Великий писатель-охотник

Сошелся я в поле. с одним страстным охотником и, следовательно, отличным человеком.

И.С.Тургенев. «Хорь и Калиныч»

22 августа 2003 года исполнилось 120 лет со дня смерти великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева, а в октябре этого же года исполнится 185 лет со дня его рождения. Не вспомнить сегодня великого человека, писателя, певца русской природы, страстного охотника было бы великим грехом.

И.С.Тургенев родился 28 октября 1818 года в городе Орле.

Отец Тургенева – Сергей Николаевич Тургенев служил в Елизаветградском кирасирском полку, квартировавшем в Орле. Он был участником Отечественной войны 1812 года. Выйдя в отставку с чином полковника, он поселился в имении своей жены Спасское-Лутовиново.

В рассказе «Перепелка» Тургенев пишет об отце: «Отец мой был страстным охотником; и как только не был занят по хозяйству – и погода стояла хорошая, – он брал ружье, надевал ягдташ, звал своего старого Трезора и отправлялся стрелять куропаток и перепелов. Зайцами он пренебрегал, предоставляя их псовым охотникам, которых величал борзятниками. Он часто брал меня с собою. большое это было для меня удовольствие!».

Мальчик полюбил охоту на всю жизнь.

Тургенев, не мог бы передать в «Записках охотника» живые картины охоты, крестьянской жизни и изумительные пейзажи русской природы, если бы с детства не впитал в себя любовь к родной земле и не сохранил в душе память о простом русском народе, о крестьянах Хоре, Калиныче, Ермолае, Герасиме.

Мать Ивана Сергеевича – Варвара Петровна Лутовинова была богатой помещицей. Только в Орловской губернии она имела 5000 душ крепостных крестьян. По отзывам современников, она была всевластной помещицей, строгой до жестокости.

Впоследствии Тургенев вспоминал о своем детстве: «Я родился и вырос. в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощечины и прочее. »

Начальное образование Тургенев получил в доме своих родителей и частном пансионе. В 1833 году он поступил в Московский университет, а через год перешел в Петербургский на словесное отделение философского факультета и окончил его кандидатом в 1837 году. В 1842 году он выдержал экзамен на степень магистра философии.

Литературную деятельность Тургенев начинал как поэт-романтик (драма «Стено» – 1834 г.) В середине 40-х годов он написал поэмы: «Параша», «Разговор», «Андрей», «Помещик». Эти произведения по достоинству оценил В.Белинский.

Тургенев критически относился к своей литературной деятельности, особенно к стихам, и одно время хотел было покончить с литературой, но это намерение не сбылось. В «Современнике» за 1847 г. был напечатан «Хорь и Калиныч» – первый очерк из «Записок охотника», снискавший его автору известность и славу, вскоре перешагнувшую пределы России.

Написание «Записок охотника» было закономерным явлением. Основные впечатления у писателя были заложены в детстве, проведенном в Спасском, где на каждом шагу унижали крепостных крестьян. Факты дикого помещичьего произвола Тургенев наблюдал во множестве и позднее – по всей русской земле, где ему пришлось побывать во время его бесконечных охотничьих странствий.

По определению Тургенева, все крестьянское сословие в России было нищим, а оно составляло большинство населения. Для Тургенева мужик такой же человек, как и все другие. Природный ум русского мужика зачастую заслуживает гораздо большего уважения, чем образованние некоторых помещиков.

Основные очерки «Записок охотника» были написаны за границей. «Я не мог дышать одним воздухом, оставаться рядом с тем, что я возненавидел, – вспоминал Тургенев. – Мне необходимо нужно было удалиться от моего врага за тем, чтобы из самой моей дали сильнее напасть на него. В моих глазах враг этот имел определенный образ, носил известное имя: враг этот был – крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решился бороться до конца – с чем я поклялся никогда не примириться».

В «Записках охотника» Тургенев создал образы крестьян – охотников и неохотников, отражающие лучшие положительные свойства русского национального характера. Касьян с Красивой Мечи – правдоискатель и жизнелюбец, влюбленный в родную природу, проповедывающий гуманизм: «великий грех показать свету кровь». Бирюк – сумрачный, волевой, замкнутый, но с душевной мягкостью и сердечной отзывчивостью. В очерке «Бежин луг« изображены крестьянские дети, чьи светлые образы как бы утверждают мысльТургенева о великом будущем народа.

В 1852 г., находясь под арестом за статью о Гоголе, Тургенев написал рассказ «Муму». Да, в рассказе Тургенев обличает крепостничество, но какой охотник не читал его и не восхищался?

Все охотники, которых встречал Тургенев на охотничьих тропах, как правило, люди бедные и простые, но порядочные. «Калиныч – добрый мужик, – сказал мне г. Полутыкин, – усердный и услужливый мужик; хозяйство в исправности, одначе, содержать не может: я его все оттягиваю. Каждый день со мной на охоту ходит. Какое уж тут хозяйство – посудите сами», – пишет Тургенев в «Хоре и Калиныче»». Этих людей Тургенев любит всей душой, он им помогает, он знает, что все «остальные» живут за счет их труда.

Тургенев – честный охотник. Он строго соблюдает правила охоты, любит природу. Умирающая Лукерья в рассказе «Живые мощи» говорит:

– Один здешний охотник ласточку из ружья застрелил. И на что покорыстился? Вся-то она, ласточка, не больше жука. Какие вы, господа охотники, злые!

– Я ласточек не стреляю, – поспешил я заметить.

Тургенев справедлив. Он любит своего постоянного спутника по охоте – Ермолая, но пишет о нем всю правду, в общем-то присущую почти всем героям в «Записках охотника». Нужно было ехать в Тулу за дробью, но Тургенев решает ехать сам, так как «я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня – и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший – а поехал на беговых дрожках». Это из рассказа «Стучит!».

Особенно великолепно описание русской природы в рассказе «Лес и степь»: «Знаете ли вы, например, какое наслаждение выехать весной до зари? Вы выходите на крыльцо. Какой вид! Река вьется верст на десять, тускло синея сквозь туман; за ней водянисто-зеленые луга; за лугами пологие холмы; вдали чибисы с криком вьются над болотом; сквозь влажный блеск, разлитый в воздухе, ясно выступает даль. не то, что летом. Как вольно дышит грудь, как бодро движутся члены, как крепнет весь человек, охваченный свежим дыханием весны!».

Тургенев – удачливый охотник, но не за количество взятой дичи он любит охоту. Он пишет: «Люблю охоту за свободу, за восход и закат солнца, за то, что с нею, как и с поэзией, связано особое чувство, которое стоит выше всего и зависит только от меня».

Тургенев как-то заметил, что «Записки охотника» связаны с традициями русского фольклора: «Русские люди с незапамятных времен любили охоту. Это подтверждают наши песни, наши сказания, все предания наши. Витязи времен Владимира стреляли белых лебедей и серых уток на заповедных лугах. Мономах в завещании своем оставил нам описание своих битв с турами и медведями. Вообще охота свойственна русскому человеку. » Это сказано в статье о «Записках ружейного охотника. » С.Т.Аксакова.

Интересны отношения И.С.Тургенева с другими писателями-охотниками. Он не был славянофилом, но С.Т.Аксакова уважал. В вышеупомянутой статье Тургенев отзывается об Аксакове как о самом компетентном охотнике: «Если бы тетерев мог рассказать о себе, он бы, я в том уверен, ни слова не добавил к тому, что о нем поведал нам Аксаков».

Тургенев дружил с А.А.Фетом. Узнав о том, что Фет купил в Мценском уезде хутор Степановку, он пишет ему: «Я очень рад за Вас, что Вы действительно сделали добрую покупку – и успокоились и получили новое поле деятельности. Жаль, что от Спасского немного далековато – с подставными лошадьми в скорости доехать можно, а местечко для охоты доброе. Наперед Вам предсказываю, что Вы меня будете часто видеть у себя гостем». Письмо написано из Парижа в 1860 г.

Поэт А.А.Фет, тоже страстный охотник, занимался в своем имении хлебопашеством и коневодством. «Не знаю, как он выдержит эту жизнь (точно в пирог себя запек)», – беспокоился Тургенев.

И действительно, Иван Сергеевич из Спасского приезжал к Фету на охоту. Он из Парижа извещает его о своем приезде:

«Скажу одно: в начале сентября

Я в Спасском, если шар земной не лопнет. »

С досадой, что не может приехать на открытие охоты, Иван Сергеевич пишет Фету: «Сегодня Петров день, любезнейший Афанасий Афанасьевич, Петров день, и я не на охоте! Воображаю себе Вас. на охоте в Полесье. Вот поднимается черный из куста – трах! Закувыркается оземь краснобровый. или удирает вдаль к синеющему лесу, резко дробя крылами и глядит ему вслед и стрелок, и собака. не упадет ли, не свихнется ли. Нет, чешет, разбойник, все далее и далее, закатился за лес, – прощай!».

Тургенев был близко знаком и с другими писателями-охотниками: Некрасовым, Гаршиным, Лесковым, Полонским, Л.Толстым. Что касается отношений Тургенева с Л.Толстым, то они были далеко не безоблачными. Писатели по-разному понимали многие вопросы жизни, политики, литературы, этики. В период пребывания в гостях у Фета их взаимная нетерпимость друг к другу чуть было не привела к дуэли. Но, тем не менее, каждый очень высоко ценил созданные другим литературные произведения. «Кроме собственно так называемых литературных интересов – я в этом убедился – у нас мало точек соприкосновения,» – писал Тургенев Толстому в сентябре 1856 г.

«Несмотря на все мои старанья, сердечно сблизиться с Толстым я не могу. Он слишком иначе построен, чем я. Все, что я люблю, он не любит – и наоборот. » Это письмо Тургенева Анненкову от 9 марта 1857 г.

Но в старости лет Тургенев помирился с Толстым, правда – в письмах.

Особенно любил Иван Сергеевич охоту на вальдшнепов. В рассказе «Ермолай и мельничиха» он пишет: «Не все мои читатели знают, что такое тяга. За четверть часа до захождения солнца, весной, вы входите в рощу, с ружьем, без собаки. Отыскиваете себе место. подле опушки. Сердце ваше томится ожиданьем, и вдруг – но одни охотники поймут меня, – вдруг в глубокой тишине раздается особого рода карканье и шипенье, слышится мерный взмах проворных крыл, – и вальдшнеп, красиво наклонив свой длинный нос, плавно вылетает из-за темной березы навстречу вашему выстрелу.

Вот что значит стоять на тяге.»

Конечно, современные охотники и собаку берут на эту охоту, а современные писатели пишут не «карканье», а «хорканье»; о «шипенье» вообще не пишут. Что ж, в разные времена и слышится по-разному.

И.С.Тургенев был высоко уважаемым писателем. Его оценили и в России, и в Европе. Вот что пишет о нем Мопассан: «Тургенев был другом Флобера, Гюго, Золя, Додэ, Ж.Санд. Ни у кого не было такой открытой души, более чуткой и доступной дружбе. ».

Все романы Тургенева по своему идейному содержанию направлены против крепостного права. В первую очередь это «Записки охотника», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети», «Рудин» и др.

«Новь» – последний роман Тургенева. Критика романа была сильной, но Тургенев считал, что он не изменил своим идеалам.

По определению Добролюбова, Тургенев всегда отличался чуткостью к «живым струнам общества», стремлением к правде, любовью к народу.

Писателя всегда волновали вопросы о месте человека в природе. Как огромную несправедливость воспринимал Тургенев жестокость и равнодушие природы к человеку. Его пугала и возмущала казавшаяся ему неизбежной для человека необходимость смиряться перед ее могуществом и властью, подчиняться ее жестоким и неумолимым законам. Эти мысли Тургенев образно выразил в стихотворении «Природа».

Но Тургенев сумел не замкнуться в сфере сугубо личных переживаний. Он стремился к простому пониманию природы. Он писал: «Попробуйте понять и выразить, что происходит хотя бы в птице, которая смолкает перед дождем, и вы увидите, как это не легко».

Самому Тургеневу эта тайна была известна.

Это и помогло стать ему великим певцом природы. Об этом мастерстве Тургенева Белинский писал: «Его картины всегда верны, вы всегда узнаете в них нашу родную, русскую природу».

Надо сказать, что «Стихотворения в прозе», особенно сильно проникнутые грустью, а порой и трагическими настроениями, были написаны в период начавшейся тяжелой болезни писателя. Томили его и мрачные думы о приближающемся конце жизни.

Каким выглядел внешне великий писатель-охотник?

Знаменитый теоретик анархизма П.Кропоткин, хорошо знавший Тургенева, так описывает его в своей книге «Записки революционера»: «Он был очень красив: высокого роста, крепко сложенный, с мягкими седыми кудрями. Глаза его светились умом и не лишены были юмористического огонька, а манеры отличались простотой. Голова его сразу говорила об очень большом развитии умственных способностей».

Иван Сергеевич всю свою жизнь разрывался между Спасским-Лутовиновым и Парижем. В Париже была любовь и свобода, в России – родной народ, родная природа, любимая охота.

Последние годы жизни И.С.Тургенев тяжело болел: «Недуг мой оказывается неизлечимым и состоит в невозможности ходить и стоять. Только мучит меня и очень, что я, пожалуй, не увижу более России», – писал он С. Юрьеву в 1882 г.

Тургенев очень хочет еще раз поехать на родину: «Меня не только тянет, меня рвет в Россию. Когда вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу – родине поклонитесь, которую я уже никогда не увижу», – пишет он в письмах Я.Полонскому.

В своем последнем произведении И.С.Тургенев написал знаменитые слова о русском языке: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!

. Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!».

22 августа 1883 г. Тургенева не стало.

Он скончался во Франции, в Буживале, предместье Парижа.

Иван Сергеевич завещал похоронить его в России, в Петербурге, на Волковом кладбище, рядом со своим другом Белинским. Его завещание было выполнено.

Смерть Тургенева была воспринята всем человечеством как величайшая утрата, понесенная русской и мировой литературой.

А.П.Чехов в письме к Д.Григоровичу писал: «Я глубоко убежден, что пока на Руси существуют леса, овраги, летние ночи, пока еще кричат кулики и плачут чибисы, не забудут ни Вас, ни Тургенева. ».

Однажды мне удалось побывать на могиле И.С.Тургенева. На памятнике написано одно слово: «Тургеневъ».

Мне почему-то вспомнились его прекрасные стихи:

Записки охотника — Тургенев И.С.

Хорь и Калиныч

Кому слу­ча­лось из Бол­хов­ского уезда пере­би­раться в Жизд­рин­ский, того, веро­ятно, пора­жала рез­кая раз­ница между поро­дой людей в Орлов­ской губер­нии и калуж­ской поро­дой. Орлов­ский мужик неве­лик ростом, суту­ло­ват, угрюм, гля­дит испод­ло­бья, живет в дрян­ных оси­но­вых избен­ках, ходит на бар­щину, тор­гов­лей не зани­ма­ется, ест плохо, носит лапти; калуж­ский оброч­ный мужик оби­тает в про­стор­ных сос­но­вых избах, высок ростом, гля­дит смело и весело, лицом чист и бел, тор­гует мас­лом и дег­тем и по празд­ни­кам ходит в сапо­гах. Орлов­ская деревня (мы гово­рим о восточ­ной части Орлов­ской губер­нии) обык­но­венно рас­по­ло­жена среди рас­па­хан­ных полей, близ оврага, кое-как пре­вра­щен­ного в гряз­ный пруд. Кроме немно­гих ракит, все­гда гото­вых к услу­гам, да двух-трех тощих берез, деревца на вер­сту кру­гом не уви­дишь; изба лепится к избе, крыши заки­даны гни­лой соло­мой… Калуж­ская деревня, напро­тив, боль­шею частью окру­жена лесом; избы стоят воль­ней и пря­мей, крыты тесом; ворота плотно запи­ра­ются, пле­тень на задворке не раз­ме­тан и не выва­лился наружу, не зовет в гости вся­кую про­хо­жую сви­нью… И для охот­ника в Калуж­ской губер­нии лучше. В Орлов­ской губер­нии послед­ние леса и пло­щадя 1 исчез­нут лет через пять, а болот и в помине нет; в Калуж­ской, напро­тив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не пере­ве­лась еще бла­го­род­ная птица тете­рев, водится доб­ро­душ­ный дупель, и хло­по­ту­нья куро­патка своим поры­ви­стым взле­том весе­лит и пугает стрелка и собаку.

В каче­стве охот­ника посе­щая Жизд­рин­ский уезд, сошелся я в поле и позна­ко­мился с одним калуж­ским мел­ким поме­щи­ком, Полу­ты­ки­ным, страст­ным охот­ни­ком и, сле­до­ва­тельно, отлич­ным чело­ве­ком. Води­лись за ним, правда, неко­то­рые сла­бо­сти: он, напри­мер, сва­тался за всех бога­тых невест в губер­нии и, полу­чив отказ от руки и от дому, с сокру­шен­ным серд­цем дове­рял свое горе всем дру­зьям и зна­ко­мым, а роди­те­лям невест про­дол­жал посы­лать в пода­рок кис­лые пер­сики и дру­гие сырые про­из­ве­де­ния сво­его сада; любил повто­рять один и тот же анек­дот, кото­рый, несмотря на ува­же­ние г‑на Полу­ты­кина к его досто­ин­ствам, реши­тельно нико­гда никого не сме­шил; хва­лил сочи­не­ния Акима Нахи­мова и повесть Пинну; заи­кался; назы­вал свою собаку Аст­ро­но­мом; вме­сто однако гово­рил одначе и завел у себя в доме фран­цуз­скую кухню, тайна кото­рой, по поня­тиям его повара, состо­яла в пол­ном изме­не­нии есте­ствен­ного вкуса каж­дого куша­нья: мясо у этого искус­ника отзы­ва­лось рыбой, рыба – гри­бами, мака­роны – поро­хом; зато ни одна мор­ковка не попа­дала в суп, не при­няв вида ромба или тра­пе­ции. Но, за исклю­че­нием этих немно­гих и незна­чи­тель­ных недо­стат­ков, г‑н Полу­ты­кин был, как уже ска­зано, отлич­ный человек.

В пер­вый же день моего зна­ком­ства с г. Полу­ты­ки­ным он при­гла­сил меня на ночь к себе.

– До меня верст пять будет, – при­ба­вил он, – пеш­ком идти далеко; зай­демте сперва к Хорю. (Чита­тель поз­во­лит мне не пере­да­вать его заиканья.)

– А кто такой Хорь?

– А мой мужик… Он отсюда близехонько.

Мы отпра­ви­лись к нему. Посреди леса, на рас­чи­щен­ной и раз­ра­бо­тан­ной поляне, воз­вы­ша­лась оди­но­кая усадьба Хоря. Она состо­яла из несколь­ких сос­но­вых сру­бов, соеди­нен­ных забо­рами; перед глав­ной избой тянулся навес, под­пер­тый тонень­кими стол­би­ками. Мы вошли. Нас встре­тил моло­дой парень, лет два­дцати, высо­кий и красивый.

– А, Федя! Дома Хорь? – спро­сил его г‑н Полутыкин.

– Нет, Хорь в город уехал, – отве­чал парень, улы­ба­ясь и пока­зы­вая ряд белых, как снег, зубов. – Тележку зало­жить прикажете?

– Да, брат, тележку. Да при­неси нам квасу.

Мы вошли в избу. Ни одна суз­даль­ская кар­тина не залеп­ляла чистых бре­вен­ча­тых стен; в углу, перед тяже­лым обра­зом в сереб­ря­ном окладе, теп­ли­лась лам­падка; липо­вый стол недавно был выскоб­лен и вымыт; между брев­нами и по кося­кам окон не ски­та­лось рез­вых пру­са­ков, не скры­ва­лось задум­чи­вых тара­ка­нов. Моло­дой парень скоро появился с боль­шой белой круж­кой, напол­нен­ной хоро­шим ква­сом, с огром­ным лом­тем пше­нич­ного хлеба и с дюжи­ной соле­ных огур­цов в дере­вян­ной миске. Он поста­вил все эти при­пасы на стол, при­сло­нился к двери и начал с улыб­кой на нас погля­ды­вать. Не успели мы доесть нашей закуски, как уже телега засту­чала перед крыль­цом. Мы вышли. Маль­чик лет пят­на­дцати, куд­ря­вый и крас­но­ще­кий, сидел куче­ром и с тру­дом удер­жи­вал сытого пегого жеребца. Кру­гом телеги сто­яло чело­век шесть моло­дых вели­ка­нов, очень похо­жих друг на друга и на Федю. «Все дети Хоря!» – заме­тил Полу­ты­кин. «Все Хорьки, – под­хва­тил Федя, кото­рый вышел вслед за нами на крыльцо, – да еще не все: Потап в лесу, а Сидор уехал со ста­рым Хорем в город… Смотри же, Вася, – про­дол­жал он, обра­ща­ясь к кучеру, – духом сомчи: барина везешь. Только на толч­ках-то, смотри, потише: и телегу-то попор­тишь, да и бар­ское черево обес­по­ко­ишь!» Осталь­ные Хорьки усмех­ну­лись от выходки Феди. «Под­са­дить Аст­ро­нома!» – тор­же­ственно вос­клик­нул г‑н Полу­ты­кин. Федя, не без удо­воль­ствия, под­нял на воз­дух при­нуж­денно улы­бав­шу­юся собаку и поло­жил ее на дно телеги. Вася дал вожжи лошади. Мы пока­тили. «А вот это моя кон­тора, – ска­зал мне вдруг г‑н Полу­ты­кин, ука­зы­вая на неболь­шой низень­кий домик, – хотите зайти?» – «Извольте». – «Она теперь упразд­нена, – заме­тил он, сле­зая, – а все посмот­реть стоит». Кон­тора состо­яла из двух пустых ком­нат. Сто­рож, кри­вой ста­рик, при­бе­жал с задво­рья. «Здрав­ствуй, Миняич, – про­го­во­рил г‑н Полу­ты­кин, – а где же вода?» Кри­вой ста­рик исчез и тот­час вер­нулся с бутыл­кой воды и двумя ста­ка­нами. «Отве­дайте, – ска­зал мне Полу­ты­кин, – это у меня хоро­шая, клю­че­вая вода». Мы выпили по ста­кану, при­чем ста­рик нам кла­нялся в пояс. «Ну, теперь, кажется, мы можем ехать, – заме­тил мой новый при­я­тель. – В этой кон­торе я про­дал купцу Алли­лу­еву четыре деся­тины лесу за выгод­ную цену». Мы сели в телегу и через пол­часа уже въез­жали на двор гос­под­ского дома.

– Ска­жите, пожа­луй­ста, – спро­сил я Полу­ты­кина за ужи­ном, – отчего у вас Хорь живет отдельно от про­чих ваших мужиков?

– А вот отчего: он у меня мужик умный. Лет два­дцать пять тому назад изба у него сго­рела; вот и при­шел он к моему покой­ному батюшке и гово­рит: дескать, поз­вольте мне, Нико­лай Кузь­мич, посе­литься у вас в лесу на болоте. Я вам стану оброк пла­тить хоро­ший. – «Да зачем тебе селиться на болоте?» – «Да уж так; только вы, батюшка, Нико­лай Кузь­мич, ни в какую работу упо­треб­лять меня уж не извольте, а оброк поло­жите, какой сами зна­ете». – «Пять­де­сят руб­лев в год!» – «Извольте». – «Да без недо­и­мок у меня, смотри!» – «Известно, без недо­и­мок…» Вот он и посе­лился на болоте. С тех пор Хорем его и прозвали.