Утиная история.

Как-то летом довелось мне отдыхать в деревне, где познакомился я с колоритнейшим персонажем. Звали его дед Сергеич. Внешне эдакий обеспеченный сельский житель начала позапрошлого века, старый как дубовый пень, и такой же крепкий. Постоянно употребляющий непонятные слова (кстати все знают, что «придрочить», обозначает «приласкать» по-старорусски? Я вот не знал и в свое время на деда обиделся.)

Дед этот вызывал у односельчан стойкое уважение, поскоку был танкистом, героем войны, механизатором от бога, и на удивление основательным мужиком. Но благодаря своей основательности постоянно вызывал подколки и насмешки. К примеру, однажды договорился он с соседом об организованно выпить, тока сказал в лесок ближайший пробежаться надо, дабы насест новый спроворить в курятник. Ждал сосед деда часа три, после чего забил на все, выпил всё в одного и с песнями пришел домой, от чего душевно и физически пострадал через посредство жены. А дед пришел домой тока ночью, найдя где-то абсолютно ровную жердину (два метра не то что без изгибов, но даже без сучков). Да еще и хвастался всем, какой у него евронасест таперича в курятнике. Ну ибёт ли курей, есть ли на жердине изгиб? Хотя мы сейчас не об этом.

Короче решили мужики отдохнуть. То есть под предлогом «пострелять уток» слинять на целый день, попить водочки и поохотиться заодно. И вот дернул же их черт пригласить Сергеича. Приключения начались с момента приглашения, то есть за сутки. Во-первых, была раскритикована лодка, как плавсредство непригодное не то что к плаванию, но даже и на растопку. Охотники были посвящены, во что надо одеваться, во сколько ложиться спать, кто где будет в лодке сидеть, была распределена очередь гребли, и дед уже было собрался распределять и караулы, но, когда мужики серьезно спросили «А вот перед охотой жопу после сранья надо подтирать правой или левой рукой? Или может вообще газеткой?», дед на вопрос обиделся, гордо повернулся и удалился, бросив напоследок: «да и ружья у вас — баловство одно». Кстати в середине разговора подтянулся я и, уяснив в чем дело, подписался с народом, благо на#уй послать было как раз некому, все общались друг с другом.

Утром, с трудом продирающие глаза охотники подошли к берегу, неся по полупустому рюкзачку и ружьишку, их ждал дед у своей здоровенной заново просмоленной плоскодонки. Началась загрузка, охотники просто запрыгнули в лодку и стали смотреть на деда, который укладывал в лодку вещи, совершенно необходимые для охоты. Здоровенный рюкзак, якорь, сделанный из сломанного плуга, шест, болотные сапоги, моток веревки (чтобы связывать пленных уток, не иначе), топор (наверное, чтобы было за что держаться, если лодка утонет), плащ-палатка (. ), запасные весла, завернутые в непромокаемую ткань, короче если бы нас прямо так, в лодке закинуло на необитаемый остров, то Робинзон со своими пожитками, снятыми с разбитого корабля, тихо рыдал бы от зависти, глядя на нас. В итоге плоскодонка легла-таки пузом на дно, и пришлось ее сталкивать поглубже. Дед как заправский капитан командовал отплытием, я как впередсмотрящий тупил в темноту, потому что было рано шо#издец, два охотника менялись на веслах и молча гребли. Дед грозно супил брови, в его бормотании явно проскальзывало что-то о «сухопутных моря не нюхавших», и бля буду, не хватало деду деревянной ноги и повязки на глазу!

Айвазовский с его непередаваемой техникой изображения морской волны и бури, конечно, мог бы нарисовать наше грандиозное плавание по речке-усыхайке в сторону озерца Заростун.

Наконец мы добрались, и собственно охота началась, охотники проделали какие-то хитрые манипуляции с подкрадыванием в камышах, ориентируясь на звук, взлетела небольшая стайка уток голов этак в 15, охотники дружно стрельнули, пара-тройка уток упала, все были рады… Тока дед глянул на результат, пробормотал «Баловство это все», и полез в рюкзак.

Первым делом из рюкзака появился спасательный круг (не пизжу самый настоящий) с полустертой надписью «непотопляемый» то ли констатация факта, то ли названия места, откуда бил спизжен. Затем появились: здоровый кусок сала, булка хлеба, завернутая в ткань, а поверх ткани в полиэтилен, запасные штаны, походный набор для шитья, две пачки махорки, соль, спички, походный маленький примус «Шмель», кусок доски, полуметровая металлическая рогатка, две пачки дроби и пачка дымного пороха. Все взирали на это, разинув рот, и гадали, что же будет дальше.

А дальше дед запихнул все обратно в рюкзак, оставив только порох, дробь, рогатку, спички, кусок доски, и (заметно поколебавшись и подозрительно поглядев на охотников на предмет «не спиздят ли») спасательный круг. Потом он поднял то, что все приняли за запасные весла, и развернул ткань. Вот тут то все ахренели настолько, что даже выматериться никто не догадался. Такое не в каждом музее увидишь. Кремневое ружье начала позапрошлого века, диаметр ствола с теннисный мячик, на стволе раструб, приклад весь украшен какой-то резьбой, и размером все это великолепие с нормальное такое полноформатное весло. Пака все таращились, дед сноровисто снаряжал антиквариат. На один заряд ушла вся пачка пороху и две пачки дроби. Рогатка была воткнута в специальную дырку в борту (потому что весило это чудовище с полдеда), доска подложена под фуфайку (как видно и отдача была соответствующая), и дед изготовился к стрельбе. На всю возню ушло наверное с полчаса. Но наконец-то дед дал команду «Поднимать стаю». Подплывание на звук повторилось. Охотники пугнули уток и заполошно стрельнули. Испугавшись выстрела, в воздух поднялась стая уток голов в 30.

И тут стрельнул дед. Я, конечно, не слыхал как стреляют корабельные орудия (это у которых в стволе ходить пешком можно), но подозреваю, что ненамного тише. Если бы я не оглох сразу, то уверен, еще минут 20 слышал бы гуляющее эхо. Отдачей деда просто смело со скамьи и унесло на корму, все видимое пространство заволокло дымом, нихера видно не было, и захотелось тихо и жалостливо закричать «Ё-ё-ё-ё-ёжы-ы-ы-ы-ык». Стояла тишина, лодка медленно дрейфовала назад, все тихо сидели, кроме деда, который лежал, и думали о бренности бытия… Потом дед с кряхтением поднялся, завернул свою аркебузу в тряпку и принялся укладывать рогатку и доску в рюкзак. Налетевший ветерок рассеял дым, охотники в очередной раз, раззявив рты, глядели на результат дедовой охоты. Три четверти стаи лежало на воде, вдобавок повсюду плавали вылетевшие перья, короче создавалось впечатление, что уток там больше, чем воды. Дед, оглядев это безобразие, сказал «Эх правее надо было брать, полстаи ушло!».

В общем, собрали уток, И все поняли, что смысла задерживаться больше нет. Мужики наскоро выпили и понуро погребли домой. По дороге дед сноровисто увязывал уток в какую-то копну, получился пучок килограмм этак на 40, не считая того, что дед отдал охотникам (типа не зря же плавали). В целом все кончилось отлично, вот тока каждую третью утку есть было нельзя, потому что дроби в некоторых было заметно больше, чем мяса, впрочем на это как раз никто не обиделся, но деда больше с собой на охоту не звали. Как говорил дед «Не хотят в свои пехотные дела старого артиллериста допущать» и по-ленински вскидывал бровь.

Утка смеется над охотником

Каждый мужчина помнит свою первую охоту. Правда, какая именно охота в моей жизни была первой сказать трудно и вы, надеюсь, поймете меня, когда дочитаете этот небольшой рассказ до конца.

В первый раз я отправился туда с отцом, когда мне было пять лет. Кажется, это был август и мы гостили у родственников в Ючюгее. Конечно, ружья своего тогда у меня не было. Провожая нас, бабушка распихала по моим карманам карамельки, а отцу в рюкзак положила бутылку с чаем. Направились мы в сторону сенокосных угодий, в местность Тэптиргэ.
— Ну, где же утки, когда мы их увидим? — спрашивал я у папы чуть ли каждые несколько минут. Меня нещадно кусала мошкара, она лезла в рот, в нос, в глаза, уши. Но уток всё не было. И с каждым разом моя надежда, что сегодня мы что-нибудь добудем, угасала. А ведь так хотелось услышать бабаханье выстрела, что не было уж сил терпеть.
Наконец, мы дошли до стога с сеном. Рядышком с ним устроили привал. Я посмотрел назад. Бабушкин дом белел далеко-далеко. Сама же бабушка с тетей Акутей стояли у калитки, видимо наблюдали за нами. Отец их тоже заметил, усмехнулся. Тем временем, я попил чайку, поел конфет, меня обмазали «Дэтой » и жизнь снова вошла в свое русло.
Вдруг батя велел мне замереть. Он резко вскинул свой дробовик, грянул выстрел и совсем неподалеку от нас с неба упала невесть откуда взявшаяся птица. Когда отец её подобрал, она еще была жива и делала последние попытки, чтобы вырваться.
— Смотри, кряква! Только давай её сначала убьем, чтобы не мучилась, — отец стукнул утку головой об приклад. Птица затихла. Прежде чем передать мне добычу, отец выщипал перья с копчиковой железы. — На, держи.
Вот оно, где счастье! Я расправил её крылья — красота! Рассмотрел лапки — здорово! Затем перейдя к голове, начал то открывать, то закрывать ей клюв и покрякивать. Я бы мог наверное это делать долго, пока отец меня не остановил.
— Не играй с добычей. Аньыы (грех — прим. авт.) — он закинул утку в рюкзак и мы пошли дальше, пока не добрались до силосной ямы. Неподалеку оттуда отец добыл еще двух уточек. Ну все, пора в обратный путь.
Конфет уже в карманах не было, зато лежали три стреляные гильзы. Ух! Какой неповторимый запах они источали! Я периодически пихал под нос картонные цилиндры и просто балдел от аромата горелого пороха.
Когда проходили мимо пруда, вспугнули стаю чирков.
— Давай-давай, папа, стреляй! — завопил я. Но отец лишь ласково потрепал меня по голове:

— Нам для супчика хватит и трех.
И, наверное, это был самый важный охотничий урок — не добывай ничего сверх нормы.

Вот с того самого незабываемого дня желание охотиться не покидало меня. Но следующая моя вылазка на утиную охоту случилась только весной следующего года. На этот раз взял меня с собой мой двоюродный брат Павел, которому тогда было лет восемнадцать.
Планы уже были серьезней — мы отправлялись на озеро, где мне впервые предстояло ночевать в скрадке.
— У каждого охотника должна быть своя ноша. Особенно у того, кто без ружья, — сказал посмеиваясь брат и, завернув телячью шкуру в рулон, прикрепил её к моей спине в виде ранца.
Желание предстать перед братом в лучшем цвете подстегивало меня и добрались мы до Баанньа-Кюёля, а именно так называлось озеро, довольно быстро. Правда, уже на половине пути шкуру Павел уже нес сам, я лишь плелся сзади.
И вот, наконец, мы добрались до места. Большая часть озера была еще покрыта льдом, лишь перед палаткой, которая и служила скрадком, чернела зловещая вода.
— Это опасное озеро, никуда не отходи отсюда, — предупредил меня брат. — Здесь мой дед утонул.
— Когда?! — испугался я, наивно поняв это так, как будто случилось совсем недавно. Я даже успел представить барахтающегося в метре от берега старика.
— Давно, — усмехнулся Павел. — Поэтому озеро так и называется — Баанньа Кюёле (озеро Вани — прим. авт.).
Топонимические подробности нисколько не успокоили меня и я юркнул в палатку. Павел же заплыл на лодке в полынью и расставил манки. Вернувшись, натопил печь в харане и мы поужинали. Железная печка затрещала, загудела, моментально наполнив жаром всю палатку.
— Так, сейчас я лягу спать — зевая, сказал разморенный брат. — А твоя задача простая — ты должен сидеть и ждать уток. Как только они прилетят — буди.
Через минуту уже послышался храп. В первое время я не отводил глаз от манков. Их было ровно 5 штук. Просидел очень долго. Вскоре и у меня начали слипаться глаза. И вдруг, сначала со стороны леса, а потом уж совсем рядом от нас послышался чей-то очень громкий зловещий голос:
— Эбэ-бэ-бэ-бэбэбэ кабяю, кабяю. Эбэ-бэ-бэ-бэбэбэ кабяю, кабяю.
Я сразу представил, что если высуну голову из палатки, то увижу ковыляющую в нашу сторону бабу-ягу или абасы. От этой картины у меня волосы встали дыбом. Судорожно тряся спящего брата, я начал испуганно, почти плача, ему нашептывать:
— Кто-то идет, кто-то идет.
— Это же куропатка, — буркнул мой наставник и перевернулся на другой бок. Я сразу успокоился. Куропаток-то я знал, хотя до этого никогда и не думал, что они могут издавать такие пугающие звуки. Фантазии с нечистыми силами моментально испарились, и на смену им пришли другие, более радужные. Я начал мечтать о том, что вот сейчас прилетит стая уток, я разбужу брата и он метким выстрелом их всех сразит. А потом скажет, вот, какой ты молодец, что не проспал!
Но через миг, все мои мечтания прервал неожиданный и еще более пугающий звук, но уже где-то в небе, прямо над палаткой. Я снова кинулся трясти брата.
— Ты мне дашь спать? Что такой трусливый? Это же бекас, — проворчал Павел, и, как ни в чем не бывало, продолжил сон.
Я снова остался в одиночестве, но страстные куропаточьи серенады и блеяние бекасов меня уже не пугали. От нечего делать я начал жевать галету и вдруг заметил, что один из наших манков двигается. Я протер глаза и пересчитал их. Манков стало шесть? Нет, это была самая настоящая утка!
Уже в третий раз я кинулся трясти брата, но лишь услышал короткое: «Отвали, стреляй сам».
Ружье лежало между нами, прислоненное стволом к поперечной перекладине нашей бойницы. Я провел рукой по стволу, погладил приклад, но как бы я себя не настраивал, на большее не решился.
А селезень, вдоволь подразнив своим присутствием, не стал дожидаться пока проснется Павлик и улетел. Понемногу светало. Режим дошколенка брал свое и я сам не заметил, как рухнул спать.
С утра надо было возвращаться в поселок. Пока собирались, брат то и дело посмеивался надо мной, видимо, представляя, сколько страху и переживаний я в эту ночь натерпелся. А мне приходилось лишь смущенно оправдываться.
Уже перед самым уходом, Павел подобрал с кострища обугленную консервную банку и поставил на одинокую кочку. Мы отошли от неё метров на 15.
— Говоришь, не стрелял до этого? Сейчас я тебя научу, — брат зарядил ружье осторожно передал его в мои руки. Но как оказалось, руки до курка не доставали, совсем чуть-чуть. Пришлось снять телогрейку. Целился долго. Бу-у-м! Приклад неслабо ударил по плечу, но в тот момент это волновало меньше всего. Ведь я попал! Банка отлетела назад почти на метр. Брат одобрительно похлопал меня по плечу:
— Если бы это была утка, то ты бы её убил наповал. Так что можешь всем рассказывать, что умеешь отлично стрелять. Теперь домой!
Прибыли в поселок уже ближе к обеду. Встретили на улице дедушку Петра.
— Ну как дела, охотники? Уток много? — крикнул он нам издалека.
— Утки-то есть, только вот притащить сил не хватило, — отшутился Павел. А я же, понял это буквально и решил, что надо всем говорить, что без добычи мы не остались. Тут дедушка обратился ко мне:
-Ну что малой, сколько уток добыл?
Я сначала и не знал что ответить, но затем, немного помявшись, неуверенно и тихо просопел:
-Одну.
— Ну ты молодец! Настоящий охотник! — обрадовался Петр. Мудрый старик-то знал, что я сочиняю, но виду не подал. Ну разве что, уже потом, встречая меня, он со смешинкой в глазах, начинал переспрашивать меня о впечатлениях той охоты. А я и сам догадывался, что мне не поверили, но удивляло одно: никто — ни брат, не другие родные, позже не корили меня за эту ложь.
И это был второй урок — охотнику дозволено иногда соврать, либо прикрасить историю. Может именно поэтому все охотничьи истории именуются байками, то есть рассказами, в которой почти всегда присутствует вымысел.

Осенью того же года меня взяли в начальную школу. Все мои воспоминания об охоте в тот период жизни отрывочны, за исключением одного случая, который произошел, когда я уже заканчивал 3-й класс.
В тот день в парке Томтора была организована игра «Зарница», приуроченная к очередной годовщине Великой Победы. Наш класс остался в проигравших, так что вернулся я домой довольно грустный. Не успел разуться, как ко мне подбежала сестра и протараторила:
— А у меня есть новость! А у меня есть новость! Но обещала, что тебя не расскажу! Тебе не расскажу!
И убежала. Меня это сразу заинтересовало. Я ринулся за ней, но уговаривать её не пришлось, так как ей самой не терпелось поделиться со мной этой новостью.
— Папа едет на охоту в Ючюгей и берет тебя с собой!
От этих слов я уже был на седьмом небе от счастья, но и это было не все.
— А еще. он купил. тебе ружье, — прошептала Снежка. — Но этого я не должна была говорить.
Тут нас позвали обедать. Родители уже были на кухне. Когда мы вошли, они сразу поняли, что семейный секрет раскрыт немного раньше времени. Загадочно улыбаясь, мы все начали молча кушать, а через минуту отец посмеиваясь, спросил у меня:
— Сестра уже тебе все рассказала?
Я еле заметно кивнул, хотя на самом деле мне хотелось вопить от переполнявших чувств. Сам папа тоже не скрывал своей радости, мама же была сдержанна. Как и любая мать на ее месте, она лишь попросила отца хорошенько присматривать за мной, а мне быть повнимательней. Затем ушла в комнату и вернулась с дополнительным подарком. Это был некогда принадлежавший моему знаменитому дедушке Николаю Максимовичу Заболоцкому-Чысхаану старенький патронташ. Теперь он уже был мой. Само же ружье, ИЖ-18 20-го калибра ожидало меня в салоне автомобиля.
Уже через час мы держали путь в Ючюгей. Здесь, недолго передохнув с пути, мы отправились на охоту — первую настоящую охоту, где я уже был не простым наблюдателем, а добытчиком.
В паре километров от поселка, в районе озер Тураннах, был расположен скрадок моих дядь — Михаила, Ивана, Анатолия и Степана. Туда мы и направились. Только успели прибыть и обустроиться, как снаружи послышался шум крыльев.
— Сели, сели, — с азартом прошептал дядя Миша. Он проверил готовность стрелков и тихо отсчитал до трех. Раздался залп, от которого затряслась вся палатка.
Мы все высыпались наружу. На поверхности водной глади между манками неподвижно лежало несколько уток. Чуть в стороне барахтались три подранка, самого шустрого из которых метким выстрелом обездвижил дядя Толя, второго — дядя Иван. А вот третьего доверили мне. Отец помог зарядить ружье, подсказал, как снять его с предохранителя. Я старательно прицелился. Бум! В последний раз задергав крыльями, утка затихла.
Мы подобрали всю добычу и забрались в палатку. Ждать пришлось недолго. Не прошло и получаса, как прилетела очередная стая уток и история повторилась.
Так продолжалось всю ночь и каждый раз оставшихся подранков доверяли мне. Это была самая незабываемая ночь в моей жизни и, конечно же, я не сомкнул глаз. Прилечь удалось только после восхода солнца.
Проснулся от жары уже через пару часов. Солнце напекло так, что в палатке было как в бане. Я был один. Вышел, огляделся — никого. И тут вспомнил, что когда уже засыпал, отец просил меня выспаться и предупредил, что заберет меня отсюда ближе к обеду.
Но спать уже не хотелось, как и не хотелось попусту ждать. Я нацепил на пояс патронташ и захватив ружье, отправился в поселок.
По пути неоднократно видел уток. Стреляные птицы уже были достаточно осторожны, чтобы подпустить охотника на расстояние выстрела и все мои неумелые попытки подкрасться к ним поближе, провалились. Было очень обидно, что приду домой без добычи.
Чтобы как-то поразвлечься я решил пострелять по мишеням. Подобрав несколько сухих коровьих «лепёшек», я расставил их на лугу и с удовольствием с ними разделался.
И тут в поле моего зрения попали кулики на которых до этого совсем не обращал внимания. Они сидели, аккуратно выстроившись в ряд на краю одной из лужиц. До них было не больше десяти шагов. Прицелившись, я спустил курок. Большая часть пернатых улетела, однако выстрел не прошел впустую. Подобрал полтора десятка штук. Затянув потуже патронташ, я распихал птиц за пазуху и довольный пошел в Ючюгей.
Тетя Акутя заметила меня еще до того, как я вошел во двор и вышла встречать.
— Ну как дела, охотник? — спросила она, — Сколько уток добыл?
— Пятнадцать! — ответил я гордо.
Мой ответ несколько её удивил:
— А где они?
Я отдал ружье тете, расстегнул верхние пуговицы телогрейки и высыпал прямо на землю тушки куличков.
— О-о, вот так утки так утки! — рассмеялась она. — Ну пойдем, теперь надо бы их приготовить.
Следующие полчаса меня учили выщипывать перья. Радости от этого было мало, но пришлось выполнять все указания.
Но зато после этого мы все сели за стол. В качестве главного обеденного блюда был куличий суп. Его неповторимый вкус помню до сих пор, как и полученный в тот день очередной урок — каждый охотник обязан уметь разделывать и готовить добычу.
Уже через пару лет я ходил на охоту самостоятельно. Как раньше, я уже не палил по «лепешкам» и по куликам, относился ко всему со взрослым пониманием и осторожностью. И с каждым годом, азарт охотника во мне только рос.
Если сейчас школьники на перемене обсуждают видеоигры, то тогда наши разговоры с одноклассниками были исключительно об охоте. Мы хвалились друг перед другом своими историями, делились пусть небольшим, но все же личным опытом.
. С тех самых пор прошло немало времени. Сейчас, как ни странно, к охоте я совершенно равнодушен. Некоторые говорили, что это временно. Мол, стоить тебе побродить с ружьем по лугам, как снова азарт охотника в тебе проснется. Но нет, этого не произошло. Меня несколько раз приглашали на охоту и я ходил туда. Но того сладостного предвкушения предстоящей охоты, того неуёмного юношеского рвения или безграничной радости от меткого выстрела уже не было, да наверное и не будет. И возможно, это и лучшему.