прекраснее Севера, его природы не знают и, ощущают себя её частью… Это чувство единения с природой для рыбаков, зверобоев, моряков естественно, необходимо…

Повествователь же жаждет этого единения, этого естества, поэтому он вновь и вновь возвращался на Север…

Важнейшим в рассказе является история, которую поведал гарпунёр Саша Нечаев. В момент напряжения, в азарте предстоящей охоты он кричит рассказчику: «Я вот сейчас случай один вспомнил, лет семь назад было, рассказать? Это как я чуть не потонул. Вот как и сейчас все забегали, так и тогда… А дело в марте было, мы тюленя промышляли на Белом». Во время охоты, перепрыгивая со льдины на льдину, Саша сорвался: «Руками ухватился за лёд, а вытянуться не могу, патроны да винтовка назад тянут. Тогда я шапку на лёд бросил.

– А чтобы знали, в коем месте потонул, – просто ответил Саша. – И держусь. Покричал сперва, потом вижу, никто не слышит, кричать бросил. Висел, висел на льдине – то, да и отпуститься хотел. А пальцы не разжимаются…».

– Н-да…потеха… – я поглядел на простодушное, весёлое лицо Саши и вспомнил деревню на Белом море, вспомнил тихое кладбище на обрывистом берегу реки, высоченные поморские кресты , крашеные деревянные обелиски, фотокарточки застеклённые, и с фотокарточек всё смотрели на меня юные лица, и всё бросалось в глаза странное в наше мирное время слово «погиб».

Ах, это море!» (379-380).

«Да, удивительно умирают русские люди!»

Охотник и зверобой у Казакова уходит из жизни, как русский мужик у Тургенева, «словно обряд совершает: холодно и просто» ( III , 200).

В стремлении постигнуть загадки русского характера, тайны вечные: жизни и смерти, человека и природы – и кроется сущность национальной охоты, отображённой в русской литературе. Тургеневская «охота питала и литературу…» XX века.

1 Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 12 т. – М., 1978-1986. Т. IV . С. 515. В дальнейшем ссылки на это издание в тексте: первая цифра указывает том, вторая – страницу.
2 Одесская М. «Ружьё и лира». Охотничий рассказ в русской литературе Х I Х в. // Вопросы литературы. 1998. Май-Июнь.С. 240, 245.
3 Сегень А. Национальные особенности тургеневской охоты. (К 150-летию выхода «Записок охотника») // Наш современник. 2000. № 8. С. 59.
4 Конусевич Е.Н. Иван Сергеевич Тургенев // Литературное обозрение. – 1993. № 11-12. С. 5.
5 Земляная О. И.С. Тургенев об особенностях национальной охоты // Звезда. 1998. № 10. С. 153.
6 Зайцев Б.К. Собрание сочинений. – М., 1999-2001. Т. V . С. 483. В дальнейшем ссылки на это издание в тексте: первая цифра указывает том, вторая – страницу.
7 Лебедев Ю.В. «Записки охотника» И.С. Тургенева. Пособие для учителя. М., 1977. – С. 17.
8 Одесская М. Указ. соч. С. 250.
9 Казаков Ю.П. Во сне ты горько плакал. Рассказы. М., 2000. С. 381. В дальнейшем ссылки на это издание в тексте: в скобках указана страница.

Литература и охота (Ник. Смирнов)

Русская охота имеет свою обширную литературу, а эта литература, в свою очередь, — богатейшую историю.

Устные предания и изначальные образцы отечественной письменности уже содержат упоминания об охоте. Киевский князь Владимир Мономах (XII в.) в своем «Поучении» отводит охоте особый раздел, приравнивая охотничьи подвиги к подвигам на ратном поле.

Охотничьи образы не раз встречаются и в «Слове о полку Игореве», безымянный автор которого показал себя не только охотником, но и зорким наблюдателем мира животных.

В другом замечательном памятнике древнерусской литературы — «Задонщине» рязанца Софония (XV в.) фигурируют образы соколиной охоты: «А уже соколы и кречати, белозерские ястребы взлетеша под синие небеса. хотят ударити на многие стада гусиные и на лебеденые. «

Русские следопыты и звероловы отличались мужеством, силой, ловкостью. Величавые былины, воспевающие богатырей, рисуют их не только непобедимыми воинами, но и смелыми охотниками. Народные сказки и песни донесли до нас облик русского охотника, смело идущего на медведя и вепря с копьем или рогатиной, метко добывающего «каленой стрелой» высоко пролетающую птицу.

Глубокое и многостороннее выражение охота нашла в русской художественной литературе.

А. С. Пушкин, не будучи охотником, создал тем не менее незабываемые картины охотничьего быта. Вспомните начало поэмы «Граф Нулин» («Пора, пора, рога трубят. «). В его прозе мы также находим социально-охотничьи мотивы. В лице Троекурова, одного из главных персонажей «Дубровского», показан барин-борзятник, на псарне которого щенята содержались в лучших условиях, нежели крепостные крестьяне. А действие в «Барышне-крестьянке» развертывается и протекает на фоне охоты.

Широко отражена охота и в произведениях другого великого русского поэта П. А. Некрасова.

Некрасов всю жизнь, с малых лет, был страстным охотником. В одном из стихотворений («На первые шаги. «, 1874) он говорит:

В «Унынии» поэт так описывает свои верховые охотничьи прогулки:

Многие замечательные произведения Некрасова созданы в результате его охотничьих скитаний. «Крестьянские дети», «Коробейники», «Саша», «Орина, мать солдатская», «На Волге», «Горе старого Наума», «Псовая охота» и другие — все это с полным правом можно назвать «Записками охотника» на языке поэзии.

Из русских поэтов-классиков кроме Пушкина и Некрасова вплотную касались охотничьей темы А. Фет, А. К. Толстой, Ив. Бунин.

Читатель-охотник, перечитывая стихи Бунина, как бы въявь увидит и оленя в зимнем лесу, поспешно уходящего от гончих, и стаю борзых на «ненастных и туманных нивах», и хищную пантеру с ее «размеренно-неслышными» шагами.

Еще полнее и шире показана охота в классической русской прозе.

В 1852 году появились две замечательные книги: «Записки охотника» И. С. Тургенева и «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» С. Т. Аксакова.

С. Т. Аксаков — беллетрист и натуралист — является родоначальником русской охотничье- исследовательской литературы. Книга славится точными наблюдениями. Немало охотничьих зарисовок и в его эпопее «Детские годы Багрова внука».

«Записки охотника» Тургенева — одна из самых обаятельных книг в нашей классике, где охотничья тема предоставляет писателю неограниченные возможности и для углубленного психологического портрета, и для больших обобщений социального порядка. Описывая свои охотничьи странствия и впечатления, Тургенев нарисовал яркую и правдивую панораму крепостной деревни.

Когда в 1869 году один из французских журналов обратился к Тургеневу с письменным вопросником, писатель в ответ на вопрос: «Ваше любимое занятие?» — написал: «Охота» * . Помимо «Записок» охота воплощена и в других рассказах Тургенева: «Три встречи», «Поездка в Полесье», «Степной король Лир», «Бригадир», в «Стихотворениях в прозе» и в лирических стихотворениях. Есть у него и специальная работа: «Пятьдесят недостатков ружейного охотника и пятьдесят недостатков легавой собаки».

* ( А. Островский. Тургенев в записках современников. Изд. писателей в Ленинграде. 1929.)

Исключительно богато охотничьими сценами творчество Л. Н. Толстого. В своих величайших творениях — в «Войне и мире» и «Анне Карениной» — писатель не случайно останавливался па описаниях охоты: они содержат точные детали, помогающие тонкому психологическому раскрытию характера основных героев этих произведений — Левина и Облонского, Николая и Наташи Ростовых.

Вместе с тем описания вальдшнепиной тяги, болотной охоты и «отъезжего поля» можно считать и самостоятельными произведениями охотничьего жанра.

Выразительные сцены охоты есть в «Детстве» и «Казаках». Если же читатель откроет толстовские «Русские книги для чтения», то найдет в них целую галерею самых разнообразных охот.

Вслед за великими именами А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого, Н. А. Некрасова и И. С. Тургенева следует поставить более скромные, но по-своему тоже замечательные имена — Н. Н. Толстого и Э. Е. Дриянского.

Н. Н. Толстой — старший, рано умерший брат Л. Н. Толстого. Лев Николаевич не раз отмечал в дневниках и письмах, что он находится под большим влиянием разностороннего ума и литературного таланта своего старшего брата: «Качества же писателя, которые у него были, были прежде всего тонкое художественное чутье, крайнее чувство меры, добродушный веселый юмор, необыкновенное неистощимое воображение» * .

* ( Л. Толстой. Поли. собр. художественных произв. Том I. 1928.)

В 1851-1854 годах братья Толстые вместе служили на Кавказе: Николай Николаевич в качестве артиллерийского офицера, Лев Николаевич в качестве юнкера.

В 1857 году в некрасовском «Современнике» (№ 2) появился цикл очерков Н. Н. Толстого «Охота на Кавказе». Свои впечатления от очерков Некрасов выразил в письме к Тургеневу (22 апреля 1857 г.): «Задачу, которую автор себе задал, он выполнил мастерски и, кроме того, обнаружил себя поэтом. Поэзия тут на месте и мимоходом выскакивает сама собою. талант наблюдения и описания, по-моему, огромный — фигура старого казака вначале чуть тронута, по, что важно, не обмельчена, любовь видна к самой природе и птице, а не описание ее. «. Необходимо добавить, что старый казак — это знаменитый впоследствии герой «Казаков» Л. Н. Толстого дед Ерошка (в очерках Н. PL Толстого — Епишка).

В «Журнале охоты» (№ 2-3 1858 г. и № 3-4 1860 г.), т. е. вслед за появлением в печати «Охоты на Кавказе» Н. Н. Толстого, были напечатаны очерки И. Бильфельда «Олений рев» и «Кизлярские дальние сады», где описываются те же самые места, что и у Н. Н. Толстого. Больше того, в очерках Н. Н. Толстого и И. Бильфельда встречаются и одинаковые герои, в частности колоритнейший охотник-офицер — Мамонов (у Толстого), Султанов (у Бильфельда). Бильфельд, вероятно, был однополчанином Толстого.

Е. Э. Дриянский, один из ближайших друзей А. И. Островского, автор романов и повестей — «Квартет», «Туз», «Одарка Квочка», «Лихой сосед», «Амазонка» и других, остался в литературе только как автор «Записок мелкотравчатого» (и их продолжения » Скипидара Купоросыча»).

«Записки», написанные рукой оригинального мастера, вышли впервые в 1859 году. Впоследствии они переиздавались несколько раз (в последний раз — в альманахе «Охотничьи просторы» № 8-9-10, 1957-1958 гг.).

Главное сюжетное звено и главный герой этой книги — ловчий Феопен, такой же одухотворенный литературный персонаж, каковы, например, Ермолай И. С. Тургенева или Брошка Л. Н. Толстого.

Перечисленными именами далеко не исчерпывается тема охоты в русской художественной литературе XIX века.

Охота и охотничий быт занимали поэта и драматурга Л. Мея, увековечившего в очерке «Сборное воскресенье» охотничью Москву середины прошлого века, и писателя-«краснописца» Н. Лескова, давшего поэтическую сцену ловли перепелов в романе «Некуда», и П. Мельникова-Печерского, с большой художественно-сатирической силой очертившего охотников-феодалов времен Елизаветы Петровны («Старые годы»).

А. П. Чехов тоже уделял внимание охотничьему жанру. У него есть охотничьи рассказы — «На охоте», «На волчьей садке», «Свирель», а также большая повесть «Драма на охоте». Кроме того, тема охоты варьируется и в других новеллах: «Весной», «Белолобый», «Ариадна», «Крыжовник», «Студент».

Охота занимает большое место и в прозе Ив. Бунина. Рассказы «Байбаки» и «Антоновские яблоки», «Последнее свидание» и «Всходы новые», «Исход» и «К роду отцов своих» переносят читателя в оскудевший усадебный мир, показывая колоритные фигуры псовых и ружейных охотников.

Молодой олень

Чудесны описания охот с легавой в рассказе «Далекое» и в эпопее «Жизнь Арсеньева», а также в «Кратких рассказах». Наконец, уже в старости (1946 г.) Бунин написал под влиянием немеркнущей силы детских воспоминаний рассказ «Ловчий», где превосходно все: и картины отъезжего поля, и своеобразие быта, и безупречный язык, широко использующий охотничью терминологию. Образ бунинского ловчего Леонтия останется в литературе подлинным «сводным братом» Данилы из «Войны и мира» Л. Толстого и Феопена из «Записок мелкотравчатого» Дриянского.

С охотой связано творчество и двух других писателей конца XIX — начала XX века — Д. Мамина-Сибиряка и А. Куприна.

Рассказы Д. Мамина-Сибиряка «Медвежий угол», «Емеля-охотник», «Богач и Еремка», «Серая шейка», «Медведка» и другие поразительны тонкостью наблюдений за повадками зверя и птицы. Своеобразно, с большой социальной остротой передана охота в одном из лучших романов Мамина-Сибиряка — «Горное гнездо».

Рассказ Куприна «На глухарей» отличается поэтичностью в изображении глухариного тока; хороша и сцена тока в рассказе «В лесной глуши».

Все эти произведения написаны Куприным до 1917 года, т. е. в бытность на родине. Живя после революции (до 1937 г.) за границей, писатель также посвятил охоте ряд рассказов: «Завирайка», «Ночь в лесу», «Вальдшнепы», «Ночная фиалка». Обращение к охотничьей теме, связанное с воспоминаниями о прошлом, явилось выражением той обостренной тоски по родине, которую испытывал Куприн в эмиграции.

Интересны также писатели — последователи Аксакова и Дриянского: А. Васьков («Записки ружейного охотника Костромской губернии»), Ив. Шведов («Записки сибирского охотника»), А. Черкасов («Записки охотника Восточной Сибири»), Флегонт Арсеньев, автор рассказов об охотах на севере, на берегах дремучей Печоры, куда он был сослан как революционер. В 70-80-х годах рассказы Арсеньева не раз издавались отдельными книгами. Подлинным художником слова надо считать и Ф. Свечина, особенно в новеллах о псовой и ружейной охоте (с гончими).

Довольно богатое литературное наследство оставил Н. Н. Фокин, беллетрист и поэт. В его большой сюжетной повести «Лето и осень» много ярких описаний охот с легавой и гончими.

Творчество Ю. М. Смельницкого, известного казанского юриста, — одно из наиболее выдающихся явлений дореволюционной охотничьей беллетристики. Трехтомные «Охотничьи воспоминания» — наглядное свидетельство его большого таланта. В первом томе «Воспоминаний» («На бабьем болоте») повествуется о медвежьих охотах, во втором — об охоте на глухариных токах, в третьем («Браконьеры») — о высокопоставленных и титулованных охотниках, нарушающих и законные сроки охоты и элементарные правила охотничьей этики.

Ружье

Смельницкому кроме «Воспоминаний» принадлежат блестящие очерки «Чайка» (утиная охота из шалаша), «Охотничий стан» (описания охот на Волге и Каме). Все, что им написано, дышит горячей заботой о процветании родной природы и охоты и какой-то особой сердечностью.

Среди охотничьей литературы конца XIX века следует выделить книгу-загадку «Четыре дня в деревне псового охотника» — «загадку» потому, что автор ее до сих пор неизвестен: она подписана инициалами А. В.-ъ. Книга написана в 1887 году, а издана в Петербурге в 1895 году. Мастерство в изображении усадебного быта и псовой охоты, притом в «пореформенных» условиях, выразительность характеристик и отточенность языка, лаконичного, но образного, — все это характеризует автора как большого художника.

Следует отметить и еще двух писателей, представителей научного мира, — М. Богданова и Д. Кайгородова: их рассказы и очерки о животных служат украшением любой охотничьей библиотеки.

В сборнике представлены наиболее яркие образцы классической и специальной охотничьей литературы, призванные создать в своем неразрывном тематическом единстве по возможности широкую панораму русской охоты.

Расположение материала по временам года представляется наиболее удобным для развертывания широкой панорамы: смена сезонности уже сама по себе является порукой разнообразия охоты и ее способов.

Соседство в сборнике таких имен, как Л. Толстой и Ю. Смельницкий, И. С. Тургенев и А. В.-ъ, С. Т. Аксаков и Л. Мей, Ив. Бунин и 11. Н. Фокин, не должно казаться ни противоречием, ни диссонансом. Литература создавалась и создается не одними гениальными и выдающимися талантами, а общей совокупностью тружеников и подвижников слова.

Подавляющая часть материала, составляющего сборник, носит литературно-художественный характер, и только отдельные произведения имеют познавательно-практическое значение, но тоже в оправе художественности; все они относятся к разряду охотничьей классики и обогащают охотника, в особенности молодого, определенными знаниями. Вместе с тем необходимо заметить, что меняются времена, а вместе с ними меняется и характер охоты: ныне нет необходимости призывать к идеалу прошлого — полному ягдташу. Ныне на первом месте выступает эстетическая сторона охоты: главное — не добыть побольше дичи, а сохранить ее и использовать не столько для отстрела, сколько для наблюдения и фотографирования.

Наряду с охотой в сборнике показана и наша родная природа, которую подлинный охотник призван не только любить, но и всячески оберегать как священное национальное достояние.