Кто уходит на охоту, теряет свое место, — гласит французская пословица. А тут кто куда уходит?

Военный мемориал Брэдфорда увековечивает память 37 000 человек английского города Брэдфорд, который служил в британских вооруженных силах в Первой мировой войне. Многие из 5000 погибших служили в двух батальонах « Брэдфорд Палс » и были убиты 1 июля 1916 года, в первый день Первой битвы на Сомме .

Каменный пилон с бронзовыми статуями был открыт 1 июля 1922 года на площади Виктории, рядом с Принцессой, к северо-востоку от памятника королевы Виктории, занесенного в список II степени. Бронзовая мемориальная доска была добавлена ​​после Второй мировой войны, и мемориал также ознаменовывает более поздние конфликты. Он стоит между Национальным музеем средств массовой информации и театром Альгамбра в Брэдфорде, и в 2016 году был занесен в список II степени.

Мемориал был спроектирован городским архитектором Брэдфорда Уолтером Уильямсоном со скульптурой HH Martyn и Co of Cheltenham. Он включает в себя центральный сужающийся пилон высотой 4,35 м (14,3 фута), сделанный из камня из близлежащего карьера Болтон Вудс, увенчанный каменным саркофагом. Передняя и задняя поверхность пилона вырезаны крестом, нижняя часть которого становится лезвием меча, проходящим через венец. Передний венок имеет свиток со словами « PRO PATRI MORI ». По обе стороны пилона имеется крылатый венок с буквами « RAF ». Пилон представляет собой овальную платформу со ступенями вниз по дороге, проходящей мимо.

На ступенчатом основании стоят две бронзовые статуи, по одной с каждой стороны от центрального пилона, солдат слева и моряк справа, каждый бросается вперед с винтовкой. Исторические Англии приписывают бронзовые скульптуры на Роберту Линдси Кларк (отец Филипп Lindsey Clark ) , который был главой скульптор в ОМ Martyn и Co Ltd с 1905 по 1926 году Воинственный Поза солдата был спорным, когда мемориал был открыт первым. Первоначально каждая винтовка имела фиксированный штык; лезвия были повреждены в 1969 году, а затем удалены, но рукоятка каждого штыка остается на месте.

Мемориал был открыт в субботу, 1 июля 1922 года, в шестую годовщину начала Первой битвы на Сомме перед толпой в 40 000 человек, подполковником Олдерманом Энтони Гади (бывший лорд-мэр Брэдфорда, а затем Член парламента от Брэдфорд Сентрал с 1924 по 1929 год). Он был посвящен в архидиаконе Брэдфорд, Уильям Стэнтон Джонс (впоследствии епископ Sodor и человек ).

Текст книги «Дни Турбиных»

Автор книги: Михаил Булгаков

Жанр: Драматургия, Поэзия и Драматургия

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Сноски внутри текста

«Кто уходит на охоту, теряет свое место» (фр.). Переводы иностранных текстов даны по первому изданию пьесы: Булгаков М. Дни Турбиных. Последние дни. М., 1955.

Будьте любезны, позовите к телефону господина майора фон Дуста. Да. Да. (нем.)

Имеем честь приветствовать вашу светлость (нем.).

Я очень рад вас видеть, господа. Прошу вас, садитесь. Я только что получил известия о тяжелом положении нашей армии (нем.).

Мы об этом знали уже давно (нем.).

Это неслыханно! (нем.)

Ваше превосходительство, у нас нет времени. Мы должны. (нем.)

Родина есть родина (нем.).

Господин доктор, будьте так любезны. (нем.)

Пьеса в четырех действиях

. играют менуэт Боккерини. – Боккерини Луиджи (1743-1805) – итальянский композитор и виолончелист.

Вот комиссия, Создатель. – Ср. с репликой Фамусова из «Горя от ума»: «Что за комиссия, Создатель. » В первой редакции после этого реплика Алексея: «В особенности когда у этой сестры симпатичный муж».

. милые мужички сочинения графа Льва Толстого! – Во второй редакции: «А мужички там еще. Вот эти самые богоносцы окаянные, сочинения господина Достоевского».

В первой редакции:

«А л е к с е й. Зачем, объясни, пожалуйста, Трактир понадобилось охранять? Ведь Петлюры там не может быть?

М ы ш л а е в с к и й. Ты Достоевского читал когда-нибудь?

А л е к с е й. И сейчас, только что. Вон „Бесы» лежат. И очень люблю.

Н и к о л к а. Выдающийся писатель земли русской.

М ы ш л а е в с к и й. Вот. Вот. Я бы с удовольствием повесил этого выдающегося писателя земли.

А л е к с е й. За что так строго, смею спросить?

М ы ш л а е в с к и й. За это – за самое. За народ-богоносец. За сеятеля, хранителя, землепашца и. впрочем, это Апухтин сказал.

А л е к с е й. Это Некрасов сказал. Побойся Бога.

М ы ш л а е в с к и й (зевая). Ну и Некрасова повесить.

А л е к с е й. Кто ж там под Трактиром все-таки?

М ы ш л а е в с к и й. А вот эти самые достоевские мужички, богоносцы окаянные. Все, оказывается, на стороне Петлюры».

Я бы всю эту вашу газетную шваль. – Даже гетман П. П. Скоропадский признавал, что «на Украине не было ни одной хорошей, то есть действительно серьезной газеты, разбиравшейся в данной обстановке и понимавшей свою задачу в такую трудную историческую минуту» (Скоропадский П. П. С. 57).

Взял я этого толстовского хрена. – Во второй редакции: «Взял я этого богоносного хрена. »

. сбегаешь в царство небесное. – Во второй редакции далее: «Святой землепашец версты полторы летел как заяц».

Трактирный завсегдатай. – Л. С. Карум в своих воспоминаниях «Рассказ без вранья» так отзывался о Мышлаевском: «Во-первых, Сынгаевский (под фамилией Мышлаевский) – это был студент, призванный в армию, красивый и стройный, но больше ничем не отличавшийся. Обыкновенный собутыльник. В Киеве он на военной службе не был, затем познакомился с балериной Нежинской, которая танцевала с Мордкиным, и при перемене. власти в Киеве, уехал на ее счет в Париж, где удачно выступал в качестве ее партнера в танцах и мужа, хотя был на двадцать лет моложе ее». Вообще отзывы Карума об окружении Булгакова крайне субъективны и злы. Впрочем, и во времена киевские Булгаков все это от Карума слышал, что видно из следующей реплики Тальберга (первая редакция): «Я органически не выношу эту трактирную физиономию. Как только появляется господин Мышлаевский, появляется водка, казарменные анекдоты и прочее. Я совершенно не понимаю Алексея. Среди всех этих Шервинских и Мышлаевских Алексей сам сопьется» (ОР РГБ, ф. 562, к. 71).

Между тем сам Булгаков о Мышлаевском сказал так:

«Мышлаевский – выдумка, хотя в основе лежит фигура одного офицера» (ОР РГБ, ф. 218, № 1269, ед. хр. 6, л. 1).

Скажи мне, кудесник, любимец богов. – Популярная солдатская песня времен Первой мировой войны на слова «Песни о вещем Олеге» Пушкина, но с припевом:

Так громче, музыка, играй победу,
Мы победили, и враг бежит,
Так за царя, за Русь, за нашу веру
Мы грянем громкое ура!

«. чтобы наши мужички не заболели московской болезнью». – В первой редакции: «. чтобы наши богоносцы не заболели бы московской болезнью.

М ы ш л а е в с к и й. Аа. Богоносцы. Достоевский. Смерть моя. Слышал. Вот кого повесить. Достоевского повесить!

А л е к с е й. Он был пророк! Ты знаешь, он предвидел все, что получится. Смотрите, вон книга лежит – „Бесы». Я читал ее как раз перед вашим приходом. Ах, если бы это мы все раньше могли предвидеть! Но только теперь, когда над нами стряслась такая беда, я начал все понимать. »

Кафейная армия. У него, у мерзавца, валюта в кармане. – Булгаков дает абсолютно точную характеристику разложившемуся офицерству. А вот мнение П. П. Скоропадского по этому вопросу: «. Далеко не все офицерство отозвалось на призыв идти на защиту городов или в особый корпус. Многие офицеры с целью наживы устроились в Киеве. В то время Киев особенно был городом самой беззастенчивой спекуляции. Очень многие офицеры. бросались на всякие прибыльные авантюры, иногда совсем несовместимые с офицерским званием, и наживали большие деньги. Такие офицеры уже не годились для боевой службы. Они изобретали всевозможные отговорки, лишь бы только не отозваться на призыв. Они много, много принесли вреда. » (Скоропадский П. П. С. 98). Казалось бы, оценки офицерства совпадающие, но Булгаков в том и упрекает гетмана, что разложение офицеров началось после их невостребования своевременного гетманской властью, которая более всего боялась именно возрождения боеспособной русской армии.

Мы не удержим Пвтлюру. А вот за ним придут большевики. Вот из-за этого я и иду. мы встретимся с ними. – Во второй редакции более определенно: «Ну, не удержим Петлюру. Он ненадолго придет, а вот за ним придет Троцкий. Из-за этого я и иду. когда придется нам встретиться с Троцким. »

Кого? Большевиков? Ну, мы им сейчас покажем. Комиссаров буду стрелять. Кто из вас комиссар? – Во второй редакции: «Троцкого? Ах, Троцкого. Мы ему сейчас покажем. (Вынимает маузер.) В комиссаров буду стрелять. (В зрительный зал.) Который из вас Троцкий?»

Именно такого рода «конкретизация» врага белых вызывала неприятие не только у «критиков» и цензуры, но и у постановщиков пьесы в Художественном театре.

Алеша, разве это народ! Ведь это бандиты. Профессиональный союз цареубийц. – Любимый булгаковский прием: разбрасывать свои важные мысли по персонажам. В данном случае Мышлаевский продолжает убиваться мыслью о собственном народе, но расширяя уже свое видение трагедии России до высшего сословия. Речь конкретно идет об убийствах Петра III, Павла I и Александра II, отменившего крепостное право. Булгаков акцентирует внимание именно на «симпатичном» императоре, давшем народу волю, и получившему в ответ бомбу. В связи с этим хотелось бы привести отрывок из воспоминаний писателя Августа Явича о его споре с Булгаковым именно на исторические темы, и в частности о тиранах.

«– Какой тиран не совершал преступлений! – подкинул снова Булгаков.

И я опять клюнул на приманку.

– Никогда не поставил бы Наполеона при всех его преступлениях в ряду тиранов, таких как Иван Грозный. Вспомните его кровавый синодик. И так же бил земные поклоны, стирая кожу со лба и натирая мозоли на коленях.

– Не слишком ли густо, – сказал Булгаков. – Преступник, злодей, безумец, спору нет, а все же утвердил самодержавие и российскую государственность.

– И обескровил Русь, подготовил Смутное время.

– И не дал растерзать Русь шакалам на мелкие княжеские вотчины» (Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 158-159). Спор этот происходил в 1920-е гг., когда новое «самодержавие» еще не утвердилось в советской Руси.

Пороть их надо, негодяев, Алеша! – В первой редакции в ответ Алексей говорит: «Вот Достоевский это и видел и сказал: „Россия – страна деревянная, нищая и опасная, а честь русскому человеку только лишнее бремя!»» И далее: «Ш е р в и н с к и й. На Руси возможно только одно. Вот правильно сказано: вера православная, а власть самодержавная».

Пустое, мрачное помещение. Надпись: «Штаб 1-й кинной дивизии». Штандарт голубой с желтым. – В первой редакции картина начинается иначе, она показана как сон Алексея Турбина. Причем сон кошмарный. Сцену затягивает туман. Халат на стене внезапно раскрывается, и из него выходит Кошмар. Он начинает глумиться над Алексеем, пересказывая ему все, что говорилось в квартире Турбиных: «Голым профилем на ежа не сядешь. Святая Русь страна деревянная. (Душит Алексея.) Я к вам, Алексей Васильевич, с поклоном от Федора Михайловича Достоевского. Я бы его, ха, ха. повесил бы. Игривы Брейтмана остроты, а где же сенегальцев роты. Скажу вам по секрету, уважаемый Алексей Васильевич, не будет никаких сенегальцев. А союзники – сволочь. » Затем Кошмар предсказывает Алексею «очень нехорошие вещи», предлагает снять погоны. Когда же Алексей во сне из последних сил кричит, что не верит ему, что он миф, – взъяренный Кошмар свистит пронзительно и говорит: «Ах, все-таки миф? Ну, я вам сейчас покажу, какой это миф».

И затем стены Турбинской квартиры исчезают. Из-под полу выходит какая-то бочка, ларь и стол. И выступает из мрака пустое помещение. Кошмар проваливается, исчезает Алексей. И на сцене появляются петлюровцы.

Це я, Франько. – Во второй редакции этому предшествует:

«Голос (за окном кричит отчаянно). Що вы, Панове! За що? За що? (Визг.)

Г а л а н ь б а (за сценой). Я тебя, жидовская морда. Я тебе. (Визг, выстрел.)».

. «Якись жиды, пан сотник, мимо мосту по льду дали ходу из Слободки». – Одна из важнейших сцен с пытками и убийством еврея, которой автор придавал большое значение и которую отчаянно отстаивал перед театром и цензурой, все-таки в последний момент была выброшена из пьесы. Мы приводим эту сцену по первой редакции:

«Г а л а н ь б а. Аа. Добро пожаловать.

Г а й д а м а к. Двоих, пан сотник, подстрелили, а этого удалось взять живьем, согласно приказа.

Е в р е й. Пан сотник!

Г а л а н ь б а. Ты не кричи. Не кричи.

Е в р е й. Пан старшина! Що вы хочете зробыть со мною?

Г а л а н ь б а. Що треба, то и зробым. (Пауза.) Ты чего шел по льду?

Е в р е й. Що б мне лопнули глаза, що б я не побачив бильше солнца, я шел повидать детей в городу. Пан сотник, в мене дити малы в городу.

Б о л б о т у н. Через мост треба ходить до детей! Через мост!

Е в р е й. Пан генерал! Ясновельможный пан! На мосту варта, ваши хлопцы. Они гарны хлопцы, тильки жидов не любять. Боны меня уже билы утром и через мост не пустили.

Б о л б о т у н. Ну, видно, мало тебя били.

Е в р е й. Пан полковник шутит. Веселый пан полковник, дай ему Бог здоровья.

Болтун. Я? Я – веселый. Ты нас не бойся. Мы жидов любимо, любимо.

Слабо слышна гармоника.

Ты перекрестись, перекрестись.

Е в р е й (крестится). Я перекрещусь с удовольствием. (Крестится.)

Г а й д а м а к. Испугался жид.

Б о л б о т у н. А ну кричи: „Хай живе вильна Вкраина!»

Е в р е й. Хай живе вильна Вкраина!

Г а л а н ь б а. Ты патриот Вкраины?

Молчание. Галаньба внезапно ударяет еврея шомполом.

Обыщите его, хлопцы.

Г а л а н ь б а. Зачем шел в город?

Е в р е й. Клянусь, к детям.

Г а л а н ь б а. Ты знаешь, кто ты? Ты шпион!

Б о л б о т у н. Правильно.

Е в р е й. Клянусь – нет!

Г а л а н ь б а. Сознавайся, что робыл у нас в тылу?

Е в р е й. Ничего. Ничего, пане сотник, я портной, здесь в слободке живу, в мене здесь старуха мать.

Б о л б о т у н. Здесь у него мать, в городе дети. Весь земной шар занял.

Г а л а н ь б а. Ну, я вижу, с тобой не сговоришь. Хлопец, открой фонарь, подержите его за руки. (Жжет лицо.)

Е в р е й. Пане. Пане. Бойтесь Бога. Що вы робыте? Я не могу больше! Не могу! Пощадите!

Г а л а н ь б а. Сознаешься, сволочь?

Е в р е й. Сознаюсь.

Г а л а н ь б а. Шпион?

Е в р е й. Да. Да. (Пауза.) Нет. Нет. Не сознаюсь. Я ни в чем не сознаюсь. Це я от боли. Панове, у меня дети, жена. Я портной. Пустите! Пустите!

Г а л а н ь б а. Ах, тебе мало? Хлопцы, руку, руку ему держите.

Е в р е й. Убейте меня лучше. Сознаюсь. Убейте!

Г а л а н ь б а. Що робыл в тылу?

Е в р е й. Хлопчик родненький, миленький, отставь фонарь. Я все скажу. Шпион я. Да. Да. О, мой Бог!

Г а л а н ь б а. Коммунист?

Е в р е й. Коммунист.

Б о л б о т у н. Жида не коммуниста не бывае на свете. Як жид – коммунист.

Е в р е й. Нет! Нет! Что мне сказать, пане? Що мне сказать? Тильки не мучьте. Не мучьте. Злодеи! Злодеи! Злодеи! (В исступлении вырывается, бросается в окно.) Я не шпион!

Г а л а н ь б а. Тримай его, хлопцы! Держи!

Г а й д а м а к и. В прорубь выскочит.

Галаньба стреляет еврею в спину.

Е в р е й (падая.) Будьте вы про.

Б о л б о т у н. Эх, жаль. Эх, жаль.

Г а л а н ь б а. Держать нужно было.

Г а й д а м а к. Легкою смертью помер, собака.

После отъезда петлюровцев внезапно появляется Кошмар и спрашивает Алексея: «Видал?» Алексей в исступлении кричит: «Помогите! Помогите!» – и просыпается.

И когда по белой лестнице Поведут нас в синий край. – По поводу этой песни и всего эпизода Булгаков высказался (запись П. С. Попова) так: «Слова Турбина перед тем, как подняться на лестницу: „И когда по белой лестнице поведут нас в светлый край. Серьезно и весьма. Весьма серьезно. Застава бы не засыпалась. «

Первые слова взяты из пошлой песенки Вертинского, которая пелась юнкерами. Мне важно было, чтобы юнкера пели совершенно неподходящие вещи. » (ОР РГБ, ф. 218, №1269, ед. хр. 6, л. 2, 6).

. на Дону, вы встретите то же самое. тех же генералов и ту же штабную ораву. Они вас заставят драться с собственным народом. белому движению. конец. Народ не с нами. Он против нас. – Ни в первой редакции пьесы, ни во второй этого текста нет, он присутствует только в третьей редакции. Конечно, это было сделано Булгаковым только во имя спасения пьесы. Но именно этот текст и некоторые другие вставки позволили Сталину заявить, что пьеса «Дни Турбиных» дает «больше пользы, чем вреда. » и что она «есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма». И добавить: «Конечно, автор ни в какой мере „не повинен» в этой демонстрации. Но какое нам до этого дело?» (Сталин И. В. Соч. М., 1946. Т. 11. С. 326-329).

Крещенский сочельник 1919 года. – Через несколько лет Булгаков пояснил: «События последнего действия в пьесе отношу к празднику Крещенья, то есть 19 января 19[19] года. Раздвинул сроки. Важно было использовать елку в последнем действии» (ОР РГБ, ф. 218, № 1269, ед. хр. 6, л. 1, 3).

Ты победил, Галилеянин! – Римский император Юлиан (331-363), получивший прозвище Отступника за переход из христианства в язычники, будучи смертельно раненным в битве с персами (кто и как ранил императора, осталось тайной; Сократ Схоластик в своей «Церковной истории» (М., 1996. С. 156) пишет о сверхъестественном ранении Юлиана: «. неизвестно откуда принеслась стрела и, ранив плечо, пронзила бок его. От этой раны Юлиан лишился жизни, а кто убил его, узнать не могли. Калист утверждает, что он. быв поражен демоном») и понимая свое удивительное ранение как наказание за вероотступничество, воскликнул: «Ты победил, Галилеянин!», имея в виду Христа.

Кстати, о прототипе Шервинского Булгаков высказался довольно осторожно: «Шервинский имеет определенный прототип; он менее проступает в пьесе. Вообще в пьесе меньше непосредственных черт реальных персонажей».

Какое же отечество, когда большевики? – Во второй редакции: «Какое же отечество, когда Троцкий идет? Россия кончена. Пойми, Троцкий. Командир был прав. Помнишь? Вот он, Троцкий».

Большевики. Великолепно! Очень рад! – Во второй редакции: «Троцкий? Великолепная личность. Очень рад. Я бы с ним познакомился и корпусным командиром назначил бы».

Потому что за большевиками мужички тучей. – Во второй редакции: «Потому что Троцкий глазом мигнул, а за ним богоносцы тучей. А я этим богоносцам что могу противопоставить?»

Пусть мобилизуют. Народ не с нами. Народ против нас. – Те же вставки, о которых мы уже говорили. В первой и второй редакциях этого текста нет.

Теперь пошли дела не наши! – Во второй редакции: «Теперь пошли дела богоносные».

Была у нас Россия – великая держава. – Слова из белогвардейской песни. Во второй редакции эту песню напевает Николка.

Когда вас расхлопают на Дону. – Согласно записям П. С. Попова, которые он делал в июне-сентябре 1925 г. со слов Булгакова, эти слова являются вставкой цензуры в третью редакцию пьесы (ОР РГБ, ф. 218, № 1269, ед. хр. 3, л. 1, 4).

. в Берлине мне удалось достать командировку на Дон, к генералу Краснову. Я за тобой. – Во второй редакции Тальберг принимает иное решение: «Я решил вернуться и работать в контакте с Советской властью. Нам нужно переменить вехи. »

Я гений – Игорь Северянин. – Первая строка из стихотворения И. Северянина «Эпилог».

Так за Совет Народных Комиссаров. – Этот текст появился в сценической версии МХАТа.

Кому – пролог, а кому – эпилог. – В первой и второй редакциях концовка иная:

«Л а р и о с и к. Господа, слышите, идут! Вы знаете – этот вечер – великий пролог к новой исторической пьесе.

М ы ш л а е в с к и й. Но нет, для кого пролог, а для меня – эпилог. Товарищи зрители, белой гвардии конец. Беспартийный штабс-капитан Мышлаевский сходит со сцены. У меня пики.

Сцена внезапно гаснет. Остается лишь освещенный Николка у рампы.