Охота на души

«Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Пет.5:8).

Исследователи жизни львов утверждают, что голодные львы не ложатся, пока не поймают добычу. Они бегают за животными до тех пор, пока какое-то из них не станет очередной жертвой.

Дьявол назван львом. Значит и он не успокоится, пока не получит очередную жертву. На кого же он охотится? Некоторые думают, что его интересует наше здоровье или финансы, но все материальное имеет ничтожную духовную ценность.

Цель дьявола несравненно больше – душа верующего человека! Неслучайно Господь предупреждал: «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Матф.10:28).

Что же использует дьявол в охоте за душами? Ложь, сомнения, предрассудки, страхи, обиды и т.п.

Если ему удастся увести человека от веры во Христа, от доверия Библии или оторвать его от церкви – его цель почти достигнута. Если человек, попавший в такое положение не вразумится, не возвратится к простоте во Христе – его душа неприближается к владениям врага…

Итак, нам небезызвестны его умыслы, поэтому будем бодрствовать и помнить, что охота идет на наши души.

Благая весть заключается в том, что до тех пор пока мы доверяемся Христу как Спасителю, живем во свете Его Слова и верны завету с Ним, мы продолжаем идти путем спасения и Кровь Христа надежно хранит нас (1Ин. 1:3-9). В этом случае дьявол не может поглотить нас, поскольку Кровь Христа уже победила его!

Душа охотника чувствуется сразу

Душа… Все же, что это такое? Вроде невидимое глазу, эфемерное, но такое теплое и понятное без слов! Само естество, сама суть, то человеческое лучшее, или наоборот, что заполняет нашу внешнюю оболочку?

А душа охотника чувствуется сразу!

Охота, словно некая призма, увеличительное стекло или микроскоп!

Рентген, если хотите!

Пройдя сквозь нее, человеческая душа открывается, сбрасывая годами образовывающуюся скорлупу, открывая настоящую, непритворную сущность, которую невозможно скрыть от таких же открытых душ, находящихся рядом.

И тут наружу выплывает или самое черное, гадкое и низменное, что может хранить человеческая душа, или же светлое, теплое, ясное, что, раскрыв крылья, воспарит ввысь, освещая и согревая своим светом окружающий мир и всех находящихся рядом.

И тогда, с таким человеком, хоть в огонь, хоть в воду, в разведку, в горы, на край света! Душевный человек, душа компании, сошлись душой — это про них!

Много на моем охотничьем пути встречалось и темных душою людей, склизких, влажных, дурно пахнущих гниющей внутри всепоглощающей завистью, алчностью, высокомерием. Я от такой нечисти избавлялся сразу!

Слава Богу, за мой официальный четвертьвековой охотничий стаж хороших, светлых душою охотников встретилось несоизмеримо больше!

Все они оставили в моей душе частицу своей доброты, непреодолимой любви к своей родине, земле, по которой мы ходим, неугасающую страсть, живущую в каждом настоящем охотнике! Эта ода вам, мои друзья! Мои родственные души! С кем в огонь и в воду, в горы, разведку, на край света…

Родился человек. Чистый лист. Непорочен и открыт! Впитывая все, что его окружает, своей наивной маленькой душой!

Что сейчас вокруг нас?! То-то! Корпоративная этика — обмани ближнего своего! Не я, так другие! Ничего личного, только бизнес!

Государство воспитывает потребителей и воров. Конечно, не все так черно, есть и светлые моменты, но их, увы, капля в море.

Мне повезло больше! Советский Союз — все, кому ни лень, ругают те времена! Лично я счастлив, что родился в то удивительное время! Всего, чего ни коснись, в душе вызывает лишь теплый трепет!

Ласковый голос мамы, сидящей у кроватки. Повара в детском саду, которые любили меня за всеядность. Первые охоты с отцом в неполные пять лет. Запах сгоревшего пороха и влажный нос рыжей ирландки Чары, лижущей мою веснушчатую щеку!

Упоительное созерцание снаряжения патронов дедом-фронтовиком. Байки у костра накануне открытия охоты. Звездные ночи, проведенные с отцом и дедом. Старый желтый «Москвич».

Я в обнимку с двумя легавыми на заднем сиденье сплю без задних ног после удачной утрянки! Мне шесть, я гоню зайца по заснеженному лесу, выстрел — есть!

Мы, уставшие и довольные, обнимаемся с отцом. Ликованию нет предела. Я чувствую его душу, его тепло, его крылья. Парю в месте с ним, благодарный за щедрость и беззаветную любовь!

Наши с ним рыбалки. Первый вальдшнеп, добытый из одноствольного ижачка! Охотничий клуб в подвале старого дома. Пылкие разговоры старых охотников. Запах заготавливаемых веников для подкормки копытных. Зимние учеты зверей, на которые собирались всей семьей. Сдача охотминимума под чутким, но суровым взором наставников.

Мое первое ружье, подаренное батей на совершеннолетие! Страницы старых охотничьих журналов, зачитанных до дыр, с закладками и пометками! И еще тысячи крупинок, ежедневных и незаметных, но таких важных и значительных, из которых состоит моя душа.

Душа охотника, в которую с юных лет вложили, что охотник, прежде всего рачительный хозяин на своей земле, готовый не только преданно любить, но и защищать ее, словно родную мать! Беречь и охранять животный мир, а не только бездумно брать, ничего не давая взамен. Счастливое время юношеских грез, больших надежд, далеко идущих планов…

А потом в мою жизнь ворвался вольным и необузданным ветром старый охотник Евгений Михайлович Бунтушкин. Беспризорник, малолетний узник концлагерей, балагур, вечный странник, открывший во мне страсть к дальним местам нашей необъятной Родины.

С его появлением в душе поселилась неведомая мне тяга к перемене мест, с «цыганской» тоской по еще не до конца исхоженным дорогам…

Николай Доезжак, мой старый верный друг, надежный попутчик на многих охотах и рыбалках! Весельчак и балагур! От него веет теплом и спокойствием, словно от старой русской печи. Такой же большой и надежный, уверенный и спокойный. С ним всегда хорошо! Уже двадцать лет прошли мы с ним плечо к плечу не одну сотню охотничьих троп!

Владимир Николаевич Лапин — еще один подарок судьбы! Старый опытнейший охотник! Высокий, как гора, и шумный, как эхо в горном ущелье! Заполняет теплотой и харизмой все свободное пространство, без остатка делясь неуемной жизненной энергией с окружающими себя людьми.

Пожмешь его кряжистую, каменную ладонь, похожую на ветвистый корень двухсотлетнего дуба, и чувствуешь, как сила его богатырская передается тебе.

Курков Николай, старый друг Николаича и мой, наоборот, невелик ростом, но его активности, неиссякаемой любвеобильности и словоохотливости мог бы позавидовать любой. Ветреный и неумолкающий, словно весенний лес, он всегда оживит любую компанию.

То соловьем, то тетеревом звонко разносится по всей округе его заводная, будоражащая история, уносящая окружающих слушателей в пучину нешуточных страстей.

Андрей Хромов, Дмитрий Петров, Алексей Курков — чистые, открытые люди! Уже мои воспитанники. Мои друзья! Надеюсь я, что хоть часть того тепла, что вы подарили и дарите до сих пор, сторицей вернутся вам в ответ.

А тебе, ОТЕЦ, кланяюсь до земли в безмерной благодарности, что смотрю на мир широко открытыми глазами и светлой душой! Что окружают меня дорогие сердцу люди! Что нет в них ни черствости, ни зависти, ни злости! Чего и всем вам искренне, от всей души желаю!

RAP-BLOCK

ssl-60.ru

Гноев Ковчег — Славная охота (текст песни)

15.01.2016 от admin55 в Полумягкие, Тексты песен // 0 Комментариев

Погрузясь в вечный гедонизм,
В эфире мы плывем с восторгом и смотрим ввысь.
А там лишь небо с монохромом и не дойти пешком до кромки,
Так огромен механизм.
Издалека как брист, донесется легкий бриз.
Тут только таят дни, цепь событий
Нас привела туда, где хочется скорее забыть все.
И прежде, чем сказать «Покажи мне того.»
Но не променял бы все мечты на жизнь и комфорт.
Эта охота за призраком детства.
В моей душе по всем признакам тесно.
И если память как выставка вместо
Картин остались цветные обрезки.

Помню, разбились часы, давно в 2010.
Ты спутал осколки с циферблатом, антидепрессант с ядом.
В омут с головой не бросался, не применял присягу.
Мы все пытаемся оседлать иллюзию, не боясь самим же иссякнуть.
Охота за призраком, который мной же и вызван был,
Который в зеркале, но скоро уже превратится в дым.
Его следы везде, он заперт в голове, я в комнате из стен.
Два преступника, две жертвы, пуля на виске…

Припев:
Не надо стрелять в меня, вокруг слишком много тел.
Не надо стрелять в меня, ведь мы с тобой так и не доиграемся.
Не надо стрелять в меня и порох не станет прахом.
Не надо стрелять, зачем?
Не надо стрелять в меня, не надо стрелять совсем.

Холодным морозом, слеза из простыни.
В серые джунгли, где крики в голове должны молчать.
Волчата уже стали взрослыми, перегрызли глотки у других волчат.
Сегодня и вчера ты уже проглядел нас.
Выставили за порог, назвав это уличной выставкой.
Я иду за тобой в завтрашний день.
И продолжаю охоту за призраками.

Фантомы памяти просят уйти в запой.
Здесь нет пространства и времени, есть бесконечная война с собой.
Решить проблему, да не те алгоритмы внутри,
В безпамятстве прошу винить людей, не готовых уйти.
Или видимый след на нил, среди витрин.
Лучезарные люди пристрелят свой внутренний мир.
У нас так много вариантов жить без горя,
Но я слеп, след до половины минного поля с тобой.

3 великих стихотворения Омара Хайяма, от которых ваша душа дрогнет

Персидский философ, поэт, математик и астроном.

Известен во всем мире как философ поэт. Автор цикла философских рубаи. Так же знаменит созданием календаря.

Хочу рассказать немного интересных фактов из жизни Омара Хайяма

Дата рождения: 18 мая 1048 года

Дата смерти: 4 декабря 1131 года

• Полное имя — Гияс-ад-Дин Абуль Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури
• Как поэт не был широко известен современникам
• До сих пор неизвестно сколько рубаи он написал
• Поэзия мудрая, но легкая
• В стихах показывал себя апологетом гедонизма
• С отличием закончил курс по мусульманскому праву
• Долгое время был забыт. Но тетрадь с его стихами попала Эдварду Фицджеральду. Он перевел все стихи на латынь, тем самым прославив Омара Хайяма
• В 8 лет мог по памяти цитировать Коран
• Его поэзия стала неотъемлемой частью персидской поэзии

Один не разберет, чем пахнут розы,

Другой из горьких трав добудет мед.

Кому-то мелочь дашь — навек запомнит,

Кому-то жизнь отдашь — а он и не поймет.

Иллюстрация: Омар Хайям

Кто жизнью бит, тот большего добьется.

Кто жизнью бит, тот большего добьется.

Пуд соли съевший выше ценит мед.

Кто слезы лил, тот искренне смеется.

Кто умирал, тот знает, что живет!

Про Омара Хайяма снят одноименный фильм

Как часто, в жизни ошибаясь,теряем тех, кем дорожим.

Как часто, в жизни ошибаясь, теряем тех, кем дорожим.

Чужим понравиться стараясь, порой от ближнего бежим.

Возносим тех, кто нас не стоит, а самых верных придаем.

Кто нас так любит, обижаем, а сами извинений ждем.

Какое стихотворение Омара Хайяма вам нравится больше всего? Делитесь в комментариях.

Охотник за душами, стр. 1

ОХОТНИК ЗА ДУШАМИ

Бывают дни, когда хочется отступить в тень, надвинуть на лицо шляпу и, закутавшись в плащ, полностью отстраниться от мира.

Рядом с тобой беспрестанно снуют прохожие, мимо то и дело проносятся экипажи, город живет обычной жизнью, но извечная людская суета тебя не касается. Ты — лишь сторонний наблюдатель, у которого есть редкая возможность взглянуть на происходящее со стороны.

Оперевшись плечом на покрытую изморозью колонну, я рассеянно следил за скользящими по площади призраками.

Люди, как всегда, куда-то спешили, бежали, иногда сталкивались, раскланивались друг с другом и лишь изредка останавливались, чтобы кинуть взор на высокие шпили городского храма. Некоторые, правда, заскакивали внутрь — кинуть монетку в жертвенную чашу. Пару раз туда забредали погреться нищие. Однако по большей части расчищенное от снега крыльцо пустовало, так что мне никто не мешал.

За последнюю пару недель погода в Верле заметно улучшилась. Сводящие с ума дожди прекратились, ненавистная слякоть исчезла. Зима наконец-то вступила в свои права, поэтому за ночь вокруг храма намело приличные сугробы. Мороз уже не просто щекотал кожу, а настойчиво кусал за нос, уши, заставлял кутаться в меха и невольно ускорять шаг. Ветер к середине дня, правда, успокоился, однако выглянувшее из-за туч солнце недвусмысленно намекало, что скоро станет еще холоднее.

Впрочем, темной стороны это не касалось — в ее вечном сумраке солнца по определению не бывало, а температура всегда оставалась на одном уровне, так что за пару часов пребывания здесь я даже не замерз.

Проводив глазами скользнувшего под стеной дальнего дома одинокого гуля, я усмехнулся.

Явился, голубчик. Уже двенадцатый за последнюю свечу, но такой же трусливый, как и остальные. Следов возле храма я оставил достаточно, чтобы они заволновались, однако нежить, даже собравшись в стаю, не торопилась приближаться, словно обиталище богов пугало ее одним своим видом.

Собственно, именно поэтому я его и выбрал — с храмового крыльца главная городская площадь была как на ладони, все подступы к зданию просматривались на несколько сотен шагов, да и людей здесь было предостаточно, так что я мог работать без помех и при этом оставаться для нежити совершенно недосягаемым.

Больше всего меня, конечно, интересовала магия и то, как ее проявления выглядят на темной стороне. Оказалось, что магические побрякушки настойчиво привлекают к себе внимание, буквально пылая на фоне полупрозрачных человеческих силуэтов. Причем, если пару недель назад артефакты были для меня едва различимы, то сейчас я смог без труда разглядеть даже те, что прятались под одеждой.

Защита на домах тоже обрела свои цвет и фактуру. Зеленые, красные, синие и даже серо-буро-малиновые сполохи выглядели чужеродными посреди занесенных снегом руин. Где-то они казались тусклыми и расплывчатыми — видимо, нуждались в подпитке. Защитный купол над зданием городской ратуши, напротив, был чересчур ярким и переливался всеми цветами радуги. Какие-то лизуны длинным шлейфом тянулись за особо состоятельными горожанами, а порой проносящиеся мимо экипажи напоминали ярко светящиеся факелы, за которыми с крыш домов наблюдали вездесущие гули.

Я видел, как пару раз особо наглые твари срывались с места, преследуя недосягаемую добычу. Некоторые следовали за пешеходами, неуверенно принюхиваясь и словно решая для себя, стоит ли тратить время. Однако большинство тварей все же проявляли благоразумие и следили за живыми издалека. Точно так же, как я сейчас пристально следил за ними.

Самое интересное заключалось в том, что после последнего посещения храма я начал различать не только следы чужой магии, но и ауры. Серые, едва заметные у простых смертных, цветастые и яркие — у обладателей магического дара. К таким, кстати, гули присматривались особенно внимательно, но подходили далеко не к каждому. А уж если на улице появлялся жрец, то осторожные твари исчезали с улиц так стремительно, как, наверное, не улепетывали даже от Палача.

Этим утром я имел удовольствие встретиться со служителем Рода и мысленно присвистнул, обнаружив, что с темной стороны аура у отца Луга выглядит как ослепительно белый круг, размеры которого раза в четыре превышают ширину ауры обычного мага. С его появлением площадь перед храмом словно вторым солнцем осветилась. И огорченно погасла, когда отец настоятель, улыбнувшись прихожанам, неторопливо скрылся в дверях.

Меня он, кстати, не заметил. Видимо, последователям светлых богов путь на темную сторону был заказан. А вот от отца Лотия мое появление не укрылось, поэтому, как только в храме закончились службы, воздух рядом со мной пошел рябью и расступился, пропуская на темную сторону жреца.

— Любуешься? — вместо приветствия спросил святой отец, остановившись у соседней колонны.

— Наблюдаю, — поправил его я, искоса взглянув на ауру: ожидаемо черная и на редкость густая, она просто кричала о том, что с ее обладателем лучше не связываться.

Гули, кстати, об этом тоже догадывались. И как только жрец появился на улице, с соседних крыш даже курлыканье прекратилось, а донесшийся до меня торопливый шорох красноречиво возвестил: святого отца нежить боялась гораздо больше, чем даже нового настоятеля. Быть может, именно потому, что он, как и я, прекрасно их видел.

— Как твои успехи? — снова спросил отец Лотий, когда я отвернулся. — Все еще бродишь во Тьме наугад?

— В цвете ориентироваться стало легче, — признался я. — Но мне еще многое непонятно.

— Скажем, вот это, — я выразительно указал на его пылающую Тьмой ауру. — Почему у меня не так?

Святой отец тонко улыбнулся.

— Потому что я — лишь сосуд для божественной силы. А Тьма внутри тебя настоящая, живая… и она только твоя. Поэтому ты, хоть и помечен Фолом, все же не заклеймен. И ты действительно ему служишь, но при этом не находишься в услужении. Твоя Тьма — твое спасение, Рэйш. Именно поэтому ей ни к чему себя демонстрировать.

Я недоверчиво покосился на собственную руку, сохранившую те же очертания и пропорции, что и в мире живых. Но следовало признать, что в чем-то жрец прав: моя внутренняя Тьма — дама своевольная. При желании то сожмется в едва ощутимую точку, то растечется по всему телу, наполняя собой каждую клеточку.

— Призови ее, — посоветовал отец Лотий, когда я на пробу сжал и разжал кулак.

Тьма, не дожидаясь приглашения, выскользнула наружу и заплясала вокруг пальцев крохотными язычками черного пламени. Подвижная, гибкая… и впрямь как живая. Игриво лизнув кожу, она сперва свилась над ладонью в плотный комок, а затем растеклась по руке черной перчаткой и опять исчезла.

— Мне подобное недоступно, — непонятно усмехнулся святой отец, когда я поднял на него вопросительный взгляд. — Из меня она сочится постоянно, но я не могу этим управлять. А тебе только что дали подсказку. Пользуйся.

Прежде чем я успел раскрыть рот, жрец развернулся и, подобно Тьме, бесследно испарился. А я снова сжал руку в кулак, позволив ей окутаться черным пламенем, и задумчиво повертел.

— Кстати, Рэйш, — неожиданно вернулся отец Лотий, когда я уже решил, что достаточно нагулялся на темной стороне, и надумал повернуть к дому. — Скоро тебе поступит интересное предложение.

— Соглашайся, — с серьезным видом посоветовал жрец, одарив меня внимательным взором. И после этого исчез уже окончательно.

Какое-то время я стоял, размышляя над его словами и рассеянно разглядывая прохожих, но потом решил, что нет смысла дергаться раньше срока, и встряхнулся. После чего нахлобучил поглубже шляпу и вышел из тени храма.

Пора было начинать охоту…

Вызов в Управление городского сыска пришел в тот самый момент, когда я, проклиная все на свете, выбрался с темной стороны и швырнул в угол покореженную деревяшку.