Против меня другого охотника
охотник. Против меня другого охотника по полку нету. Я тебе всякого зверя, всяку птицу найду и укажу; и что и где — все знаю. У меня и собаки есть, и два ружья есть, и сети, и кобылка, и ястреб, — все есть, благодарю Бога. Коли ты настоящий охотник, не хвастаешь, я тебе все покажу. Я какой человек? След найду, — уж я его знаю, зверя, и знаю, где ему лечь и куда пить или валяться придет. Лопазик[21. — «Лопазик» называется место для сиденья на столбах или деревьях.] сделаю и сижу ночь, караулю. Что дома-то сидеть! Только нагрешишь, пьян надуешься. Еще бабы тут придут, тары да бары; мальчишки кричат; угоришь еще. То ли дело, на зорьке выйдешь, местечко выберешь, камыш прижмешь, сядешь и сидишь, добрый молодец, дожидаешься. Все-то ты знаешь, что в лесу делается. На небо взглянешь — звездочки ходят, рассматриваешь по ним, гляди, времени много ли. Кругом поглядишь — лес шелыхается, все ждешь, вот-вот затрещит, придет кабан мазаться. Слушаешь, как там орлы молодые запищат, петухи ли в станице откликнутся, или гуси. Гуси — так до полночи, значит. И все это я знаю. А то как ружье где далече ударит, мысли придут. Подумаешь: кто это стрелял? Казак, так же как я, зверя выждал, и попал ли он его, или так только, испортил, и пойдет, сердечный, по камышу кровь мазать так, даром. Не люблю! ох, не люблю! Зачем зверя испортил? Дурак! Дурак! Или думаешь себе: «Может, абрек какого казачонка глупого убил». Все это в голове у тебя ходит. А то раз сидел я на воде; смотрю — зыбка сверху плывет. Вовсе целая, только край отломан. То-то мысли пришли. Чья такая зыбка? Должно, думаю, ваши черти солдаты в аул пришли, чеченок побрали, ребеночка убил какой черт: взял за ножки да об угол. Разве не делают так-то? Эх, души нет в людях! И такие мысли пришли, жалко стало. Думаю: зыбку бросили и бабу угнали, дом сожгли, а джигит взял ружье, на нашу сторону пошел грабить. Все сидишь, думаешь. Да как заслышишь, по чаще табунок ломится, так и застучит в тебе что. Матушки, подойдите! Обнюхают, думаешь себе; сидишь, не дрогнешься, а сердце: дун! дун! дун! Так тебя и подкидывает. Нынче весной так-то подошел табун важный, зачернелся. «Отцу и Сыну…» — уж хотел стрелить. Как она фыркнет на своих на поросят: «Беда, мол, детки: человек сидит», — и затрещали все прочь по кустам. Так так бы, кажется, зубом съел ее.
— Как же это свинья поросятам сказала, что человек сидит? — спросил Оленин.
— А ты как думал? Ты думал, он дурак, зверь-то? Нет, он умней человека, даром что свинья называется. Он все знает. Хоть то в пример возьми: человек по следу пройдет, не заметит, а свинья как наткнется на твой след, так сейчас отдует и прочь; значит, ум в ней есть, что ты свою вонь не чувствуешь, а она слышит. Да и то сказать: ты ее убить хочешь, а она по лесу живая гулять хочет. У тебя такой закон, а у нее такой закон. Она свинья, а все она не хуже тебя; такая же тварь Божия. Эхма! Глуп человек, глуп, глуп человек! — повторил несколько раз старик и, опустив голову, задумался.
Оленин тоже задумался и, спустившись с крыльца, заложив руки за спину, молча стал ходить по двору.
Очнувшись, Ерошка поднял голову и начал пристально всматриваться в ночных бабочек, которые вились над колыхавшимся огнем свечи и попадали в него.
— Дура, дура! — заговорил он. — Куда летишь? Дура! Дура! — Он приподнялся и своими толстыми пальцами стал отгонять бабочек.
— Сгоришь, дурочка, вот сюда лети, места много, — приговаривал он нежным голосом, стараясь своими толстыми пальцами учтиво поймать ее за крылышки и
Против меня другого охотника
Любительской (спортивной или потешной) охотой называется охота, во время которой экономические мотивации являются не важными или отсутствуют вообще. Чаще всего цель любительской охоты состоит в развлечении, получении удовольствия от выслеживания, преследования и убийства диких животных.
Любительская охота давно окружена многими ложными мифами и вымыслами. Более 20 лет исследовав любительскую охоту с различных позиций, я постараюсь опровергнуть наиболее стойкие из них. Начну с того, что защитники охоты мне часто говорят: «Если вы не охотник и никогда не испытывали азарт охоты, как вы можете ее осуждать?» Да, я никогда не принимал участия в охоте. Также я никогда не участвовал в ограблении банка (хотя могу предположить, что в этом действии тоже есть особый азарт). Однако я уверен, что грабить банки — неправильно. Так же как и развлекаться любительской охотой, которая связана с жестокостью и причинением вреда другим.
Некоторые природоохранники, защищая любительскую охоту, часто заявляют, что мол охотники много делали и делают для охраны природы. Вспоминают организации в оные времена охотничьих заказников и охотничьих заповедников, природоохранные выступления в охотничьей прессе, борьбу с браконьерством.
Все это так. Более того, занимаясь долгое время историей природоохраны, отмечу, что в 1920-х годах природоохранное движение в России и, особенно, в Украине и Белоруссии, на одну треть опиралось на охотничьи организации. Вместе с тем не следует забывать, что цель охотники во все времена преследовали вполне потребительскую, корыстную, заботясь об охотничьих животных для того, чтобы было кого убивать.
В те далекие времена идеология, философия охраны природы выглядела довольно убогой, неразработанной и состояла в основном из хозяйственных мотивов с небольшой примесью естественно-научных и эстетических аргументов. Об экологических, этических, духовных, религиозных, культурных и других нематериальных, идеалистических ценностях дикой природы и мотивах ее защиты никто, за редким исключением, не помышлял.
«Плацдарм» охраны природы был очень узким, маленьким, и поэтому деятелям охраны природы, например, тому же профессору Г.А. Кожевникову, приходилось свои природоохранные статьи чаще всего публиковать в охотничьей прессе, просто больше их в то время никто не печатал. Да и убедить российское правительство создать Баргузинский заповедник ради экологического мониторинга или для охраны дикой природы ради нее самой в начале 1917 года было просто невозможно.
Однако новые времена принести новые реалии, новые экологические, этические и духовные идеи и взгляды. Прежний ресурсный подход постепенно теряет свою власть над теорией и практикой природоохраны. А кое-где, например, в заповедном деле, он становится уже тормозом природоохранного прогресса.
Действительно, заповедники, национальные парки, многие другие охраняемые природные территории давно создаются совсем по другим причинам, нежели первые охотничьи заказники и охотничьи заповедники начала 20 века. А сами охотники-любители из центра природоохранного движения постепенно перемещаются к его краю, а то и вовсе становятся противниками заповедного дела и природоохраны. И это объективная реальность, с которой ничего не поделаешь.
Я не исключаю, что в конкретных частных ситуациях у природоохранников и охотников-любителей могут быть совместные интересы. Однако эти интересы скорее тактические, нежели стратегические.
В качестве яркого и парадоксального примера можно привести дедовщину в армии. Несмотря на всю свою отвратительность, от дедовщины как социального явления есть определенная польза. Так же как и от любительской охоты. Дедовщина в некоторой степени поддерживает в современной армии порядок и дисциплину. Армейский «деды» против беспредела в своих казармах, так же как охотники-любители против беспредела в своих охотничьих угодьях. Однако, поддерживая дедовщину, общество никогда не наведет настоящего порядка в армии. Так же как поддерживая любительскую охоту, общество никогда не изменит своего циничного, потребительского отношения к природе.
Добиваясь хорошего в малом (какая-то видимость порядка и дисциплины), дедовщина приносит гораздо больше вреда: развращает молодые души, воспитывает жестокость, нарушает права человека. Также и любительская охота: добиваясь хорошего в малом (подкормка кабанов, задержание некоторого количества браконьеров), любительская охота приносит гораздо больше вреда: развращает молодые души, воспитывая отношение к живым существам как к бездушным мишеням, нарушает права природы.
Другими словами, главное зло от любительской охоты исходит от ее жестокой антропоцентрической идеологии, от ее неэтичности, так как эта идеология приучает человека лишать жизни живое ради неоправданных, пустых, нежизненно-важных человеческих потребностей, тем самым социально и профессионально деформируя души людей.
Многие аргументы, при помощи которых охотники-любители пытаются защитить свою «забаву», являются просто несерьезными. Ну, например, говорят, что любительская охота — это традиция. Ну и что? Существует множество традиций, безнравственных с этической точки зрения. Например, коррида, или людоедство у некоторых народов. Возможно, несколько веков назад к ним было совсем иное, положительное отношение. Однако сейчас на дворе не 11, а 21 век. Да, раньше у населения наших славянских стран бывали такие охотничьи традиции, как сбор яиц дикой птицы или охота на линнюю птицу. Однако постепенно они были признаны неэтичными, антиэкологичными и названы браконьерством. Теперь настал черед запрета любительской охоты как таковой и, прежде всего, охоты весенней. Мне совершенно непонятно, почему ловля рыбы во время нереста или стрельба млекопитающих во время отела признается браконьерством, а охота весной на птиц, готовящихся к размножению — нет?! Какая — то очень странная логика!
Не нужно поэтизировать и мифологизировать современную любительскую охоту. Мне приходилось проводить социологические исследования, разговаривая со многими рядовыми охотниками, и я всегда поражался их отношению к уткам и зайцам, как к чему-то такому, что обязательно нужно убить. Причем чем больше, тем почетнее, тем лучше. Перефразируя известного баснописца, утки и зайцы провинились уже тем, что просто хотят жить. На охотах они расстреливают животных с тем же азартом, с каким в 1945 году наши деды добивали фрицев.
Если послушать самих охотников, то утки и зайцы живут только для их, охотников, блага, выгоды и развлечения. А охотники властны приговорить животных к любому виду смерти.
Мне могут возразить: ведь именно благодаря охотникам были спасены когда-то от уничтожения многие виды охотничьих животных, зубры в царской охоте Беловежская пуща или олени в царской Крымской охоте.
Да, это справедливо, как и то, что раньше бедняков защищали добрые разбойники — Робин Гуд, Кармелюк, Стенька Разин, отнимая у богачей деньги и раздавая их неимущим. Однако, в наше цивилизованное время даже Жириновскому не придет в голову возродить институт «добрых разбойников». Для достижения целей социальной справедливости в нормальных демократических обществах существуют другие механизмы.
Так и с природоохранной пользой царских охот: их времена, как и времена «добрых разбойников», давно канули в вечность. Поэтому заявлять, что в Украине, Белоруси или России огромные территории сравнительно неизмененной природы сохраняются именно как охотугодья и благодаря любительской охоте также неверно, как считать, что в этих странах остатки демократии заботливо взлелеяны благодаря Березовскому и Жириновскому. Охотники-любители не имеют практически никакого отношения к сохранению больших участков дикой природы у нас прежде всего потому, что не являются первичными землепользователями этих угодий, а находятся «в приймах» у лесников, фермеров и других настоящих хозяев и пользователей землей, водой, лесами и полями.
Что же касается ссылок на некоторые недоразвитые африканские страны, где сафари служат спасением для отдельных видов диких животных, так эти страны только находятся в начале своего природоохранного пути, который наши страны уже давно прошли. Я хочу быть понятым правильно. Я не отрицаю, что от любительской охоты совсем нет никакой пользы. Нет, польза есть. И, возможно, в определенных случаях даже существенная. Но польза существует и от продажи наркотиков, воровства, детского труда, торговли младенцами и многих других аморальных действий.
Это и экономическая выгода, и дополнительные рабочие места, и стимул к изучению иностранных языков, и многое другое. Но торговля наркотиками и другие действия аморальны по своей сути, несмотря на некоторый экономический или какой другой полезный эффект. Так же и с любительской охотой.
Природоохранники, защищающие любительскую охоту, оказывают «медвежью услугу» природоохране, так как совершают понятийную ошибку, выдавая желаемое за действительное. Охотники-любители вовсе не заинтересованы в сохранении всего видового многообразия, всей дикой природы. Они заинтересованы в сохранении только тех видов, на которых охотятся. Как говорят в Одессе — «а это — две большие разницы». Ко всем остальным живым существам они чаще всего относятся или равнодушно, или как к «вредителям». Кто не согласен со мной — может полистать принятый в 2000 г. Закон Украины «Об охотничьем хозяйстве и охоте», где в список «вредных животных» попали: серая ворона, грач, сойка, сорока, волк и лисица.
Но позвольте спросить, по какому праву эти животные, к тому же играющие огромную роль в экологических процессах, в целой стране поставлены вне закона, их разрешено убивать в любом количестве и в любое время года? Почему охотники берут на себя право распоряжаться: кому из животных не жить, а кому жить на этом свете и в каком количестве? Кто дал им роль Бога?
Мне могут возразить, что эти юридические ляпы — недосмотр государственных природоохранных органов. Это так, но это лишь следствие. А причина — все в той же отвратительной и аморальной охотничьей идеологии отношения охотника к живым существам как к пустым банкам и бутылкам.
Охотники любят заявлять, что по их вине не пострадал ни один охотничий вид животного. И это опять миф, неправда. А как быть с хищными птицами — соколами, орлами, совами, филинами, которых охотники-любители миллионами уничтожали в 1930-1960-х годах? Теперь эти птицы практически все занесены в Красную книгу. А как быть с тиграми, леопардами, рысями, которых наши отечественные охотники-любители вовсю колошматили как якобы вредных на рубеже 20 века? Пионер охраны природы профессор Московского университета Григорий Александрович Кожевников вступился было за хищных зверей, как тут же охотничий издатель Туркин с другими охотниками подняли его на смех. Сейчас рыси, тигры, леопарды также угодили в Красную книгу. Во всей этой грустной истории есть один момент, который меня беспокоит больше всего: ведь никто из охотников так и не покаялся за содеянное зло. Десятки миллионов прекраснейших, необыкновенных созданий природы — соколов, орлов, леопардов, тигров безвинно пострадали: их оговорили за нанесение якобы вреда охотничьему хозяйству и лишили жизни.
И за этот оговор, перед судом, пускай хотя бы моральным, не предстал ни один охотник, ни один кандидат наук от охотоведения не лишен своего ученого звания за невежественный призыв уничтожать хищных животных, ни один охотничий журнал за публикацию призывов к межвидовой розни не был оштрафован или закрыт. Справедливо ли это?
Теперь насчет Красной книги. Работая в Минприроде Украины мне неоднократно приходилось убеждаться, что охотничьи организации всегда были против внесения туда охотничьих видов животных. В Беларуси все те же охотники сопротивлялись внесению в новое издание Красной книги дупеля, коростеля, пискульки, турухтана и большого веретенника. «Красные списки не помогли еще ни одному из занесенных в нее видов» — заявляет в журнале «Охота и охотничье хозяйство» зав. Отделом российского охотничьего института ВНИИОЗ А. Савельев (№7, 2002, стр. 42-43), рассказывая о том, как его германские коллеги-охотники борются против Красных списков животных.
И после этого можно ли серьезно относиться к заявлению некоторых ученых зоологов, что охотники — это любители и защитники природы? Что и говорить, это чисто оруэлловская формулировка. Кстати, в свое время, южные рабовладельческие штаты США примерно так же цинично заявляли, что они — самые свободные штаты в стране.
Я не новичок в заповедном деле, долго работал в государственных и общественных экологических организациях. При моем участии создано около 200 охраняемых природных территорий разного профиля и ранга почти в половине областей Украины. Однако мне никогда не приходилось слышать, чтобы охотничьи организации выступили с инициативой создания нового заказника или памятника природы, или поддерживали нас. Наоборот, всегда только мешали. Именно охотники который год тормозят организацию Днестровского национального парка в Одесской области, именно они спустя 70 лет после запрета развязали в Украине антиэкологическую и антигуманную весеннюю охоту, предложив к отстрелу даже занесенного в Красную книгу глухаря. Именно охотничьи организации, в лице той же Главохоты Минлесхоза Украины оказывают сопротивление внесению новых редких видов животных в Красную книгу.
Нередко защитники любительской охоты пытаются все свои грехи свалить на браконьеров. Мол это они, ненасытные, во всем виноваты, а мы, — настоящие охотники-любители — честные. Но это не более чем уловка. Я знаком с браконьерством не по рассказам. Сам не раз участвовал в рейдах. Н моем счету более 2000 задержанных браконьеров. Так вот, мой опыт свидетельствует: практически любой охотник бывает браконьером (почему так случается — тема другой статьи). Тем более в наших условиях, когда службы охотнадзора практически не существует.
Кстати, на взгляд самих браконьеров, охотники «в законе» являются еще большими браконьерами, чем они сами. Откровенно говоря, я не верю в честных охотников. Честный, соблюдающий все правила охотник — это такой же нонсенс, как честный автоинспектор. Видели ли вы когда-нибудь честного автоинспектора? То-то и оно!
Отсюда вывод: любительская охота — это родная мать браконьерства. Не будет любительской охоты — не будет такого количества браконьеров (какая то часть их все равно останется — будет давить животных самодельными петлями, капканами и т.п.). Но «ружейное» браконьерство при полном запрете продажи ружей, пороха и дроби может постепенно сойти на нет.
Кстати, так называемое трудоучастие, заключающееся в подкормке кабанов и борьбе с браконьерством на самом деле — настоящая «развесистая липа». Это трудоучастие реальным делом было раньше. А сейчас от него просто откупаются, так в Москве официальная такса — 200 рублей.
Еще один интересный пример. В Италии, которая очень сильна своими охотничьими традициями, долгое время не создавались новые заповедники. Тридцать лет назад итальянское общество охраны птиц организовало в стране активную антиохотничью пропаганду. В результате, численность итальянских охотничьих обществ стало падать, а число новых заповедников — расти. (Вместе для птиц и людей, 2000, М., СОПР, 28 стр.).
Охотники нередко любят ссылаться на известных писателей, ученых-экологов — Тургенева, Некрасова, Олдо Леопольда, Астафьева и других, занимавшихся любительской охотой. Но это уже чистая риторика. Во-первых, можно привести такое же количество известных ученых и писателей, никогда в жизни не бравших охотничьего ружья в руки, да еще активно выступающих против охоты. Во-вторых, у каждого человека, пусть даже самого выдающегося, всегда имелись недостатки: Кант был скрягой, Достоевский любил азартные игры, Есенин — пил. Но это не означает, что данные недостатки, освещенные именами выдающихся людей, можно рассматривать как пример для подражания. В-третьих, Тургенева и Некрасова мы ценим за их писательский талант, за их произведения, а отнюдь не за то, что были охотниками. Если бы они не умели писать хороших стихов и романов, а оставались только отличными охотниками, — их никто так и не узнал.
Кстати, многие писатели, в молодости воспевавшие любительскую охоту, затем стали ее активными противниками: Джон Голсуорси, Лев Толстой, Юрий Нагибин, Николай Сладков, Федор Шахмагонов, Владимир Матов и др. Даже Олег Волков, и тот под конец жизни написал статью с требованием закрыть любительскую охоту. Критически высказывался о спортивной охоте и Антон Чехов.
Теперь по поводу еще одного расхожего мифа — так называемой страсти или «потребности» охотника-любителя убивать дикое животное ради развлечения. Свои неэтические поступки они часто пытаются оправдать этой якобы «всепоглощающей» и «всеизвиняющей» охотничьей страстью.
На мой взгляд, это не серьезный аргумент. Эту так называемую охотничью «страсть» убивать животных можно сравнить разве что со «страстью» сексуального маньяка насиловать.
В обоих случаях нормальная потребность (инстинкт) в получении еды или в продолжении рода получает извращение в виде «потребности» убивать животных ради развлечения или насиловать ради развлечения.
Охотники часто любят ссылаться на то, что страсть убивать досталась им от их предков — животных. Но это также очень сомнительный аргумент. Бог наградил человека свободой выбора и возможностью анализа своих поступков. Почему бы охотникам не взять за образец взаимоотношения, свойственные миру пауков: ведь там самец пожирается самкой сразу после оплодотворения!
Не может моральным считаться времяпрепровождение, где целью является пустое, сомнительное развлечение, а правилами — следование инстинктам. Нужно управлять своей страстью, а не так, чтобы страсть управляла тобой.
К счастью, абсолютное большинство людей обходится как без любительской охоты, так и без изнасилования.
Защитники любительской охоты часто любят ставить дилемму: что лучше — отстрел охотниками расплодившейся популяции оленей, или гибель их зимой от голода? Для второго варианта даже особый термин придуман —«убийство милосердием». Однако эти два примера несравнимы, так как относятся к разным понятийным категориям. Гибель расплодившихся оленей зимой от бескормицы является следствием обыкновенного природного механизма регуляции, действующего миллионы лет, к тому же убивающим в основном слабых, больных особей, чтобы сохранить и растительные ресурсы, и оптимальную численность оленей. Что же касается экологической этики — то она не рассматривает, в отличие от экологии, и не оценивает отношения внутри самой дикой природы, не дает оценку страданиям и смертям диких животных от хищников, болезней или бескормицы. Это не ее предмет.
Другое дело — отстрел расплодившихся оленей охотниками. В этом случае происходит нарушение одного из главных принципов экологической этики — «не вмешивайся», поэтому отстрел оленей не может считаться правильным. Ибо природа знает лучше, как регулировать свои проблемы.
Охотники любят пугать обывателя тем, что если не они, то дикие животные могут так размножиться, что поедят все вокруг. Все это жульничество. Дикая природа существует уже миллионы лет, однако никто никого не поел. Более того, в любой популяции действуют специальные механизмы, сдерживающие ее ненужный рост. Так, у птиц рост популяции тормозится определенным территориальным поведением — гнездящиеся птицы часто не позволяют другим птицам своего вида гнездиться в пределах определенного расстояния от своего гнезда. Тоже можно сказать и о мелких млекопитающих — белках, кроликах, енотах и т.п. Рост популяций копытных сдерживаются хищниками, болезнями, паразитами, кормами. Если их расплодилось слишком много — часть погибнет в голодную зиму.
С экологической точки зрения пусть лучше голодный олень умрет от голода, чем от пули охотника (выдуманный охотниками термин «убийство милосердием» на самом деле абсурден и антиэкологичен). Дело в том, что убивая диких животных, пусть даже находящихся в избытке, охотники отбирают пищу у хищников, паразитов, трупоедов и других многочисленных организмов, зависящих от данных животных. Вообще, мне все это «регулирование численности» при помощи ружей напоминает регулирование численности евреев при помощи автоматов в фашистской Германии. Тот же подход.
В свою защиту охотники постоянно заявляют, что они озабочены увеличением численности диких охотничьих животных — кабанов, зайцев, лосей, оленей, фазанов, что мол в хороших охотничьих хозяйствах этой охотничьей дичи всегда много. Но кто сказал, что это хорошо с экологической точки зрения? Более того, еще неизвестно, не мешает ли постоянный отстрел охотничьих видов животных их эволюционному процессу и видообразованию?
Предлагать любительскую спортивную охоту для улучшения здоровья экосистем и популяций диких животных — все равно, что навязывать больному любительскую хирургическую операцию. Людям иногда нужна хирургическая помощь, так же как и экосистемам иногда требуется выбраковка животных. Но здоровье людей вряд ли улучшится, если мы превратим хирургию в спорт. Хирург-любитель вырежет не то, что нужно, плохо завяжет швы, внесет инфекцию, оставит уродливые шрамы. Так и охотник-любитель: он принесет только вред экосистеме, убивая не тех животных.
Природные хищники, действуя как опытные хирурги, приносят пользу популяциям животных, убивая старых, слабых, молодых просто потому, что их легче поймать. Любительская же охота как институт регулирования популяции диких животных переворачивает ход вещей с ног на голову и удаляет самых крупных, красивых и здоровых животных. Охотник намеренно выбирает себе вожака и лишает стадо особи, более всего пригодного для передачи самых лучших генов. Любительская (спортивная) охота подрывает эволюционную состоятельность вида и может оказать негативное влияние на его способность к размножению. Так, охота на диких оленей подрывает социальную иерархию оленьего стада, вызывает дегенеративные изменения в его половой и возрастной структуре, результатом чего является излишняя борьба за первенство, сексуальная агрессия младших особей, рассеивание стада и конкретные физические увечья. В отсутствие доминантного, ведущего самца (которого охотники-любители убивают ради трофея), к спариванию приступают молодые недоразвитые самцы. Стадо начинает молодеть и быстро разрастаться. Возрастает его давление на лес.
По мнению известного российского орнитолога В.Р. Дольника, у птиц — тех же уток и гусей, главным носителем «мудрости» выступает вожак стаи или же стайная элита. Например, у ряда перелетных птиц далеко не каждая птица может стать вожаком, а потенциальных вожаков специально воспитывают другие, более опытные птицы.
В случае любительской охоты первыми гибнут именно вожаки стаи — крупные, красивые птицы, что наносит ущерб социальной структуре стаи и способствует большей гибели ее членов. Непонятно, почему защитники любительской охоты пропускают мимо своих ушей этот важный факт. Там, где природные хищники нужны для сохранения экологического равновесия, охота приносит вред, способствуя «эволюции наоборот».
Постоянная, длящаяся десятилетиями манипуляция некоторыми видами охотничьих животных при помощи любительской охоты (вольерное разведение, выбраковка стада, трофейный отстрел, зимняя подкормка, тотальный отстрел — волки, лисицы) изменяют эволюционное направление этих видов способом, который отличается от естественного отбора. Таким образом охотничьи животные могут стать частично гуманизированными и превратятся в объекты, почти полностью сделанные человеком — типа собак или коров. То есть охота ставит крест на эволюции. Это серьезный аргумент против любительской охоты.
К факторам, также имеющим негативное экологическое влияние на диких животных, нужно добавить постоянное, более чем полугодовое беспокойство, стресс, которые дикие животные получают из-за систематических облав, погонь, стрельбы, шума, а также широкомасштабное загрязнение дикой природы свинцовой дробью.
Охотники нередко заявляют, что без них популяции данных животных быстро деградируют. Это безосновательное, антинаучное и никем не подтвержденное заявление. Серьезных, незаангажированных работ, подтверждающих эту точку зрения нет (басни дедушки Мантейфеля и тому подобных сказочников — не в счет). На самом деле регуляционные механизмы природы, даже подпорченные человеком, действуют довольно четко. Природа всегда знает лучше. Основываясь на околонаучных, невежественных заключениях, охотники-любители часто придумывают массу доводов, дабы защитить тот или иной вид охоты под видом «безболезненного» для природы, «экологически чистого» метода регулирования — отстрела.
Приведем характерный пример. Известно, что весной селезней больше, чем уток, и поэтому охотники полагают, что можно отстреливать «лишних» селезней, от которых якобы нет пользы для воспроизводства. Это — один из главных аргументов в защиту весенней охоты. Я думаю, что эту аналогию можно распространить и на человеческое сообщество, предложив в шутку отстреливать холостых мужиков. От них тоже нет якобы ни какой пользы: лишь небо коптят, да водку жрут.
Ну а если серьезно, в природе ничего не бывает лишнего. Есть данные, что холостые селезни помогают уткам и «женатым» селезням защищать гнезда, воспитывать молодежь, играют другую возможную социальную и экологическую важную роль в утиных стаях, к сожалению пока еще не изученную наукой. В любом случае, чем меньше человек будет мешать природе, или брать на себя ее функции — тем будет лучше. Как для человека, так и для природы.
Конечно, иногда возникают спровоцированные самим человеком ситуации, когда в определенных местах нужно уменьшить численность какого-либо вида животных, например, волка. Но, во-первых, почему этим должны заниматься охотники-любители? Для этих специфических задач есть профессионалы — егеря. Ведь никто не предлагает на винных заводах дегустировать новые сорта вин обыкновенным любителям выпить. И, во-вторых, мне непонятно, почему численность нежелательного вида нужно обязательно уменьшать при помощи охотничьего ружья? Да, стреляя, это сделать быстро, легко, — но негуманно. Должны применяться другие, гуманные, этичные способы регулирования численности. А если их сейчас нет — так нужно разработать!
Теперь пора перейти к главному этическому аргументу против любительской охоты. Попробую его сформулировать следующим образом: любое развлечение убийством (любительская охота, коррида, собачьи бои и т.д.) не являются жизненно важной человеческой потребностью и поэтому не может считаться морально оправданным для того, чтобы нарушать права животных, отнимая у них жизнь.
Конечно, иногда для такого вынужденного действия как лишение жизни животного могут быть морально оправданными обоснования, например, самооборона или добывание пищи с целью пропитания. Но развлечение при помощи убийства, чем по сути является любительская охота, не является веской моральной причиной, чтобы лишить живое жизни.
Другими словами, любительская охота аморальна потому, что право животных на жизнь попирается необоснованно, ради баловства.
Следует также добавить, что различные виды и способы охоты аморальны в разной степени. Например, многие охотники сами считают неэтичной «царскую охоту», весеннюю охоту, охоту в заповедниках и национальных парках, садочную стрельбу или, как сейчас модно ее называть — спортинг (стрельба по ловленным птицам, например, голубям), а также американское изобретение — вармитинг (когда вооруженные роскошными дальнобойными винтовками с оптикой охотники тренируют свой глаз отстрелом сусликов и других мелких животных).
Аморально вдвойне полувольное разведение в вольерах оленей, кабанов, уток, фазанов с последующим их выпуском под ружье. Ибо в этом случае охота ведется практически на беспомощных животных, полуприрученных, почти домашних, не умеющих скрываться от человека.
Однако, все дело в том, что этих вопиющих по своей аморальности видов охоты не было бы только в том случае, если бы навсегда исчез субстрат, их воспроизводящий — любительская охота как таковая.
Если мы заговорили об этическом отношении к природе, то от слов нужно переходить к делу. А это в первую очередь означает добровольное самоограничение человека в некоторых его правах и несерьезных потребностях. Например, в любительской охоте.
Еще об одном больном вопросе, связанном с охотничьей темой. Дело в том, что существует антигуманная традиция поэтизирования, идеализирования убийства диких животных ради развлечения. К ней приложили руку многие известные писатели, художники, поэты — тот же Пушкин, Аксаков, Хемингуэй. Она берет свое начало из глубокой древности, когда принципы гуманного отношения к животным были понятны только единицам (Будда, Мухаммед, Пифагор, св. Франциск Ассизский), а экологической этики еще вообще не существовало.
Это, во-первых. Во-вторых, и великие люди могут ошибаться. Так, тот же Аристотель защищал рабство. В его время рабство было распространенным и нормальным явлением. Однако сейчас вряд ли кто будет отстаивать рабство, ссылаясь на Аристотеля и его коллег — древних философов. Да и сам Аристотель, попади в наши дни, скорее всего изменил бы свое мнение о рабстве. Также, как и Пушкин с Аксаковым, скорее всего — о любительской охоте.
Аксаков, Тургенев, Пушкин, Некрасов несмотря на то, что считались передовыми людьми своего века, тем не менее являлись помещиками. Они поддерживали или не противились тому порядку вещей, при котором одни (помещики) грубо нарушали права других (крестьян). Естественно, о защите прав животных в те времена вообще не могло быть и речи. То, что любительская охота является одним из грубых и вопиющих нарушений прав животных и требует осуждения, им просто и в голову не могло прийти.
Конечно, мы не имеем права осуждать Аристотеля и классиков русской литературы за их антидемократичные поступки. Совсем другие были времена. Живи они в наши дни, то поступали бы иначе.
Поэтому, если воспевающих любительскую охоту людей искусства 18 — начала 20 веков еще можно понять и простить, то воспевание, поэтизация убийства животных на охоте ради забавы в наше время следует рассматривать не просто как пребывание в плену устаревших стереотипов и догм, а как неприкрытый цинизм и антигуманизм. Некрасиво и преступно скрывать за красивыми фразами и художественными образами убийство ради забавы и необоснованное попирание прав живых существ.
В 21 веке люди должны наконец понять, что нельзя убивать животных просто так. Жажда убийства, как бы она не маскировалась — под искусство, традиции, спорт и пр. — аморальна сама по себе.
Что же касается ссылок охотников на авторитет самого искусства как такового (мол если сцены охоты воспевались в живописи и поэзии, то значит любительская охоты — занятие достойное), так этот посыл ошибочен. Само по себе искусство находится вне морали, и может двигать людей как к добру, так и ко злу (вспомним роль искусства в фашистской Германии). Все зависит от этических воззрений людей, в чьих руках находится искусство. В 2004 г. в московских салонах одна фотохудожница выставляла фотографии отрезанных голов животных — и это тоже
кое-кем считалось искусством.
Кстати, немало выдающихся русских и украинских живописцев 19 века воспели в своих картинах браконьерскую ловлю рыбы при помощи бредней, подхватов и острог (В.Г. Перов — «Рыбаки», Л.И. Соломатин — «Ловля рыбы с острогой», И. Прянишников — «Ночные рыболовы», Н.Н. Бунин — «Рыбная ловля»,
С. Васильковский — «Рыбаки», М.М. Яровой — «Рыболовы», а также Н. Красовский и др.). Однако, это совсем не означает, что из уважения к этим художникам, из любви к искусству и подобным «народным» традициям нужно разрешить эти виды браконьерства.
Нередко приходится слышать, что охота воспитывает настоящих мужчин. С таким же успехом можно заявить, что настоящих мужчин воспитывает и война. Однако, почему-то люди считают войну плохим занятием. Любительская охота — это та же война, только против животных. Да и воспитывает она в человеке много негодных качеств: тщеславие, хвастовство, вранье. Но особенно мне противно лицемерие охотников. Так, если мальчишка бросает котенка в стаю собак, то любой охотник осудит этот поступок. Однако, если же этот подросток станет помогать натравливать свору гончих разорвать лису или зайца, то у охотников это считается вполне достойным занятием.
А так называемая «любовь» охотника к природе? Как можно одновременно любить и убивать на охоте одно и то же живое существо? Тургеневский Герасим по настоящему любил маленькую собачку по кличке Муму. Убийство любимого животного перевернуло весь внутренний мир несчастного крепостного, заставило решиться на бунт. А вот некрасовский дед Мазай, спасая зайцев во время весеннего половодья, совсем их не любит: он смотрит на косых сугубо рационалистически, как на вещь, спасает весной, чтобы убить зимой. С таким же успехом он будет зашивать продырявившиеся валенки, — совсем не испытывая к ним любви или уважения, а чтобы «рационально попользовать» еще пару сезонов.
Охотники любят природу, как мы с вами мороженое. Съел — и все. Известный пионер охраны природы, профессор Иван Иванович Пузанов не уставал заявлять, что лесники — враги дикой природы и заповедного дела. Этим он нередко шокировал малосведущих или привыкших к стереотипам людей, считавших, благодаря разрекламированным неверным представлениям, что лесники — друзья и защитники природы. Возможно так было в 19 веке, но не в двадцатом. Теперь, расширяя тезис И.И. Пузанова, я заявляю, что не только лесники, но и охотники-любители (спортсмены) — враги дикой природы и заповедного дела и призываю к закрытию любительской (спортивной) охоты как таковой.