Парфорсная охота: история, процесс и вид охоты с гончими собаками

Парфорсная охота является древним видом охоты, который практиковался еще галлами. Своего расцвета и великолепия она достигла во Французском королевстве во времена правления Людовика XIV (1643-1715 гг.). В качестве дичи в основном использовались олени. Тогда содержали довольно большой штат специальных слуг, егерей (пеших и конных), использовалась охотничья музыка. О парфорсной охоте с гончими и терьерами рассказано в статье.

От галлов до наших дней

Как свидетельствуют римские авторы, уже у первых французских королей (около III в. н. э.) имелись очень большие стаи гончих собак. Они охотились на таких крупных и сильных зверей, как медведи, кабаны, лоси, туры, зубры. Их загоняли до изнеможения, что по-французски звучит, как par force, то есть «силой». После того, как звери падали, их добивали с помощью стрел, копий или дротиков.

Осуществление такого грандиозного действа влекло за собой необходимость содержания большого количества гончих собак, злобных и сильных. Когда же происходила охота на лисиц, волков и зайцев, понадобились и охотники на конях. Сначала дичь выгонялась гончими из леса на опушку, в поле, где ее ждали вместе с гончими собаками на сворах конные охотники.

По свидетельству средневековых хроник, лишь во Франции в XIV веке имелось больше, чем 20 тыс. охотников с гончими. Постепенно стали «вырисовываться» французские породы гончих собак (при Людовике IX), среди которых четыре основные. Это:

• королевские белые,
• Святого Губерта – черные,
• Святого Людовика – серые,
• бретонские рыжие.

Расцвет при «Короле-Солнце»

Как уже упоминалось выше, своего великолепия парфорсная охота во Франции достигла при короле Людовике XIV. Она выглядела следующим образом. Пикер с помощью выжлятников управлял гончей стаей, состоящей из 30 голов. Эти собаки загоняли три-четыре оленя за день, а одного годовалого волка – уже к десятому часу утра. Как правило, гончими гнался одновременно один олень, по одному следу, не меняя его на свежий след. В то время как свежих следов в королевских парках были сотни. Охота на оленей продолжалась даже в ночное время с факелами.

Период упадка

Парфорсная охота начала приходить в упадок с 1722 г., когда Людовик XV охотится со стаей знаменитых английских собак. В 1730 г. из Англии им уже постоянно выписываются английские гончие. Эти собаки были паратыми (резвыми) и безголосыми, они загоняли оленя всего за один час. Когда животное было загнано, ему уже не подрезали поджилки, как раньше, а стреляли по нему из карабина. При этом французские гончие породы вырождались и теряли «жадность к зверю».

Существование масштабных охот королей и дворянства на длительное время прекратилось после Великой французской революции. Гончих из классовой ненависти к их хозяевам подвергали истреблению, которое было беспощадным и поголовным.

Воскрешение традиции

Охоту воскресил Наполеон I Бонапарт. Он стал поощрять национальное собаководство, запрещая для императорской охоты выписывать собак из Англии. Сам он использовал нормандские породы гончих. Уже во второй половине XIX века французы «спохватились» и стали возрождать местные собачьи породы.

Древняя охота французских королей сохранилась в этой стране по сей день. Там действует федерация трубачей-горнистов, в которую входит больше 2 тыс. человек. Парфорсную охоту проводят специализированные клубы, называемые экипажами. Некоторые из них занимаются гоном косули, другие – кабана, кабана вместе с оленем или оленя с косулей.

Охота в клубах

Такие клубы являются хорошо организованными охотничьими хозяйствами, некоторые из них имеют до 100 рабочих собак. Иногда в них содержатся и лошади, иногда лошади находятся у членов клуба. В день, когда назначена охота, псари утором, с 5 часов, начинают осмотр собак, отбирая их для охоты. К 7-ми часам егеря на месте охоты проверяют, есть ли зверь. Собак на место доставляют с помощью автотранспорта.

В день охоты собаки и лошади пробегают от 40 до 50 км в продолжение 6–8 часов. Как правило, в охоте принимают участие 35 собак. Поклонники парфорсной охоты называют ее «очень эффективной», так как в ней отсутствуют подранки и есть традиция щадить лучших особей. В течение одного сезона охоты происходит порядка 30 выездов, которые обычно совершаются в субботние дни с соблюдением ритуалов времен французских королей. Под охоту отдается порядка 700 тыс. гектаров, из которых 400 тыс. – частные владения.

Как происходил процесс?

Парфорсную охоту возглавлял ее заведующий, который, как правило, был владельцем стаи гончих, пикер, которому помогали два или три выжлятника. В начале охоты в кустах, расположенных поблизости от места сбора, или в лесу пускали гончих. Из-за того, что дичь подготавливали заранее, собаки быстро брали след. В то время как зверь кружил, не выходя из леса, охотники разъезжали на опушке.

Как только собаки выгоняли дичь из леса, вслед за ней и за собаками начиналась бешеная скачка, не признающая никаких препятствий. Преодолевались и каменные стены, которыми были обнесены поля, и заборы, и широкие канавы. Когда собаки теряли след, скачка прерывалась на время, а затем начиналась заново, когда след находился. После того как лисица или заяц были загнаны, собаки в одно мгновение разрывали их не мелкие куски. Если удавалось отбить дичь у собак, им отдавали голову, внутренности, пазанки (части ног между лапой и коленом).

В Англии

Парфорсная охота в Англии делится на классы, в зависимости от различных параметров, таких, как степень пересеченности местности, род дичи, достоинства лошадей и собак. Первоклассной, как правило, считалась охота на коз и оленей, лисицу. Охота на зайца относилась к низшей.

Первоклассная парфорсная охота с гончими проводилась с выездом охотников на особых лошадях, называемых «гонтерами». Стая, насчитывавшая до 40 голов, состояла из стегхаундов (собак, гнавших оленей) и фоксхаундов (преследовавших лис). Охотники были людьми весьма тренированными, подготовленными к скачке. Каждый из них имел по 5 или 6 лошадей, так как после охоты лошадь должна была отдыхать не меньше трех дней. Сам охотничий сезон начинался в ноябре и длился без перерыва целых 5 месяцев.

Внешний антураж первоклассной охоты отличался большим эффектом. Персонал был одет во фраки красного цвета, черные жокейские фуражки из бархата, белые панталоны в обтяжку, высокие сапоги-ботфорты со шпорами. В руках у них были арапники, а в седельных сумках находились медные трубы, в которые трубили во время сбора, а также сигналили тем, кто отстал во время охоты. Лошадям на ноги надевались специальные чехлы – ноговицы, сделанные из кожи, чтобы они не обдирали себе ноги об колючки и кусты.

Парфорсная охота с терьерами

Как правило, такая охота применялась в отношении лис. В борьбе за жизнь, лисица, поводив за собой кавалькаду охотников, часто норилась – ускользала, спрятавшись в норе. Тогда охотники, вместо того, чтобы «опустить руки» и отправиться домой выпускали терьера, который до этого момента сидел в корзинке, привязанной к седлу кого-либо из всадников.

Будучи полна сил, собака норилась вслед за лисицей. «Выход» терьера мог иметь два варианта концовки: или лиса выгонялась им из норы прямо в зубы к гончим, или он «придушивал» ее и вытаскивал из норы. Правда изредка зверь ухитрялся улизнуть, и тогда гон продолжался. Таким образом, окончание парфорсной охоты во многом зависело от терьеров.

Много лет использовался староанглийский черноподпалый терьер. Однако в период расцвета охоты потребовалось создать специализированного терьера – лисьего. Так и появился фокстерьер. Чтобы перевозить этих собак, понадобились специальные емкости – либо специальные сумки, либо плетеные корзинки. Корзинку прикрепляли к седлу, а сумка надевалась охотником через плечо наискосок. Главное, чтобы емкость, в которой находилась собака, не была помехой всаднику во время скачки, которая могла во время гона лисы проходить на отрезке в 10–30 км.

Парфорсная охота в России

Кроме Франции и Англии, этот вид охоты был модным также в Италии, Германии, Австрии. Что касается России, то здесь она проводилась преимущественно императорами в Гатчине, и распространения у других охотников не получила. В России было очень мало специально предназначенных для нее организованных кровных стай. Среди царей парфорсная охота была введена во времена императрицы Анны Иоанновны, которая была ее большой любительницей. Она предпочитала гон оленей по английскому образцу со стэгхаундами, которые специально приобретались для этого.

Другие собаки, которых использовали для этих охот в XVIII–начале XIX века, были достаточно паратыми и обладали другими необходимыми качествами. Первым из русских охотников, кто начал смешивать английских собак и русских гончих, был граф Салтыков. Затем это начинание подхватили другие охотники-вельможи.

Однако пикерская парфорсная охота, модная на Западе, в России нашла довольно холодный прием, не вызвав особого энтузиазма. Считалось, что в ней отсутствовал тот азарт и колорит, который присущ псовой охоте. А также не всегда имелось место, где ее можно было осуществлять.

Охотник и собака: обыкновенная чудо

Сегодня, дорогие читатели, хотелось бы поговорить с вами о явлении, которое переворачивает нашу жизнь, принося радость встречи, сложность становления и счастье побед, боль утраты и вечную благодарную память.

Я говорю об общении с верным другом и помощником на охоте и отдыхе, незаменимым компаньоном в любых условиях, преданным, с неподкупной душой и бесконечной верой в людей — об общении с охотничьими собаками.

Приходя в нашу жизнь, они дарят «обыкновенное чудо» бытия: любовью отвечают на любовь, прощают за ошибки, преданно ждут, не предают ни при каких обстоятельствах, оставляя после себя добрую, иногда до боли с обидой на скоротечность времени, память.

Тот, кто никогда не видел в собачьих глазах выражения счастья от прихода хозяина, пусть даже после пятиминутной разлуки, не переживал, слыша тоскливый вой вслед своей необходимой отлучки, может не читать дальше, не тратить свое бесценное время.

Мы сейчас с теми, кто отвечает душой на доброту и преданность. Кто любит и любим своими питомцами.

Кто переживал с ними радостные моменты, трудился в полях и лесах, на охотах и соревнованиях, волновался на выставочных площадках, твердо веря, что его-то собака, конечно, самая лучшая.

С теми, кто осмелился отдаться этой страсти, этой любви к четвероногому другу, зная о ее бескорыстности и, увы, безжалостности времени.

Мы представляем вам «ожерелье из ярких жемчужных бусин» — рассказов владельцев охотничьих собак.

Пусть оно станет украшением на груди Фортуны — спутницы каждого охотника, особенно собачника. Итак…

Последняя охота

У меня в руках старый, потертый, с почти нечитаемым телефонным номером на обороте собачий ошейник…

Январский подмосковный вечер. За окном слышится завывание ветра, бодрая дробь дождя по карнизу. Вот такая, извините, в нынешнем году зима.

Под ногами только что закончившие войну за право сильнее прижаться к хозяину два моих шотландца: Дик и Дон. Тихо сопя, разместились они на крошечном пятачке между компьютерном столом и креслом, на котором я сижу.

А с экрана монитора глядят на меня пронзительно понимающие глаза хозяина старого ошейника, первого нашего гордона Блэка.

Знакомый до боли вопрос в тех глазах: «Ну, хозяин, когда же на охоту? Я готов, а ты? Помнишь, как это было?»

Прошло уже десять лет, и только теперь я могу сказать, что мне открыл этот пес, кем он был в нашей семье и что после себя оставил.

Блэк появился у нас в разгар моего увлечения охотой на все, на что можно «правильно» охотиться. Именно «правильно», это мы придумали для своей охотничьей команды (или мне это тогда казалось или хотелось, чтобы было так). Основным увлечением была охота на тяге.

Проходила она, в основном, в угодьях Долголуговского охотхозяйства. Целый год ожидания этой радостной встречи весны в заветных местах, где действительно знакома каждая тропа, ведущая к скрытым от незнающих глаз полянам в глубине леса.

Разговоры о предстоящей охоте, сборы, выезд на подготовленную базу, долгожданный вечер в лесу… Все эти воспоминания до сих пор волнуют.

Потом незабываемое ожидание полета, напряженное вслушивание в затихающий лесной гомон в надежде услышать заветное «хор-хор-хор». Бешеный колокол сердца, когда услышал, а потом увидел вальд-шнепа. Прицел, выстрел.

А потом, если не промажешь, бегом с фонариком искать упавший трофей. И сумасшедшее огорчение, когда видел падение птицы, а в наступающей тьме не нашел. Вот бы помощника чутьистого, надежного! Вся добыча была бы наша!

И помощник появился. Черно-подпалое чудо иногда молча, иногда с оглушительным лаем копошилось, как казалось, одновременно, во всех углах квартиры, вынюхивая и описывая свой новый дом.

Замирая в своем исследовании, Блэк (так звали малыша) демонстрировал отличную выставочную стойку, затем срывался в галоп, размахивая ушами и хвостом, при этом стараясь не потерять из виду хозяев, особенно хозяйку.

Глядя на него, я уже видел себя настоящим Охотником с подружейной Собакой (с больших букв О и С), и «…теперь вся утка наша. ». Как мало я тогда понимал, что это такое, во что я ввязался и чем все обернется.

Шло время. Блэк рос и хорошел. А вместе с ним росли и вопросы — «и как это все делается? Как научить собаку работать? Как найти свободное время для этого, где эту самую учебу проходить? И кто учить-то будет? Самому бы неплохо разобраться в этих премудростях.

И начали учить меня. Были мы с Блэком и в Марково, и в Каданке, и в Виноградово. Учились плавать, не снимая поводка, а лихим маршем шли на речное дно, только поводок и торчал на поверхности.

Проваливались в выгребную яму в колхозном дворе, принося при этом исключительный аромат в дом, даже после долгого полоскания в протекающей неожиданно рядом реке.

И даже набрались наглости: замахнулись на испытания. Правда, на этом мероприятии ни я, ни Блэк так и не поняли, чего от нас хотели двое взрослых серьезных мужчин, по-доброму пытавшихся нам помочь найти птицу.

Прошли годы, и Блэк стал охотником. Верным охотником. Его любимой охотой была весенняя тяга. И мы с ним, теперь уже вдвоем, приходили на заветные поляны.

Иногда из ближайших елок слышали: «Володь, а собака с тобой?» И, получив утвердительный ответ вместе с приветствием, над всем лесом неслось: «Мужики, не…, теперь подранков не будет — Блэк всех найдет!»

И правда. Пес обладал исключительными особенностями в вальдшнепиной охоте. А происходило это так. Он лежал у моих ног, иногда тихо поскуливая, но вдруг замирал, уставившись в невидимую точку закатного неба.

И только спустя секунд пять – семь, до моего слуха доходил вожделенный звук подлетающей птицы. После удачного выстрела Блэк вскакивал, но не бросался в поиск, а смотрел на меня шальными от ожидания глазами.

По команде опрометью снимался с места и исчезал в сумерках. А дальше начинались ожидаемые прекрасные мгновения. Пес появлялся и буквально «звал» за собой. Весь собачий организм «кричал»: «Скорее! За мной! Нашел!»

Я шел за Блэком и всегда находил его лежащим с прижатой к земле мордой, а перед носом — битая или затаившаяся птица.

После охоты, когда совсем становилось темно, мы с Блэком обходили поляну, помогая соседям-охотникам найти недобранную дичь. И все были по-настоящему довольны, и люди, и собака.

И вот прошло время, много времени по собачьему календарю. Постарел Блэк, занедужил. А тут подходила очередная весна, и я, как всегда, готовился к тяге, надеясь, что еще хотя бы разок выйти с другом на нашу заветную поляну.

Доставал и перекладывал охотничью амуницию, проверял состояние оружия. В эти минуты Блэк не отводил от меня своих побелевших глаз, скулил, подходил к двери, ложился и долго, упорно ждал.
Наконец, этот день охоты настал.

Мы не пошли глубоко в лес, чтобы не утомлять собаку. С края поля, рядом с просекой и затоном полноводной и ледяной речушки, было у меня разведанное место, через которое каждый год обязательно проходили один – два вальдшнепа. Вот здесь мы и остановились.

Было прохладно, в лесу еще лежал снег. А на просеке березовый лист уже начал раскрываться — самое то для охоты.

Положил на землю подстилку, устроил собаку. Блэк лег, как всегда гордо держа голову и осматривая окрестности. Патрон в патронник, ружье готово. Ждем…

Вечерний ветерок загонял прохладу под бушлат, постепенно стихал птичий гомон, на небе проявилась первая звезда. Вдруг слышу — хорр-хорр-хорр.

Громко, отчетливо, рядом. Прямо на нас идет! Ну что же ты, дружище, пропустил?! Смотрю на собаку. Гордо поднята точеная голова, взгляд на красноту ушедшего за горизонт солнца. И не шелохнется…

Вальдшнеп вывалился прямо на нас из-за низенькой березки. «Хорр-цвирк-цвирк» — зигзаг в сторону и исчез в лесу, за нашими головами, громко извещая всех об охотниках-неумехах… «Блэк, ну что же ты?!» — от неожиданности я даже стрелять не стал, недоуменно уставившись на собаку.

Тот вдруг дернулся, трудно поднялся и медленно, не глядя на меня, пошел к затону через редкие деревца. «Блэк! Блэк! Ты куда? Стоять! Ко мне! Блэк…» А пес медленно шел к воде, где обычно любил «умываться». Остановился у обреза на берегу, будто во что-то уперся. И застыл…

Я подошел к нему, присел рядом. Пес увидел меня, завилял хвостом, тяжело привалился, положив голову на колени, потом, как бы извиняясь, заскулил, привстал и начал слизывать с лица соленую «правду», правду жизни, которую я вдруг осознал. Блэк практически ничего не слышал…

Мы долго сидели с ним на берегу реки, укрывшись одним бушлатом. Пес мирно дремал, вздрагивая и всхлипывая во сне. Вода радостно бурлила, несла водовороты новой жизни. Никогда больше с тех времен до сего дня мне так не хотелось возвращаться домой с охоты. Последней охоты Блэка…
Через некоторое время его не стало…

Я держу в руках старый, потертый собачий ошейник. С экрана на меня смотрит Блэк, ожидающе смотрит, знает, что его последняя охота еще не наступила. Да и не наступит. Только память иногда больно уколет сердце, сдавит грудь.

И почувствуешь благодарное тепло этой собачьей души, научившей любить природу, любить и дорожить ближними своими, не терять каждую минуту радости и не забывать горечь потерь.

Спасибо тебе, черно-подпалый шотландский сеттер Блэк. Спасибо за любовь и верность!