За мягкой рухлядью: пушнина никому не нужна

Премьер-министр Д. Медведев убеждает нас, что денег на выполнение майского указа президента В. Путина в бюджете достаточно, но народ все-таки сомневается.

Почему, например, зарплата учителя всего 9000 рублей («Комсомолка» от 01.02.2019 г.)?

Хотя президент на последней встрече предупредил министра просвещения О. Васильеву: «Следите за уровнем зарплаты учителей».

В статье «Ждем перемен» («РОГ» № 2, 2019 г.) я прямо назвал статьи дохода, не требующих существенных вложений бюджета, это лес, рыба и охота.

Органы управления, кадры есть, не хватает только организованности и борьбы с коррупцией в них.

Это подтвердили в репортажах В. Ворсобин и В. Гусейнов («Комсомольская правда» №№ от 15.01.2019 – 19.01.2019 г.).

Разговор в данной статье пойдет о «мягкой рухляди».

До своего распада СССР занимал лидирующие позиции в поставках «мягкого золота» на международные аукционы.

Охотники-промысловики были штатными сотрудниками коопзверпромхозов и получали стабильную зарплату. Они за охотничий выход добывали столько пушнины, что после ее сдачи денег им хватало до следующего сезона.

Но с началом 90-х большинство вышеназванных предприятий приказало долго жить, а уцелевшие не имеют средств на организацию добычи пушнины.

Промысловиков вывели за штат, а договоры с ними заключали только на время сезона. Что поделаешь, рынок.

Пушнину стали скупать по заниженным ценам перекупщики, доходы охотников неумолимо падали, и многие из них были вынуждены уйти в нефтянку и газодобычу.

Власти не способствовали добыче дикой пушнины. При таком отношении к пушному промыслу профессиональных охотников становилось все меньше и меньше.

Россия могла бы получать доход на соболе значительно выше, да и другие меха могли бы приносить заметную прибыль, но все упирается в низкие закупочные цены. Коммерсанты платят за соболя не более 1,5–2,2 тыс. руб., за белку 30–35 руб.

Никто не задумывается над проблемой, во что обходится промысловику выход в тайгу. Специалисты приводят примерный расчет подготовки охотника к выходу на промысел.

• 300–400 капканов по 120 руб. за штуку (в последующем он их будет подкупать по мере необходимости);
• оружие, боеприпасы, экипировка — 50–60 тыс. руб.;
• продовольствие, палатки, срубить зимовье — 120–150 тыс. руб.;
• заброс на промысловый участок вертолетом — не менее 200 тыс. руб.;
• плата за аренду охотничьего участка и выкуп лицензии на добычу соболя.

Как говорил А. Райкин — получается сумасшедшая цифра. Чтобы рассчитаться, охотник должен добыть около сотни соболей за сезон. Выходит, прожить охотой невозможно.

Поэтому таежные жители охотятся как любители и топчутся вокруг своих деревень, а молодежь вообще не интересуется промыслом.

По этим причинам на отдаленных промысловых участках, богатых зверьем, охотников становится все меньше и меньше.

Да что там говорить про Сибирь и Дальний Восток. Мы, охотники Европейской части России, зимой не особенно рвемся на охоту за пушным зверем. Вот на кабана или лося — другое дело. Но есть и исключения.

Мои товарищи по коллективу увлекаются охотой на зайцев и лис. Н. Науменко, председатель нашего коллектива № 9 Домодедовского районного общества охотников, держит гончую и довольно часто с товарищами охотится из-под нее на зайцев и лис.

Трофеи скромные. Лучшие результаты в охоте на лису с гончей у А. Камынина, нашего товарища, он добыл в декабре 6 лисиц. На привадах в этом сезоне опять отличился Р. Темиров. Его итог — 6 рыжих кумушек. Хотя лучший результат Руслана за 2014–2015 гг. составил 13 хищниц!

И это в Домодедовском районе, где деревня на деревне и день и ночь ревут самолеты! Это же сколько охотничьих птиц и зайцев спасли они от острых зубов лисиц?!

Так почему же охотоведы районных обществ не организуют коллективные охоты на лис? Лисы уже бегают по улицам Москвы! Бобры заболотили Тверскую, Вологодскую и Архангельскую области, и они тоже никому не нужны.

А волки и медведи? Их у нас: волков 60 тыс. голов, медведей —209 тыс.! Уже в окна в деревнях заглядывают. Это же сколько диких и домашних животных они сожрут? Не по-хозяйски… Нашим чиновникам пора пересмотреть отношение к исконно русской охоте на берлоге.

Я вспоминаю свою охотничью молодость. В те годы на каждом рынке был пункт приема пушнины. Шкурка зайца принималась за 1 руб. А если она оказывалась качественной, то платили и 2 рубля.

А про лису и говорить нечего. За эти деньги можно было купить 1 кг дроби (90 коп.) или банку пороха «Сокол» (1,2 руб.). Охотникам хорошо и государству выгодно! Так почему сегодня все это ушло в прошлое?

Особенности современной промысловой охоты в тайге и Сибири

Промысловая охота раньше была одной из важнейших экономических отраслей, однако сегодня она постепенно уходит. В РФ промысловая охота распространена только в азиатской части страны.

О современной промысловой охоте

Промысловая охота – это абсолютно законное занятие, имеющее важное социально-экономическое значение. Она ведется с разными целями – это может быть добыча ценного меха, мяса, шкур животных, или даже целенаправленный отстрел слишком расплодившихся животных, которые представляют угрозу для сельского хозяйства и жизни человеческих поселений.

Охотники-промысловики рассматривают такой вид охоты не только как хобби или развлечение, но и как официальный способ заработка. Помимо хорошего источника дохода, промысловая охота остается достойным занятием для настоящих мужчин, своеобразной проверкой сноровки и выносливости. Помимо того, что человек должен обхитрить зверя, в таком виде охоты немаловажную роль играет польза добычи, ведь шкурки, мех, мясо и прочие ценные ресурсы, добытые в ходе выслеживания добычи, затем идут во благо людям.

Для того, чтобы заниматься промысловой охотой, необходимо получить разрешение и иметь соответствующие документы. Такой вид занятости доступен юридическим лицам и частным предпринимателям, которые получили специальную лицензию.

Сезон такой охоты устанавливается на законодательном уровне, нарушать сроки нельзя, иначе человек будет привлечен к ответственности. За нарушения правил промысловой охоты налагаются серьезные штрафы.

Наибольшую ценность в промысловой охоте представляет пушнина бобра, куницы и соболя. Их сдают в соответствующие компании по приемлемой цене, так как эти шкурки идут на экспорт. В целом, основной заработок промыслового охотника составляет именно продажа меха и шкур.

Промысловая охота в Восточной Сибири

Промысловой охоте в Якутии всегда уделялось особое внимание. Дело в том, что северо-восточная часть Сибири – это достаточно малонаселенный район. Основная часть населения проживает в крупных городах, где и сосредоточены все рабочие места. В небольших городах и поселках экономическая ситуация оставляет желать лучшего, поэтому промысловая охота в этом районе широко распространена и сегодня.

С давних времен охота на этой территории являлась основным занятием взрослых мужчин. Охота долгое время была основным источником дохода жителей Якутии и важнейшим ресурсом для пропитания. Впрочем, и на сегодняшний день промысловая охота в этом районе остается единственным источником дохода для множества людей.

Территория Восточной Сибири богата лесной и водоплавающей дичью. Распространена охота на кабана и лося, которые являются важнейшим источником мяса. Наибольшую ценность представляет соболь и горностай, мех которых очень ценится.

Охотники-промысловики в Сибири состоят в артелях, в которых проводится массовая заготовка и сбыт пушнины.

Добыча соболя

Мех соболя – ценный трофей для охотника. Удачливый и умелый промысловик в сезон может добыть такое количество ценных шкурок, что средств от их продажи хватит на безбедное существование и в межсезонье, поэтому охота на этого зверька в Сибири очень распространена.

Добыча соболя требует умения и сноровки.

Испуганный зверек ловко забирается на дерево и прячется в дупле. Задача охотника – срубить часть дерева и установить на нем специальное приспособление для ловли соболя, представляющее собой прочную сеть. Затем в задачу промысловика входит загон зверька в сетку. Для этого пространство вокруг дупла, в котором спряталась добыча, простукивается, выгоняя зверя к проделанному в дереве отверстию.

Спустя некоторое время у соболя не останется иного выхода, кроме как через установленную сеть. Попав в сеть, зверек путается и может укусить, поэтому его необходимо схватить за шею и держать некоторое время, пока он не утихнет. Такой метод ловли соболя позволяет получить целую и неповрежденную шкурку.

Тем, кто собрался на промысел, следует завести обученную охотничью собаку. В ловле соболя дрессированная лайка является неоценимым помощником. Эти собаки способны долго бежать по заснеженным лесам и полям, преследуя добычу, не знают усталости и обладают сильным охотничьим чутьем.

Охота в Западной Сибири

Если в восточной части Сибири промысловая охота нацелена на добычу ценного меха, в западной части Сибири она преследует другие цели. На этой территории сильно распространены кабаны, медведи и лисы. Животные быстро размножаются и представляют серьезную угрозу для человека, поэтому охота направлена на регуляцию их популяции.

Для уменьшения численности животных практикуется групповая охота. Обычно используется метод загона.

Охота на кабана

Чтобы добыть кабана, необходима группа охотников, разделенная на загонщиков и стрелков. Загонщики окружают место нахождения кабана и издалека начинают издавать различные звуки, постепенно сужая круг. У испуганного животного остается лишь один путь к бегству – вперед, где его ожидают притаившиеся стрелки. Так как разъяренный и испуганный кабан очень опасен, стрелков должно быть несколько. Они размещаются на возвышении, с целью безопасности и лучшего обзора. Когда загонщики выгоняют животное на нужное место, ожидающие стрелки производят сразу несколько выстрелов с высоты.

Охота на лис

Промысловая охота на лис в западной части Сибири помогает регулировать численность этих животных и получить мех, который достаточно высоко ценится. Так как лисы относятся к норным животным, охота проводится с собаками. Для этих целей используют либо небольших норных собак, например, таксу, либо гончих, которые смогут загнать лису, если ее удалось выгнать из норы.

Норная собака забирается в логово животного и лаем выгоняет лису прямо на охотника. Таксы обычно предпочитают держать дистанцию, не подставляясь под клыки животного, а вот ягдтерьеры отличаются большей агрессивностью, поэтому могут вступить в бой с лисой.

Обычно у лисы предусмотрено сразу несколько выходов из норы, поэтому процесс может затянуться и охотнику нужно быть начеку.

Охота на Урале

Промысел на Урале богат трофеями, охота в тайге позволяет добыть медведя, лося, горностая и волка. Помимо этих животных, таежная часть Урала богата волками, здесь же обитает северный олень. Такие трофеи придутся по душе многим профессиональным охотникам.

Здесь практикуются различные виды охоты. Большим уважением в среде охотников пользуются обученные собаки.

Сезон промысловой охоты в Сибири и на Урале длится от пяти месяцев до полугода. Охотник может по несколько дней проводить в лесу, поэтому в промысловой охоте важно не только умение, но и экипировка. Чтобы лучше понять особенности промысловой охоты, можно ознакомиться с видео, в которых охотники делятся своим опытом и в целом рассказывают о жизни промысловиков.

Страсти по соболям: правда пушного промысла

Разговор по душам в охотничьем зимовье (в центре за столом Виктор Романов)

Охотничье зимовье

Директор ООО «Тайга-тур» Виктор Романов

Иркутянин Артем Корнилов и его соболиный трофей

Соболей в Приангарье становится все больше

• 
• 
• 
• 
• 

Иркутская область теряет былую славу одного из главных добытчиков пушнины

Пионеры — уже не пионеры

В свое время Восточная Сибирь в деле пушного промысла гремела едва ли не по всему Советскому Союзу. Добытчик пушнины, мягкого золота, как говорили тогда, приносил в казну государства валюту, пользовался большим уважением, его труд хорошо оплачивался. Желающих поступить на работу в коопзверопромхоз или госпромхоз было много. Брали только лучших. На освободившиеся по каким-либо причинам охотничьи участки существовали даже конкурсы.

С того времени много воды утекло, но до сих пор стоят перед глазами яркие картинки подготовки промысловиков к охотничьему сезону, их заброски в угодья вертолетами, вездеходным транспортом. Неделя завоза была для всех — самих охотников, их жен и детей, местного поселкового и районного начальства — сродни празднику. Шум, гомон, суета. Но больше всех, кажется, радовались открытию предстоящего промыслового сезона охотничьи собаки, в основном восточно-сибирские лайки, соскучившиеся за лето по настоящей работе.

Государство заботилось о добытчиках пушнины, обеспечивало их необходимым снаряжением, боеприпасами — частью бесплатно, а также продуктами. Стимулов существовало много. Так, за каждую сданную шкурку белки охотнику списывали 3 малокалиберных патрона, за добычу копытного полагалось 5 бесплатных патронов. Половину капканов, выдаваемых коопзверопромхозами (входили в единый областной трест) и госпромхозами (подчинялись областному управлению охотничьего хозяйства), списывали сразу.

В Сибири, как Восточной, так и Западной, еще с царских времен и вплоть до конца советского периода складывалась схема освоения новых территорий. Сначала вглубь тайги шли охотники, за ними — геологи, потом — строители и рабочие. Промысловик всегда выступал у нас в этакой роли пионера, первооткрывателя по освоению еще необжитых земель.

Теперь все поменялось. Коопзверопромхозов и госпромхозов, которые интенсивно занимались пушным промыслом, нет. Как и государственной собственности. Сейчас в тайге повсеместно только общественная да частная собственность, добыча пушных зверей, как заметил руководитель службы по охране и использованию животного мира Иркутской области Валентин Бороденко, осуществляется по большей части на любительском уровне. Число профессиональных штатных охотников неуклонно сокращается, условия их труда ухудшились, заработки снизились и не соответствуют затратам.

Известный в Жигаловском районе охотовед-биолог Геннадий Кислов склонен считать, что именно эта, последняя, причина сыграла решающую отрицательную роль в оттоке из отрасли охотничьих кадров. Вот фрагмент интервью с ним:

— Закупочная цена добытого соболя или белки является всегда главным фактором для любого промысловика. От этого целиком и полностью зависит его конечный заработок. А он за последние годы резко снизился, несмотря на то, что аукционная цена на соболя, нашего главного пушного зверька, с 90-х постоянно росла. К 2008 году увеличилась почти в два раза. В 2009-м произошел, правда, спад, но эти колебания — не редкость.

В 80-е охотник-соболятник за 30 дней в период самого «урожайного» времени сезона — примерно, с 20 октября по 20 ноября — зарабатывал столько денег, что мог позволить себе купить снегоход без серьезного ущерба семейному бюджету. В наши дни, чтобы приобрести снегоход при средней закупочной цене шкурки соболя 1,5 тыс. рублей, ему надо поработать в промысловых угодьях уже не один, а три сезона. Вот и пустуют нередко участки, идет недопромысел, ибо охотник-профессионал себе в убыток работать не станет. Уйдет на газо- или нефтедобычу, получит там намного больше за свой труд. Многие так и делают. В 80-е годы в Жигаловском районе в тайгу в сезон заходили 500 промысловиков, сейчас — от силы 250.

— Может, оттого еще, что численность пушных зверьков уменьшилась? — предположил я.

— Нет, соболя в Жигаловском районе много. Численность его растет. Об этом говорят и сами охотники, и проводимый ежегодно зимний маршрутный учет. Причем подобная ситуация наблюдается, как мне известно, и в других районах области. В этом году ко мне приезжали охотники из Боханского района Усть-Ордынского округа, просили помочь купить хороших соболиных лаек. Я удивился, говорю: «Зачем они вам? В Боханском районе соболь массово никогда не водился». Отвечают: «Э-э, не скажи. Знаешь, сколько их у нас развелось! Соболь расплодился, на него можно охотиться, а собак нет».

Брошены на произвол судьбы

Ныне государство не помогает промысловикам. Ничем. Ни оружием, ни боеприпасами, ни доставкой в охотугодья. О вертолетах уже давным-давно никто и не вспоминает. Все приходится делать самим. А это ой как не просто. Стремительно растут в цене ГСМ, запчасти, оружие, боеприпасы, капканы и другие орудия лова, транспорт. Например, снегоход «Буран» тянет уже на 130—160 тыс. рублей. Чтобы заехать в наши дни на промысел, нужно сделать большие финансовые затраты. Рыночная же стоимость пушнины часто не позволяет их компенсировать. Средняя закупочная цена одной беличьей шкурки по информации председателя Иркутской областной общественной организации охотников и рыболовов Алексея Трубникова, составила в 2008—2009 годах 15—30 рублей, а соболиной — 1,5—1,7 тыс. рублей.

— Иногда цена белки дешевле боеприпасов, потраченных на ее добычу, — с горечью резюмировал Трубников. — Вот и уходят профессионалы. На некоторых угодьях остаются порой только наши охотники-любители. Но мы добываем пушнины немного, ее удельный вес от общих доходов организации составляет не более 10%.

У молодых парней из глубинки некогда популярная рабочая профессия добытчика мягкого золота не пользуется престижем. Специалисты опасаются, что на многих промысловых угодьях, в первую очередь отдаленных, малодоступных, но, как правило, богатых зверьем, скоро некому будет работать. Молодежь бежит из леса, как некогда бежали парни и девчата из неперспективных колхозов. Вы спросите, а что же государство? Куда оно-то глядит? Государство (читай — чиновники у власти) никуда пока не глядит. Оно наивно, вот уже почти два десятка лет, считает: рынок сам все отрегулирует. Однако жизнь показала, что, во-первых, никакого цивилизованного рынка у нас как не было, так и нет; во-вторых, само собой, без разумного и решительного вмешательства государства, ничего делаться не будет. Особенно при нынешнем мировом экономическом кризисе.

Посмотрите, в США, Англии, Германии, в других странах правительства берут под свое крыло даже святая святых в бизнесе — банки и страховые компании. Что уж говорить о нашем российском охотничьем хозяйстве, где ныне все не прозрачно, где много криминала, и зачастую нет элементарного соблюдения законов. Это не значит, что надо вновь создавать нечто подобное коопзверопромхозам. Возврата к старому нет, но вот умно определить правила игры, помочь охотнику, поддержать и заинтересовать его — это государство обязано сделать. В том числе и наша иркутская региональная власть. Ведь не секрет, что раньше, если, случалось, цены на международном рынке на пушнину падали, то государство находило пути, чтобы материально промысловика поддержать, сохранить кадры.

Если подобную работу в нынешних условиях совсем не проводить, то ситуация может сложиться такая, как на некогда благополучном, передовом производственном участке Туманшетский бывшего Тайшетского госпромхоза (ныне это просто урочище Туманшет). В советские времена там ежегодно работало 25—26 штатных промысловиков. В минувшем охотничьем сезоне 2008—2009 годов осталось только 5. Производительность добытчиков, правда, серьезно возросла, но 5 человек все равно не могут взять сполна ресурсы этой богатой дикими животными территории.

Пока именно за счет того, что каждый отдельно взятый охотник, чтобы выжить, свести концы с концами, стал работать интенсивнее, удается компенсировать их нехватку в масштабах всей области, поддерживать на высоком уровне заготовки меха. Но этот резерв практически уже исчерпан. Старые кадры уходят на пенсию, молодые на их место не идут. Особенно большой отток профессиональных охотников из отрасли отмечен в течение двух последних сезонов. Связь поколений практически утеряна.

Зимовья разрушаются, плашки гниют

Текучесть рабочих кадров, нестабильная ситуация на международном пушном рынке заставляют фирмы, занимающиеся заготовкой шкурок пушного зверя, нервничать, осторожничать. Многие из них теперь неохотно дают авансы для организации промысла и снижают закупочные цены, что, в свою очередь, еще больше загоняет добытчика в угол. Если раньше он получал 60—65% от аукционной стоимости шкурки соболя, то в последнем охотничьем сезоне — менее 50%.

В урочище Туманшет пустующие охотничьи участки приходят в упадок. Гниют и разрушаются зимовья, плашки и другие орудия лова, зарастают охотничьи путики (тропинки). А ведь соболь — не белка. Добывать его сложно. Надо надолго заезжать в лес, иметь хорошее зимовье, хорошие плашки. Если все это пропадет, восстановить будет практически невозможно. Разве что обустроиться заново. Председатель Тайшетской районной организации охотников и рыболов Сергей Смолин назвал сложившуюся в районе ситуацию с пушным промыслом плачевной. МУП Тайшетохопромхоз, созданное при местной администрации, закупает соболя, примерно, по 1 тыс. рублей, а за белку дает не более 15—17 рублей.

— При таких ценах честному охотнику работать невыгодно — семью не прокормишь. Молодому — тем более. И они уходят. Остаются ветераны. Выручают их в межсезонье дополнительные заработки — огороды кому-то вспашут, дрова или сено помогут заготовить. Ну и, конечно, подворье. Выживают охотники с трудом, — рассказал мне Смолин по телефону.

— Сергей Архипович, вот вы говорите, что МУП Тайшетохотпромхоз закупает у местных охотников пушнину. А оно помогает им финансово в организации промысла, авансирует его?

— Нет. Охотники даже не в штате этого предприятия. Работают сами по себе. В штат их не берут — хлопотно. За них надо будет потом нести ответственность, гарантировать заработок, платить налоги и т. д. А так купил подешевле, потом перепродал какой-либо иркутской или красноярской заготовительной фирме подороже. Легче и проще.

— МУП — просто еще один посредник на пути пушнины от охотника до аукциона?

— Выходит, что так.

— А как бы вы хотели, чтобы было?

— Надо государству вернуть себе монополию на заготовку пушно-мехового сырья.

— Ну, тогда хотя бы сократить число посредников. В результате больше средств достанется охотнику. Знаете, у меня отец всю жизнь работал штатным промысловиком. И не жаловался. Сейчас он на пенсии. Говорит: «Раньше сезон отохочусь — семья год на эти деньги живет. А сейчас что.

— Сергей Архипович, много ли в Тайшетском районе охотников выходит за сезон в тайгу?

Я звонил в Жигаловский район, разговаривал с биологом-охотоведом Геннадием Кисловым. По его информации в Жигаловском цифра эта составляет, примерно, 250 человек, а было когда-то 500.

— По Тайшетскому району конкретное число добытчиков назвать затрудняюсь, но не более 30% от той численности, которая фиксировалась в 80-х годах. Очень жаль, что соболиный ресурс мы так плохо осваиваем. Зверька в Тайшетском районе предостаточно.

С добычей пушных зверей вроде бы все ясно — сегодня это прерогатива охотпользователей в лице промышленных предприятий, акционерных обществ, различных ООО и ЗАО, общественных организаций охотников и рыболовов или отдельных граждан. А заготовку ведут специализирующиеся на этом фирмы. Но, как правило, они занимаются параллельно и другими видами деятельности.

Например, той же добычей диких животных, содержат штат егерей, охотников, имеют промысловые угодья. В свою очередь, некоторые коммерческие организации, ведущие добычу пушных зверей, сами их заготавливают и сами же продают. Такой комплексный подход к делу позволяет снизить затраты, повысить эффективность работы, увеличить в конечном итоге прибыль.

У иркутского ООО «Тайга-тур», которое возглавляет биолог-охотовед с многолетним опытом Виктор Романов, своих охотников, своих охотугодий на территории Иркутской области нет. Фирма специализируется на заготовке пушнины. Чтобы поддерживать на плаву бизнес, занимается еще охотничьим и рыболовным туризмом, организует туры на медведя, волка, лося, изюбря, глухаря и других диких животных.

Сам Виктор Романов — личность в Иркутской области довольно известная и уважаемая в охотничьих кругах. Выпускник ИСХИ с красным дипломом. Закончил в стенах этого вуза аспирантуру, но защищать кандидатскую не стал. Плановая советская экономика к тому времени рухнула, тема его научной работы в новых экономических условиях была уже не актуальна. Студенческую практику Романов проходил на Таймыре и Дальнем Востоке. Работал в Ямало-Ненецком округе, что на севере Тюменской области, в Восточно-Сибирском отделении Всесоюзного НИИ охотничьего хозяйства и звероводства. В 1994 году на волне всеобщей коммерциализации создал с единомышленниками в стенах НИИ малое предприятие. Но в следующем, 1995-м, региональное отделение института закрыли, сотрудники стали разбегаться. Кто в Прибайкальский национальный парк, кто в заповедники, кто в ИСХИ, кто в охотуправление. Романов и еще несколько человек решили остаться в бизнесе.

Главная дорога ведет в Санкт-Петербург

Заготовка промышленной пушнины у охотников и охотничьих хозяйств — это лишь полдела. Приобретенным шкуркам, прежде чем их реализовать, нужно придать товарный вид. Доработать, как говорят специалисты. А это целая наука, тонкое искусство. Есть, конечно, шкурки и без дефектов, которые стопроцентно готовы к продаже. Но около половины закупаемого фирмой сырья приходится в той или иной степени «доводить до ума». А еще проводят исследования на радиоактивное загрязнение шкурок, на сибирскую язву. Оформляют уйму документов. Прилагают к каждой шкурке соболя отрывной талон лицензии — в доказательство того, что зверек добыт законно, не браконьерским путем. И только когда все это готово, можно везти товар в Санкт-Петербург, на единственный в России международный пушной аукцион.

Раньше охотнику разрешалось на одну лицензию добыть до 10 соболей. Потом правила ужесточили. Теперь можно добыть столько зверьков, сколько у тебя лицензий. Конечно, промысловики нередко стремятся купить лицензий поменьше, а добыть соболей побольше. Но тогда путь на аукцион такой шкурке заказан. На черном российском рынке перекупщик, разумеется, возьмет ее, однако охотнику это невыгодно. На аукционе цены в разы выше, значит и доход охотника тоже. Вот и стремится все большее число промысловиков работать по-честному.

В итоге и государство выигрывает. Еще 3 года назад в России добывали около 500 тыс. соболей, а лицензий выдавали не более 250 тысяч. То есть каждая вторая шкурка соболя была не учтенной. Лицензия стоит 120 рублей, стало быть, государство теряло в год только на продаже соболиных лицензий около 30 млн рублей. Спрашиваю Виктора Романова, сколько стоит на аукционе шкурка соболя.

— По-разному. От 10 американских долларов до 2 тысяч, — отвечает он. — Самую высокую цену иностранные покупатели дают за соболя баргузинского кряжа — темного и седого. Мех ведь, как и алмаз, имеет размер, цвет, дефект, кряж (вид). Любой из этих показателей может очень значительно цену повысить или наоборот понизить. В прошлом году довольно серьезную конкуренцию по дорогому соболю американцам, традиционным его покупателям, составили наши отечественные фирмы.

— Соболиные торги на Санкт-Петербургском аукционе проводятся честно, прозрачно?

— Формально, да. Но в них есть много нюансов, секретов, тонкостей, невидимых со стороны, и, порой, мало понятных даже нам — поставщикам пушнины. Есть и своя международная мафия в этом деле.

— Теперь, говорят, можно торговать пушниной и по Интернету.

— Да. Идет масса информации по заключению контрактов. Чаще всего ее размещают там иностранные фирмы — английские, итальянские, китайские, — предлагают приобрести те или иные меха, в том или ином количестве.

— А белку заготавливаете тоже для отправки на аукцион?

— И для аукциона, и для продажи на территории России. В прошедшем охотничьем сезоне заготовили 26 тысяч шкурок.

Катанга — соболиный край

Соболь, если кто не знает, водится только у нас и немного на севере Китая, Монголии. В Иркутской области больше всех в прежние годы его добывали в Катангском районе — до трети, а сейчас, примерно, только пятую часть. Многие продуктивные охотугодья здесь не осваиваются. По разным данным до 30%. Треть промысловых территорий, а это около 4 млн га, не закреплена за охотпользователями. Причины спада пушного производства на Катанге такие же, как и везде.

— У нас есть немало других поставщиков пушнины, как из Иркутской области, так и из соседних регионов. Мы работаем с ними давно, отношения стабильные, проверенные, постоянные. Но было бы неправильно не использовать ресурсы Катангского района, хотя он и очень отдален от областного центра, — рассказывает Виктор Романов. — Там есть три общины коренных малочисленных народов — «Гиркил», «Илэл» и «Авлакан». Я помогал, кстати, их создавать.

И организационно, и финансово. В общинах трудятся на добыче пушных зверей и эвенки, и местные русские. Как-то ко мне приехал человек с этого района, пожаловался, что у охотников Катанги нет выбора — сдавать пушнину приходится по очень низкой закупочной цене одной-единственной местной коммерческой организации. Какая уж тут конкуренция? Хозяин заготовок диктовал свои цены всем. «Будет вам конкуренция!» — пообещал я и отправил в Катангу своих заготовителей, которые предложили охотникам цену за соболя значительно большую.

Почему Романов так поступил? Не потому, конечно, что он альтруист, романтик. Нет. Альтруизма в бизнесе вообще быть не может. Мораль — да, альтруизм — нет. Просто Виктор Иванович хотел, чтобы катангские поставщики пушнины вставали покрепче на ноги, имели для своей дальнейшей работы финансовые средства, интерес. Тогда и заготовитель не будет в накладе. Постулат этот Романова никогда не подводил, но вот на этот раз вышла досадная осечка. Хотя все началось вроде бы многообещающе. Завязалось сотрудничество. Казалось, будет оно долгим, доверительным. По крайней мере, Романов, как рассказывали мне в Иркутске многие специалисты отрасли (а именно они порекомендовали встретиться с ним и поговорить по душам), старается вести свой бизнес честно, открыто, прозрачно.

Виктор Иванович любит рассказывать, как работали сибирские купцы в старину, во времена царя-батюшки. Тогда сделки часто заключались без всяких бумаг. Достаточно было одного купеческого рукопожатия, одного купеческого слова. Ударили по рукам — договор заключен. Так поступали при заключении соглашения не только купцы-заготовители, но и руководители национальных общин Севера, различных промысловых организаций.

— А сейчас? — спрашиваю Романова.

— Сейчас, увы, даже между самими купцами нет полного доверия, — разводит руками мой собеседник. — Что уж говорить про поставщиков, которые стараются нередко надуть заготовителя, а заготовитель — поставщиков. Пушно-меховая торговля, особенно соболиная, сегодня зачастую ведется нечистоплотно.