Между Пинегой и Мизенью

Архангельский север, притягивающий к себе суровой, былинной красотой — это край, совершенно не похожий на другие места.
Бесконечные зеленые таинственные леса, разнотравье лугов и быстрая вода холодных рек с отмелями и чернильно-темными омутами — сказочная страна, где рождаются и передаются из поколения в поколение былины, сказания и песни.

Может быть, потому и тянет постоянно в северные края, что не истлели еще наши исторические корни, но, вероятнее всего, сердцу рыболова нужна очередная встреча со стремительным хариусом или серебристой семгой, возвращающая на миг к первородным, древним временам человеческого бытия, когда приходилось бороться за выживание, полагаясь только на собственные мускулы и смекалку. Пинега и Мезень — названия рек, которые должны быть знакомы многим нашим читателям по повестям и романам великого русского писателя Федора Абрамова, а вот Кулой — менее известен. Правда, рыболовы и туристы из разных регионов России уже проторили дорожку на эту извилистую северную реку, которая несет свои воды к Белому морю.

Кулой течет по громадному массиву тайги и болот Беломорско-Кулой-ского плато, раскинувшегося на севере Архангельской области между Пинегой и Мезенью. Протяженность Кулоя (в верховьях он называется Соткой) — 350 км, в среднем течении река достигает ширины 80 м, а средняя глубина — 2 м. В некоторых омутах дно опускается до 10 м. Наиболее крупные притоки — Кельда, Полта, Олма, Ежуга, Шала, Лака, Сояна, По-чева, Тойма, Лая. Все левые притоки Кулоя заповедные, сюда заходит на нерест семга, поэтому ловля рыбы в устье и вверх по течению боковой речки запрещена.

В основной реке течение довольно ровное и спокойное при почти полном отсутствии перекатов. Пойма Кулоя — обширная территория с множеством стариц, карстовых и торфяных озер, заболоченных русел мелких речек. В верхнем течении Кулой соединен каналом с Пинегой. Его построили в 30-е годы прошлого века, чтобы создать водный путь из судоходной Пинеги в обширный северный район для перевалки грузов и вывоза леса. Но сегодня это сооружение представляет собой жалкое зрелище, хотя в половодье пинежская водица по-прежнему попадает в Кулой.

Пешком по берегам Кулоя не походишь — для рыбалки на реке необходима лодка, лучше с мотором, хотя течение можно преодолеть и на веслах. Но мотор неизмеримо расширяет возможности рыболова. Правда, для управления лодкой на реке необходимы некоторые навыки, чтобы мотор не пал жертвой топляка или внезапно появившейся под днищем отмели, — извивы Кулоя требуют постоянного внимания шкипера. Для стоянок мест хватает, хотя приблизиться к ним можно в основном только с воды. Самый продуктивный метод спиннинговой рыбалки — ловля сплавом. С дрейфующей лодки успеваешь заметить и обловить почти все перспективные точки. Из реки по протокам можно выходить в мелководные озера, но лучше делать это с опытным проводником.

Наиболее многочисленный обитатель реки — европейский хариус, которого можно ловить на блесны и воблеры спиннингом, на сухие и мокрые мушки нахлыстом или «корабликом», на червя, ручейника и другие наживки поплавочной удочкой. Хариус обычно держится небольшими стайками или в одиночку, выбирая для охоты места, где он может не тратить силы на борьбу с потоком и в то же время находиться рядом со струей, по которой дрейфует корм. Например, у впадения притоков в основную реку, там, где образуется коса, за которой начинается яма. Типичный пример — устье Полты: здесь длинная коса простирается почти до середины Кулоя, отделяя основной поток от прибрежной ямы с обратным течением. Рыба стоит под косой, а струя доставляет корм к ее стоянке. Хариусу остается только немного приподняться, схватить ручейника или поденку — и снова в укрытие. Речной «парусник» может остановить приманку на входе в омут, на повороте реки, на пологом свале от отмели в яму и даже в тех точках, где никак не ожидаешь его поклевки. Река интенсивно подмывает на поворотах внешний берег, деревья падают в воду, поэтому дно речных ям вдоль береговой линии сильно закоряжено. При ловле нужно быть внимательным, чтобы не терять на зацепах драгоценные приманки. Проходить здесь на лодке стоит особенно осторожно, чтобы не напороться на торчащие из-под воды сучья затопленных деревьев.
На тех притоках, где рыбалка разрешена, хариуса можно ловить в завалах в отвес длинным телескопическим удилищем. Спиннинг и нахлыст в таких местах бывают бессильными. К концу лески привязывают вертикальную блесну, а выше нее — поводок с мушкой или крючком, на который наживляют червя. Длина удилища должна быть не менее 6 м, иначе осторожную рыбу можно спугнуть. Конечно, действовать рыболов должен очень скрытно. Зимой из-подо льда хариуса ловят в отвес на мелкие блесны, мушки и мормышки.

Но настоящий король реки конечно же не хариус, а семга. Среди обитателей кулойских вод это единственныилюбитель длинных путешествий по маршруту «море — река», не считая, пожалуй, проходных сигов. Ход семги протекает в несколько этапов: в июне идет семга-«закройка», главным образом крупные самки, в июле появляется «межень». Рыбы этих двух форм нерестятся той же осенью. Летом в реку заходит и «тинда» — мелкие самцы семги. А с августа до ледостава по Кулою движется особенно крупный лосось, который проводит в реке целый год, выходя на нерестилища следующей осенью. Самой распространенной спиннинговой приманкой для ловли семги считается крупная колеблющаяся блесна, а рыба чаще всего попадается на ямах. Нахлыстовые мушки подбирают по сезону и погодным условиям. Лов семги — лицензионный.

Другие обитатели Кулоя и водоемов поймы реки, представляющие интерес для рыболова -щука, окунь, язь, плотва, елец. Эти рыбы встречаются чаще всего на приустьевых участках притоков, в пойменных озерах и протоках. Снасти для их ловли — традиционные, от спиннинга до поплавочной удочки.

До села с таким же названием, как и у реки, от Архангельска вдоль Северной Двины, Пинеги и Кулоя идет вполне проезжая дорога, частью асфальтированная, но в основном — грейдер. Только последние 2 км от грейдера до деревни могут стать проблемными, если у машины нет полного привода. Искать другой путь по лесу не стоит -можно угодить в карстовую воронку. Село Кулой, откуда мы начали путешествие по реке, представляет собой длинную улицу, тянущуюся вдоль реки, с почерневшими от времени деревянными срубами высоких северных изб, с резными наличниками на окнах. Когда-то здесь стояли соляные варницы: кулойский продукт из воды соленых озер и буровых скважин пользовался большим спросом даже в Архангельске. На краю села и сегодня видна заброшенная скважина, из которой до сих пор бьет источник соленой, как в море, воды.

От Кулоя можно спускаться сплавом по реке, рыбача в тишине среди прекрасной северной природы, чтобы потом вернуться назад на моторной лодке. Нужно только использовать зарегистрированную в ГИМС лодку: от села Кулой до выхода в море река судоходна, и инспекция здесь бывает часто. Если ваша основная цель — ловля трофейной рыбы, лучше сразу идти на «клевые» места, которые может показать опытный проводник. С этого года такого проводника найти станет легче: на Кулое начинает работать компания «Барион-фиш», уже несколько лет занимающаяся рыболовным туризмом в Архангельской области. Теперь у рыболова, который захочет посетить Кулой, появится возможность лучше познакомиться с удивительно красивой северной рекой и связанными с ней водоемами, даже если он располагает небольшим запасом свободного времени, то компания обеспечит доставку на реку от Архангельска, жилье, лодку, лицензии и позаботится о том, чтобы у вас не возникло никаких проблем.

Рыбалка по пинежски кулой

. Сояна — Жемчужина Руси (часть 1)

. Сояна — Жемчужина Руси

Ну, всё, пакуемся

Пакуемся

Пакуемся. Верёвки на месте, лыжи приторочены. Иван разбужен, и вспомнив о пятидесятилитровой канистре, загрузил её в багажник.
Можно трогаться

В четыре у дома, в пять выехали из города. Впереди полтысячи километров зимних дорог. Забрался сегодня на заднее сидение, последний рассказ о пробеге на Ижмозерье закончил в полвторого, в три же поднялся. Под обсуждение предстоящей краеведческой и рыболовной экспедиции, мерное рассуждение Ивана и Саши, покачивание автомашины, то окутаюсь пеленой сна, то выплыву поучаствовав в обсуждении. Первая остановка в Белогорском, 25 грамм, коньяка. Буфетчица на меня смотрит с непониманием, борщ, чаек, выкрученные лампочки в уличном туалете и мы снова на свободе. Не доезжая Угзеньги, груженый лесовоз ушёл попрямой с дороги. Заправка в Пинеге и первая остановка на приволье.

Панорамная фотосъёмка Кулогор

и Кулойского канала.

Небо низко низко надвисло над горами. Облака вот-вот зацепятся за коньки изб, и кажется, что так и останутся на привязи, как корабли на буях.

Грядами ровными, будто войны северные вдоль Пинеги движутся

Далече за рекой видна Пинега сама. Дымит трубами, греется от морозов проходящей зимы.

Лезем вверх в Кулойгору, интересное рубленое здание без окон. Жаль не остановиться. Чувствую в нём шелест исторических страниц.

Пролетаем отворотку на деревню Кулой, жаль, откладываем на лето фотосъёмку деревни.

По пути попадаются косачи. Ребята, Иван с Сашей, заядлые охотники. Тормозят. Занимаются настоящей охотой с фоторужьми. «Есть, попал!» — шумит Саня

«Я сразу двух снял»,- вторит Иван

Крест узникам Кулойлага. Обвит колючей проволокой,

жертвам сталинских репрессий в Кучином Носу

Под ним обгаженный сугроб, брошенная бутылка водки,

рядом беседка с выломанными из крыши досками. Иван пытается защитить, то городские. Обрубаю местные, мезенские-пинежские, кто ещё тут грибы, ягоды собирает.

Совполье, прекрасные щи, чаёк и разрекламированные блины на минус три. «Раньше большие и тонкие были», — комментирует Иван. Ковыряю вилкой. Сейчас маленькие и толстые, отпихиваю так и недоев приторно сладковатую смесь оладьев и блинов.
Через километр отворотка на гряду деревень под общим названием Совполье. Осматриваем с холма. Как тут привольно.

Позёмка разыгралась не на шутку, того и гляди, дорожку переметёт

Въезжаем в деревню, узкая улица старинных деревянных домов ниспадает к Немнюге. Да, тут надо отдельные день выделять, чтобы запечатлеть настоящее достояние республики, исчезающее на глазах.

Настоящий вековой великан.

Под кровлей год строительства. О! 1907! Говорят, что дома больше века не живут. Оказывается, живут!

Стоят, как морковки

Даже новыми окошками принаряжаются

Есть небольшие сказки, произведения народного творчества

«Сегодня в Клубе будут танцы, кино, концерт и дискотека»,- так и вспоминаются слова старой песенки доперестроичных времен

Даже в этой глубинке жизнь бьет родником
[

Убегающая к горизонту стрелой автострада

Вначале река Кимжа. Ледовая переправа

— Интересно, рыбку то тут ловят, — произношу, глядя вправо вверх по течению

И в подтверждение моих слов за переправой ниже по реке, несколько набуренных вряд лунок, рыбачок. Махнул рукой. Что-то тянет. Вытащил! Наживляет.
— Ух, давайте остановимся!
Меня уговаривают ехать дальше.

Через километр, может чуть больше, отворотка.
— Заедем?
— Обязательно

Кимжа, постарше Архангельска будет. Основателем села считается Немнюжский крестьянин. Вот история не указала с какой речки Немнюги он выходец. Той, что у Совполья течет или, та, что у села Немнюга.

Первая встреча с мезенскими лошадями.

Лаечка любопытная выбежала навстречу, да задержалась со своими друзьями, они нюхают, роют мордами. Траву из-под снега достают, и она заодно помышковать решила, забыв о нас. Много тут всяких бывает.

На въезде охранные и памятные кресты.

Старая ветряная мельница, прям живые Малые Карелы

Огромное поморское село. Здесь оно и жило в таёжной глуши. Своими праздниками,

делами и обычными заботами.

Занесённая калитка к памятнику погибших героев. Сегодня 23 февраля.

Деревянная церковь на реставрации припорошена давним снежком

Смотрят полусонные избы на последние дуновения Северной зимы. Февраль уходит, придет весна в природе и в делах людей.

Едем на переправу через Мезень. Широченная река. Сколько ж здесь рыбы. Выбираемся на правобережье и поворачиваем налево в направлении Белого моря и града Мезени.

Пёза, в отличие от Кимжи, ни одного рыбака и оставленный на зиму домик паромщика. Почему-то вспоминается рассказ Федора Сафонова о походе со школьниками вдоль высоких красных берегов.

Переправа летом на пароме, зимой по льду

Берега величественные, местами обрывистые

Размах реки любого рыбака и туриста притягивает

Где-то там река Пёза соединяется с матерью Мезенью

Паромщик живет на реке лишь летом. Получил когда-то лесозаготовках травму, сейчас его основная работа здесь. Домик у него уютный на левом берегу примостился. Синеет грибком на фоне неба.

Мелькнула на горизонте Мезень. Мужчина в тулупе, не спешно везёт дрова на розвальнях. Прям, деревенская идиллия, если б не 21 век на дворе.

Проехал чуть вожжами, по бокам коня поддав

Легендарная Мезень времен Катерины и Иван Грозного встречай

Долго мечемся по Мезени в поисках открытой столовой, масла и контршайбы для бурана.
Столовая закрыта на непонято, что с завтрашнего дня, хотя уж и сегодня не работает. Кто ж перед праздниками будет в обед трудиться

Шайбы находим в Барсе.
Пьём чай с великолепной выпечкой в кулинарии. Остальное закрыто.
Кстати, выпечка отменная, и по ценам ниже Архангельских. На будущее планируем набираться пирожками тут.

Поколесив часа полтора по Мезени,

сворачиваем к реке.

Переправа через Мезень, обратно на левый берег, нам на Каменку.

Широка дельта Мезени. Левый берег ель рассмотришь.

Ну, всё, идти нам теперь пару км пешими. Оглядываемся, ГиБДД нет. Поехали

Зимняя рыбалка на реке Мезени

На льду рыбаки, прорываемся к ним на машине. Бегу узнать, как рыбалка.

Камбала ловится на скумбрию и креветку. Ставится донка с тяжёлым грузом, от неё поводок с тремя крючками, на конце маленький грузик. Ставят до двух десятков жерлиц рядами.

Можно и кивком симпатичным снарядить

О прикормке никто и не слыхивал.
Лучше клюёт на прибыли, тогда течение почти затихает. К сожалению, нам не дождаться поворота. Рассматриваю улов. Ах, на сковородку бы

Желаю «ни хвоста, ни чешуи»,

Машина мигом взбирается на крутой берег Мезени, на Каменку сплошные молодые боры.
Каменка встречает аккуратными одноэтажными домиками, обитыми вагонкой, к центру двухэтажные. Поселок довольно ухоженный, представлялся гораздо захолустнее.
На Долгощелье шикарная автострада. Все ждал, когда начнутся бескрайние просторы болот, видимые когда-то с борта вертолёта. Так и не понял, бесконечный притундровый лес с обеих сторон, нормальные мостики через речки. Разве что на Грубой речке ямка у моста.
Миновали отворотку на Сояну. Открылась пойма Кулоя и крыши Долгощелья.

51-й километр от Мезени

Познакомимся ещё с одной поморской деревней

Интересная конструкция перед самой деревней. Иван, говорит, что она давно не действующая. Напоминает старый маяк.

Ровные ухоженные домики окошками к реке выстроились четырьмя рядами.

Центральная улица у самой реки.

Новенькие магазины, Дом Культуры,

парк с памятными досками и обелиском укрыт снежной пеленой.

Проезжаем до конца, дальше аэрополе, мы ж поворачиваем к огромному вентилятору.

Мысль была отличная установить ветровую турбину для выработки электричества. Исполнение тяп-ляп, ставили уронили, починили, вновь ставили, поломалась какая-то штуковина. Так и стоит ветряк памятником прекрасному проекту, почти уставившись носом в расположенное рядом кладбище.

Не-е,- нам не по пути, выворачиваем вновь на центральную улицу. Вослед за лошадьми.

Детишки катаются на лыжах с гор

Недоумеваем, как дети маленькие гуляют рядом с величественным обрывом.

Скрываются за окном очертания Долгощелья. Поморской деревни приютившейся на самом краю моря

Возвращаемся до отворотки на Сояну

Уже недалече осталось.

Последние километры.
Дорожка мигом похудела, пошли ухабами, ужалась в ширине. Придется подумать, коли разъезжаться. Переправа через Кулой.

Знак на 20-ть тонн. Лед тостый.

Противоположный берег покрыт густым ельником

С переправы ниже по течению видны избы Баланихи. Когда-то прадеды с Сояны и Долгощелья сходились в кулачных боях за тоню. Богатейшая она была по сёмге.

Немного попрыгали по ельнику, и о, чудо, дорога взмывает вверх на просторы сосновых боров. Даже неба стало шире. Ровная, широкая трасса, совсем не качает. Даже задремалось, да Саня, глянув на экран навигатора: «Через два километра деревня».
Смотрю в оба глаза, сколь мечталось побывать, и сквозь рядок сосенок проглянулась стайка домов на склоне. Ровное поле до деревни. Аэропорт. С Нового Года рейсов нет, открытый зимник лишил авиаторов пассажиров.

Забираем левее под лес

И заезжаем с тыла, прямо к конюшне. Лошади, много, много, целый табун. Мезенская порода, способная жить почти без помощи человека. «Алмаз! Дымчатый! Это наш конь!»
Встреча двух друзей.

Да, слова бессильны. Иван мигом взлетает на коня. Будто прирос к нему. Потом рассказывал, что с малых лет на коне ездил, так без седла.

Саня тоже не прочь познакомиться с Алмазом.

Вначале конь насторожен.

Косится на горожанина

Потом допускает к себе

Ивану в удовольствие показать фигуры высшего пилотажа

Так сможешь радость, лицо сияет, эх,ма, почему люди не живут в деревне

Конь гуляет свободно, нам же ехать ночевать в дом.

Несколько поворотов. Останавливаемся у дома Ивана

Друзья. Мне бы столько в детстве и юности.

Завидую по доброму. Какое здесь приволье.
Для Ивана это родина. Его Родина.

Встречают радушные хозяева, родители Ивана, коренные Соянцы.

Тепло, просторно, уютно. Наваристый суп, м-м-м, ароматная картошечка с мясом и брусничный морс. Русская баня с паром и вениками, и долгие задушевные разговоры. И бесконечный непередаваемый наваристый чай.
Не могу напиться сей водицей

Ой, завтра же в три вставать. Пора, спокойной ночи.

Миг, и Иван объявляет подъём.
Так не хочется вылезать из тёплого спальника.
Медленно и уверенно сборы заканчиваются, завтрак улегся приятным теплом в животе, на улице ещё темень. Деревенька спит.

Укладываемся в снежник и санки, примерка по местам.

Лаечки неугомонный народец, Динара и Алтай, кутерьма, радуются, сейчас в тайгу.

Бурашка тронулся, санки устремились следом. Усаживаемся, укладываемся с Саней поудобнее, полпути обещанный бродвей, оставшуюся часть колотун. Буранка до того ухабистая, что мы об днище волокуши обколотим все, что у нас есть.
Лайки сопровождают нас, бешено несясь по следу, приотстают.

Иван останавливается после первого километра. Разминаемся

Посвистывает собачек, командует им «в лодку».

Команда в сборе. Разговоры оставляем на потом. Вперёд!

Движок выходит на максимальные обороты, санки разгоняются. Скорость нарастает упругий ветер, прячу лицо в ладонях, мысли несутся следом, обгоняют, завязываются в клубок, задремалось.

Слезайте! Снежник зарылся на крутом подъёме с реки. Рыбзавод. Точнее бывший рыбзавод, закрытый по чьей-то инициативе в 1964 году. Темно.

Штурмуем гору за два раза. Бураша поднимает санки по очереди. Вначале задорно разгонясь и задиристо бросаясь на бугор, ползя, постепенно затухая и к концу подъема с натугом преодолевая последние метры. Иван на бугре, мы топаем следом. В темноте проступают контуры двух строений, бывшей первоначальной школы, чуть поменьше, перенесённой из глубины заросшей молодым березняком лахты, и частный дом, где останавливаются сейчас рыбаки. «Под берегом несколько снежников, отдыхают»,- произносит Иван.

Дальше по Мезенскому тракту.
Последний раз по нему прорывались два Урала, везли косилки. Да так и не довезли, бросили посереди Палтуского болота. Долго всасывала трясина памятники бесхозяйственности, пока работящий соянец Сергей Сычев по лету не принёс за десятки километров тайги и болот тяговитый домкрат, да не подвел ваги. Высвободил косилки. Зимой же перевез в деревню. Разобрал, промазал, собрал. Одну успел продать, вторую колхоз быстро обратно себе забрал. Неча чужое брать, хоть и в болоте, как три года топленное. Из-за этой бесхозяйственности, безысходности, поиска на стороне причин своих несчастий пропадал постепенно могучий ранее колхоз.

Да, как-то странно, встреченные мной люди, не чувствуют себя хозяевами этой земли. Количество примеров превысило мыслимые пределы. Неужели насовсем отбило у нас чувство хозяина, ответственности за свои пенаты перед будущим поколением. Вокруг лежат богатства и они не кому не нужны. Ни беречь, ни пользовать их некому.

Похоже, созданный заказник, сохранив тайгу, лишил жителей чувства родства с природой. Тайга и деревня будто живут в разных измерениях. Вспоминаю, Ковозерье, где богатейшие избные городки по берегам, и здесь, избы общаки, потихоньку доживающие свой век.

Миновали озеро Кучемское. Полпути по колдобинам. Нашел положение тела, при котором ехалось в удовольствие. Перевернулся на живот, голову опер на ладони, чуть приподняв над санками. Получился отличный амортизатор.

Колдобины долбят так, что кажется, душа уж улетела, позвоночник превратился в мягкую ленту, ноги стали воздушными. Еду и убеждаю себя, что это лучший в мире массаж. «Приехали»,- сказал Иван. Приподнял голову, понятно, вторых санок нет.
Сидим с Саней в распадке в просыпающемся утре, рассматриваем поднимающиеся к небу сопки, поросшие тонкими стройными соснами. Ведешь по тонкой пигалице галзом, вверх, вверх, и только под небосклоном увидишь крону. Ух, и стройна! Кой-где лиственница, перегнав сосняк, раскинула крону над лесом. Будто курица-наседка, оберегает своих деток. Прошелся вперёд, буквально через пятьдесят метров развилка. Понимаю, что на Елдому и Кучему. Да лучше вернуться к санкам, слишком уж тут закручены виражи Мезенского тракта, могу и ошибиться, нетуда пойти.

Нарастает гул приближающегося бурана, Иван притянул потерянные санки. Снова цепляем, как положено по порядку, забираемся с Саней в первые сани, поправляем шкуры, взбиваем сено. Иван плавно нажимает газ, трогаемся на встречу с бывшей деревней Кучемой, бывшим поселком Коммуна.

Оказалось, осталось рядом.

Ребята понукают, вставай. Поднимаю голову, огромная поляна с одиноко стоящей избой. Правее развалины, какого-то строения. Ближе к берегу поминальный памятник с чьей-то фотографией. За домом вдали угадывается банька, зияющая на мир проёмом отсутствующей двери. Бывшая Коммуна здесь была,- поясняет Иван.

Изба занята, здороваемся с жителями, приехали на рыбалку втроем. Что ж, нормально, все разместимся. Тороплю Ивана на рыбалку, хариус и с утра вполне может поклевать.

Здравствую речка Сояна

Буран скатывается с крутого угора на реку. Мы с Саней следом пешком. Иван так увлекся, что забыл нас и шпарит в газульку, уносясь за поворот. Мы неспешно шествуем по реке. На противоположном берегу тоже памятник, пытаемся рассмотреть,

через приближение фотообъективов. Забраться в косогор по снегу почти немыслимо.
Жаль, не удается разобрать надпись.

Иван на полных порах летит обратно.

Смеёмся, мол, специально сошли, стелу рассмотреть.
Иван рассказал потом, что Памятник последнему жителю Коммуны. Все разъехались, лишь он остался до конца. Поражаюсь его стойкости, и вере. Неужели до последнего верил, что жизнь на реке возродится, что люди вернутся в Коммуну или старую деревню Кучема. Одинокий пилигрим, верный своим убеждением. Преклоняюсь перед его выбором, какие бы ветры его не сподвигали на отшельничество и одиночество.

Несколько километров по реке

Оборачиваюсь, как там Саня. Сидит грибком.

Иван указывает: «Здесь!»
Излучина с противоположным обрывистым берегом.

Под левым берегом бьёт стремнина

Выбираемся из санок. Встряхиваем кости, вроде всё цело. Неужели приехали. Осматриваю, дивлюсь, в рассвете утра проступают неведомые красоты. «Ох-ах!»

— Что ж здесь, дак здесь, накрывай!

Неспешный завтрак в кругу вечных друзей

Иван показывает на куст, ловить отсюда и до той свешивающейся с берега ветки.
Понятно, начинаем буриться, готовить снасти. Саша начинает на мормышку, я ж перебираю блесны. Пробую одну за другой. Без поклёвок. Наконец останавливаюсь на Кобре. Еще в последних сумерках наступающего утра Саня вытаскивает первого хариуса.

Так, вновь обхожу лунки, прямо у Бурана резкая поклёвка, подсекаю, уда пригибается под тяжестью упорствующей рыбы. Несколько мгновений борьбы и на поверхность вылетает мой первый хариус.

Больше года не был на харюсовой рыбалке. Бурим несколько лунок в ряд. Перемещаюсь. Как и раньше, если хариус есть. Он сразу показывает. Стараюсь выманить его сотоварища.

Удается лишь на следующей лунке.

Смещаюсь левее от берега, не могу достать дна. Иван меряет палкой, примерно два метра. Тяжелую блесну поднимает над дном. Течение сильное, кивок постоянно колышется, будто на сильном ветру. Иногда глубинные струи до того сильные, что происходит резкая потяжка вниз или подбрасывает вверх. Иногда не выдерживаю, подсекаю, нет, не рыба играет с наживкой. Достану блесну, осмотрю, черви не тронуты. Саша штучки четыре уж поймал.

Перемещаюсь ближе к берегу. Есть!

Тройничок целиком захватил. Жадный, поди

Следующим попадает мелкота

Осторожно снимаю его

Отпускаю обратно в лунку. Плыви, расти, мужай, на радость реки и нам.

У Сани кто-то долго теребит. Подсекает с муллионной попытки. «Ба, да это же бычок подкаменьщик. Занесён в Красную книгу». Иван рассказывает, сколько их у деревни водится, и как они в детстве с братом с ними баловались, ловили руками и под камнями.
Рассматриваем маленького морского черта, ближнего родственника нашей ряфче. Может это один и тот же вид. Только то в море, то в речке живет.

Запускаем обратно в лунку.

У меня сильная потяжка. Хариус крепко бьёт в руку и упруго тащит блесну вниз. Приятно вывожу в лунку. Хорошо леску покрепче взял, не сойдет.

Парочкой подплыли.
Зорька начинается

Да пора перекусить, да руку направить, дело тогда пойдет по настоящему. После плотного завтрака продолжаю обследование берега. Оказывается, наша тишинка всего метров двадцать длинной, хариус подходит к трем, четырем точкам. Левее, ближе к берегу, слишком мелко, правее — глубоко, поклёвок нет.

Выправляемся на дальнейший поиск, где-то ниже есть заветное плесо. Едем, речка до того красивая и манящая, что готов буриться без конца. Первая пара ножей заканчивает свою службу, попал лед с песком. Ставлю новые, ругаю себя, что лишь взял одни на смену. На плёсе и на повороте тишина. Ехать дальше оказалось нельзя. Глянули, бензина на пределе. Бурашка скушал полторы нормы. Появились сомнения, что сможем ли обратно вернуться. Приходится усмирить свой рыбацкий пыл и вернуться на обловленный поворот. Лишь запустил блесну, сильный тычок, подсекаю. Вновь харюсок подошел. Проверяю остальные лунки. Больше не клюёт, ладно, пусть отдыхают.

Беру бур, смещаюсь к левому берегу, под открытую стремнинку. Видно, вода уж пробила себе путь и вольно сверкает на поверхности. Двигаюсь осторожно, тем более сегодня погода теплее, чем в прошлые дни. Сояна своенравна, в миг лёд подмоет. Бурю, пробую, ищу. Течение сильное, поклёвок нет. Ближе к островку, тоже тихо. Оглядываю округу, мест столько, что мне за сутки все не проверить. Если при ловле окуня можно бурить, например, на озере лунки через 20-25 метров, и можно считать, что место изучено, то на речке при поиске хариуса через метра два. «Хм, ладно», — начинаю прокладывать путик на удачу. Побывать бы тут летом.

Выхожу почти на середку под замерзший битый лед

Отсюда видно, что Саня затих под самым бурашей.

Проверю новое место.

Глубина метра полтора. Блёсенку почти не сносит. Достаю дна. Приподнимаю, подкидываю. Считаю до трех. Вновь подброс, замер кивок в четверти от дна. Теперь считаю до четырех. И так с нарастанием на один. На «семи» тычок. Похож, на сиговый. Вялый. Подсекаю, мимо! Вновь опускаю. Подыграл. Тырк. Мимо! Да, что за такое.
Вновь подыграл. Ель задело. Поднимаю блесну. Червяк отсутствует. Кто-то балуется. Подживляю червей. Больше не хочет. Что ж раз рыба заинтересовалась, провожу разведку участка по полной. Бурю справа, слева и ниже по течению метрах в трех три лунки.

На правой глубина больше на полметра. Течение кидает блесну из стороны в сторону. Кивок отыгрывает постоянно. Поклёвок нет.
Слева, мелко, меньше метра подо льдом. Играю минут пять. Закладываю разные пируэты. Останавливаюсь. Жду. Нет.

Спускаюсь на последнюю. Блесна ложится на дно. Глубина меньше центральной лунки буквально на четверть. Легко подбрасываю, замираю. Приманка отыгрывает на кивке. Раз, два, затихла. Кивок шевельнуло вниз. «Ну, что же ты?» – мелькает мысль. И вместе с ней рука уж взлетает вверх.
Леска натянулась в струну. Так, так, поет уда, мгновения превращаются в секунды. Только б не сошел. Только б. Вывожу. Выдыхаю: «Он!» Танцую польку-еньку. Или еще какой танец. Не важно. Ничего уж не важно. Только я, тайга, река и эта небольшая чудная рыбка.

Рассматриваю повнимательнее речного голландца. Плавники переливаются на свету, играют парусами. Вот это дело! Ещё бы долю мгновений и плакал бы мой улов. Тройник зацепился лишь чуть за губу.

Поправлю червяка. С замиранием отправляю блесенку вглубь. Останавливаю кивок над дном. Блесна, сыграв пируэт в тоще воды, выходит в отведенное положение. Раз, два затихает кивок. Потяжка! Есть.

Веду кверху. Этот покрупнее. Эх! Дело то налаживается.

Следующий прихватывает блесенку полностью

Так, что ниодного червяка не остается. Ишь, азартный какой.