Вокруг -Реквиема- Р. Л. Стивенсона. Публикация

Когда-то давно я перевёл «Реквием» Стивенсона. Годы спустя, после частого перекопирования фонда, не нашёл перевод у себя, хотя помню его хорошо. Ну, и заодно теперь представилась возможность привести, в самом случайном порядке, ряд переводов разных авторов, как я это сделал в своей публикации «Вокруг «Пантеры» Р.Рильке» (http://www.stihi.ru/2011/06/20/4297).

UNDER the wide and starry sky,
Dig the grave and let me lie.
Glad did I live and gladly die,
And I laid me down with a will.

This be the verse you grave for me:
Here he lies where he longed to be;
Home is the sailor, home from the sea,
And the hunter home from the hill.

Одна из черновых версий Requiem (согласно Grolier Club’s First Editions
of the Works of Robert Louis Stevenson, 1915) содержит в середине
дополнительное четверостишие:

Here may the winds about me blow;
Here the clouds may come and go;
Here shall be rest for evermo,
And the heart for aye shall be still.
http://www.stivenson.ru/req.html

Мой, Бориса Рубежова, перевод:

Под небом, где звёзды горят в вышине,
Могилу глубокую выройте мне,
Я жил и умру счастливым вполне,
Я всегда был к смерти готов.

Пусть надпись гласит над моей головой:
Где жил он, там он обрёл покой,
Моряк возвратился с моря домой,
И охотник вернулся с холмов.
————-
(Ок. 90-х)

ПРИЛОЖЕНИЕ: Вот что нашлось в сети наскоро:

http://www.stihi.ru/2002/12/10-697
Реквием Роберт Луис Стивенсон
Михаил Лукашевич

Под ширью небес, где звезда высока,
Пусть примет меня гробовая доска,
Я радостно жил, и смерть мне легка,
Последний наказ мой таков.

Выбейте стих на могиле моей:
Здесь он лежит по воле своей,
Домой воротился моряк из морей,
Охотник спустился с холмов.
© Copyright: Михаил Лукашевич, 2002
Свидетельство о публикации №102121000697

http://samlib.ru/r/razbojnikowa_e/requiem.shtml
Разбойникова Елена

Под ширью небес, где звезд круговерть,
Позвольте мне лечь в разрытую твердь.
Я с радостью жил, так встречу я смерть,
Ложусь, вот последняя воля.

Пусть веют здесь ветры, летя надо мной;
Придут и сверкнут облака белизной;
Усну здесь и вечность мне будет родной,
И сердце затихнуть позволит.

Ведь эти слова для могильной плиты:
Найди здесь покой, где так долго жил ты.
Матрос входит в дом у прибрежной черты,
Охотник — где холм встретит поле.

Д.Коваленин
Р.Стивенсон. Реквием

Под небом просторным, в подлунном краю
Меня положите в могилу мою.
С улыбкою жил — и в последний приют
С улыбкой сойти я готов.

Камень могильный покройте строкой:
«Вот он покоен, искавший покой —
Моряк возвратился с моря домой,
И охотник вернулся с холмов. «

Ирис Виртуалис
Реквием. Роберт Луис Стивенсон

Под ширью неба, под светом звезд
Меня положите в полный рост.
Счастливо жил и уйду без слез,
Я пройти этот путь готов.

Будут ветра петь надо мной,
Будут плыть облака чередой,
Здесь навеки найдет покой,
Отдохнет душа от трудов.

Дайте на камне место словам:
Он по своим возвратился следам.
Моряк вернулся к родным берегам
И охотник спустился с холмов.

ПЯТЫЙ:
http://www.proza.ru/2011/06/08/336
Роберт Луис Стивенсон Реквием
Вячеслав Чистяков
Под небом звездным, в тишине, —
Выройте так могилу мне.
Жизни был рад, — и рад земле,
И наказ мой будет таков:

Чтобы на камне стих гласил
«Жаждал сюда, когда он жил;
С моря домой моряк приплыл,
И охотник пришел с холмов».

ШЕСТОЙ (в источнике также много интересного):

http://old.russ.ru/krug/20030204_luk.html
Андрей Сергеев:

Завещание
К широкому небу лицом ввечеру
Положите меня, и я умру,
Я радостно жил и легко умру
И вам завещаю одно —

Написать на моей плите гробовой:
Моряк из морей вернулся домой,
Охотник с гор вернулся домой,
Он там, куда шел давно.

Под небом просторным, в подлунном краю
Меня положите в могилу мою.
С улыбкою жил — и в последний приют
С улыбкой сойти я готов.

Камень могильной покройте строкой:
«Вот он покоен, искавший покой —
Моряк возвратился с моря домой,
И охотник вернулся с холмов. «

З.Житомирская:
Реквием
Под звездным простором, в высоких горах
Могильной землею укройте мой прах.
Я радостно жил, но приспела пора
И радует смерти покой.
На камне моем вы напишите так:
«Здесь его дом, его давний маяк,
Из долгих скитаний вернулся моряк,
Охотник — из чащи лесной».

ДЕВЯТЫЙ:
http://old.russ.ru/krug/20030204_luk.html
В.Рогов

Под небом широким, в сиянье светил
Пусть бы кров мой последний я получил!
Радостно я на земле нашей жил
И радостно к смерти готов,

А на могиле выбейте так:
«Исполненье желаний — вершина благ!
Вернулся с моря, вернулся моряк,
И охотник вернулся с холмов».

Отройте могилу, где мог бы я лечь
под небом последнего дня,
негромко скажите прощальную речь,
домой отпустите меня.

Я славно пожил, достойно почил
и радостно встретил покой:
домой океан моряка отпустил,
охотник вернулся домой.

Под широким простором небесных светил
Мне устройте могилу — нет лучше могил.
С удовольствием жил и довольным почил,
И улягусь я здесь с волей доброй.

Эти строки прошу написать надо мной:
Он лежит, где ему и мечталось давно —
После странствий моряк возвратился домой
И охотник с холмов уже дома.

Р. Л. Стивенсон. Реквием

Под небом распахнутым, в гроздьях звёзд,
могилу мою да хранит утёс.
Как радостно жил, так умру без слёз,
я к бессрочному сну готов.
Стих на надгробье прошу такой:
Здесь он желанный обрёл покой;
с моря вернулся моряк домой,
и охотник пришёл с холмов.

——————
Искать можно ещё долго, однако я не ставил (и не ставлю!)
перед собой такой задачи.

Братья Стругацкие

Повести > Полдень, XXII век (Возвращение) > страница 36 — Глава 3. Люди, люди.

Глава 3. Люди, люди.

Вильгельм Эрмлер стоял перед своим огромным письменным столом и разглядывал блестящие глянцевитые фотографии.
— Здравствуй, Вилли, — сказал охотник.
Эрмлер поднял голову и закричал:
— A! Home is the sailor, home from sea!
— And the hunter home from the hill, — сказал охотник.

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря,
И охотник вернулся с холмов.
Стивенсон, «Реквием»

Они обнялись.
— Чем ты меня порадуешь на этот раз? — деловито спросил Вилли. — Ты ведь с Яйлы.
— Да, прямо с Серых Болот. — Охотник сел в кресло и достал трубку. — А ты все толстеешь и лысеешь, Вилли. Сидячая жизнь тебя доконает. В следующий раз я возьму тебя с собой.
Эрмлер озабоченно взялся за свой толстый живот.
— Да, — сказал он, — ужасно. Нарушение метаболизма и еще что-то… Так ты привез что-нибудь интересное?
— Нет, Вилли. Одни пустяки. Десяток двухордовых змей, несколько новых видов многостворчатых моллюсков… А это у тебя что? — Он протянул руку и взял со стола пачку фотографий.
— Это привез один новичок, Поль Гнедых. Он вообще-то агролог. Знаешь его?
— Нет. — Охотник разглядывал фотографии. — Недурно. Это, конечно, с Пандоры.
— Правильно. Пандора. Гигантский ракопаук. Очень крупный экземпляр.
— Да, — сказал охотник, разглядывая ультразвуковой карабин, прислоненный для масштаба к желтому голому брюху ракопаука. — Неплохой экземпляр для новичка. Но я-то видел крупнее. Сколько раз он стрелял?
— Он говорит — два раза. И оба раза — в главный нервный узел. Теперь я не могу разобраться в двигательной системе этого господина.
— Надо было стрелять анестезирующей иглой. Мальчик немножко растерялся. — Охотник с усмешкой рассматривал фотографию, где возбужденный новичок горделиво попирал мертвое чудовище. — Ну ладно, а что у тебя дома?
Эрмлер махнул рукой:
— Сплошная матримония. Все выходят замуж. Марта вышла за гидролога.
— Это которая Марта? — спросил охотник. — Внучка?
— Правнучка, Игорь! Правнучка!
— Да, идет время… — Охотник положил на стол стереофотографии и поднялся. — Ну что ж, я пойду. На свидание пойду. Ты знаешь.
— Опять! — с досадой сказал Эрмлер. — Может быть, хватит?
— Нет, Вилли. Надо. А встретимся, как всегда, в десятом павильоне.
Он сунул в карман трубку, которую так и не закурил, кивнул и вышел. «Надо, Вилли, — думал он. — Тебе, конечно, невдомек, как это важно». Он спустился в парк и направился к павильонам. Как всегда, в музее было очень много народу. Особенно молодежи и детей. Люди шли по аллеям, обсаженным оранжевыми венерианскими пальмами, толпились вокруг террариев и над бассейнами с прозрачной водой. В высокой траве между деревьями возились детишки — они играли в «марсианские прятки». Охотник остановился посмотреть. Это была очень увлекательная, хотя и не очень поучительная игра. Давным-давно с Марса на Землю были привезены мимикродоны, крупные, меланхоличного нрава ящеры, отлично приспособленные к резким сменам условий существования. Мимикродоны обладали необычайно развитой способностью к мимикрии. В парке музея они пользовались полной свободой. Ребятишки развлекались тем, что разыскивали их — это требовало немалой зоркости и ловкости — и затем таскали их с места на место, чтобы посмотреть, как мимикродоны меняют окраску. Ящеры были большие, тяжелые, ребятишки тащили их волоком за отставшую кожу на загривке. Мимикродоны не сопротивлялись. Кажется, им это нравилось.
Охотник миновал огромный прозрачный колпак, под которым помещался террарий «Лужайка планеты Ружена». Там в бледной голубоватой траве прыгали и дрались забавные рэмбы, гигантские, изумительной расцветки насекомые, немного похожие на земных богомолов. Охотник вспомнил, как лет двадцать назад он впервые охотился на Ружене. Он трое суток сидел в засаде, поджидая кого-нибудь, и огромные радужные рэмбы прыгали вокруг и садились на ствол его карабина. У «Лужайки» всегда было полно народу, потому что рэмбы очень забавны и красивы.
Недалеко от входа в Центральный Павильон охотник задержался у балюстрады, окружающей глубокий круглый бассейн-колодец. В бассейне, в воде, освещенной сиреневым светом, без устали кружило длинное волосатое животное, ихтиомаммал, единственное теплокровное, дышащее жабрами. Ихтиомаммал непрерывно двигался; он плавал так кругами и год назад, и пять лет назад, и сорок лет назад, когда охотник впервые увидел его. Ихтиомаммала с большим трудом добыл знаменитый Салье. Теперь Салье давно уже мертв и спит вечным сном где-то в болотах Пандоры, а его ихтиомаммал все кружит и кружит в сиреневой воде бассейна.
В вестибюле павильона охотник опять остановился и присел в легкое кресло в углу. Всю середину светлого зала занимало чучело летучей пиявки (животный мир Марса, Солнечная система, углеродный цикл, тип «полихордовые», класс «кожедышащие», отряд, род, вид «летучая пиявка»). Это чучело было одним из первых экспонатов Кейптаунского Музея Космозоологии. Вот уже полтора века омерзительное чудище скалило пасть, похожую на многочелюстной грейфер, в лицо каждому, кто входил в павильон. Девятиметровое, покрытое жесткой блестящей шерстью, безглазое, безногое… Бывший хозяин Марса…
«Да, были дела на Марсе, — подумал охотник. — Такое не забудешь. Полсотни лет назад эти чудовища, почти полностью истребленные, неожиданно размножились вновь и принялись, как встарь, пиратствовать на коммуникациях марсианских баз. Вот тогда-то и была проведена знаменитая глобальная облава.
…Я трясся на краулере и почти ничего не видел в тучах песка и пыли, поднятых гусеницами. Справа и слева неслись желтые песчаные танки, набитые добровольцами, и один танк, выскочив на бархан, вдруг перевернулся, и люди стремглав посыпались с него, и тут мы выскочили из пыли, и Вилли Эрмлер вцепился в мое плечо и заорал, указывая вперед. И я увидел пиявок, сотни пиявок, которые крутились на солончаке в низине между барханами. Я стал стрелять, и другие тоже начали стрелять, а Эрмлер все возился со своим самодельным ракетометателем и никак не мог привести его в действие. Все кричали и ругали его и даже грозили побить, но никто не мог оторваться от карабинов. Кольцо облавы смыкалось, мы уже видели вспышки выстрелов с краулеров, идущих навстречу, и тут Эрмлер просунул между мной и водителем ржавую трубу своей пушки, раздался ужасный рев и грохот, и я повалился, оглушенный и ослепленный, на дно краулера. Солончак заволокло густым черным дымом, все машины остановились, а люди прекратили стрельбу и только орали, размахивая карабинами. Эрмлер в пять минут растратил свой боезапас, машины съехали на солончак, и мы принялись добивать все живое, что здесь осталось после ракет Эрмлера. Пиявки метались между машинами, их давили гусеницами, и я все стрелял, стрелял, стрелял… Я был молод тогда и очень любил стрелять. К сожалению, я всегда был отличным стрелком, к сожалению, я никогда не промахивался. К сожалению, я стрелял не только на Марсе и не только по отвратительным хищникам. Лучше бы мне никогда в жизни не видеть карабина…»
Он встал, обошел чучело летучей пиявки и побрел вдоль галереи. Вероятно, он выглядел неважно, потому что многие останавливались и с тревогой смотрели на него. В конце концов к нему подошла одна девушка и робко осведомилась, не может ли она чем-либо помочь.
— Ну что ты, девочка! — сказал охотник. Он через силу улыбнулся, залез двумя пальцами в нагрудный карман и достал дивной красоты раковину с Яйлы. — Это тебе, — сказал он. — Я привез ее издалека.
Она слабо улыбнулась в ответ и взяла раковину.
— Вы очень дурно выглядите, — сказал она.
— Я уже не молод, детка, — ответил охотник. — Мы, старики, редко выглядим хорошо. Нам приходится слишком много таскать на душе.
Наверное, девушка не поняла его, но он и не хотел, чтобы она поняла. Он погладил ее по голове и пошел дальше. Только теперь он расправил плечи и старался держаться прямо. Люди больше не оглядывались на него.
«Не хватает еще, чтобы меня жалели девчонки! — думал он. — Совершенно расклеился. Наверное, мне больше не нужно возвращаться на Землю. Наверное, мне нужно навсегда остаться на Яйле, поселится на краю Серых Болот и ставить западни на рубиновых угрей. Никто не знает Серых Болот лучше меня, и я был бы там как раз на месте. Там очень много дела для охотника, который никогда не стреляет…»

И-Охотник спустился с холмов

От автора: на самом деле это почти литературное хулиганство. По формальным признакам, конечно, фэнтези, но. Почти стилизация, почти притча — этакая шутка на заданную тему. Однако, как известно, в каждой шутке.

Прекрасна Поднебесная ранней весной, когда неподражаемый Санлин медленно окутывается нефритовой дымкой первой листвы, а благословенный край Цветущего поля немного легкомысленно украшает себя шафраном и персиком… Но сейчас по стране шествует осень с ее киноварными лесами, прозрачной лазурью холодеющих небес и тихим назойливым звуком. Шелест, вкрадчивый шорох заполняют собою мироздание. Кажется, звук идет отовсюду: что-то невнятно нашептывает увядающая листва, и вторит ей западный ветер, крадущийся по сонным после ослабевшего полуденного зноя улицам. Люди прячутся в домах, но и там нет спасения. Звук мышью прокрадывается внутрь, чуть качнув циновку в дверном проёме на самом краешке зрения. И, не замеченный никем, прячется под столиком для письма, откликаясь на отточенные движения рук.

Скользит, парит с легким шорохом над листом тончайшей рисовой бумаги кисть, пытаются угнаться за ней изящные иероглифы:
«…учение совершенномудрых желает возвращения природы к первоначалу странствования сердцем в пустоте».
Широкополая шляпа — из тех, что у заморских варваров зовутся амигаса — слегка покачивается в такт движениям руки. Глаза писца, подобные зёрнышкам дикого миндаля, слезятся от усталости, сгорбленная спина ноет от напряжения. Но работа продолжается: времени мало, надо спешить. Вот и порхает кисть, торопливым шепотом рассказывая давнюю историю:

Случилось в век совершенной благодати, что жил близ Цветущего поля благословенный народ юэ. Искусны были люди эти во всяком ремесле, мудры и просвещенны, ибо благоволили к ним боги и духи. Доходили до жителей страны слухи о чудовищах, беспокоящих варварские поселения, но в землях Юэ не знали тревог и напастей. И не было равных им, и врагов не было – ведь послан был небожителями Пэнлая в помощь им из племени ю-цюн великий охотник. Говорили потом, что и сам он был божественного рода: как иначе смог бы он, помимо провидения, изобрести лук и обучить народ юэ стрельбе?

Когда впервые пришел он, раздвигая перед собой деревья и преодолевая за один шаг по десять ли, удивленно смотрели на него жители Юэ и спрашивали: кто ты, чужеземец, и что несешь нам. Было лицо его, словно полная луна поздней осенью, глаза подобны миндалинам. Пришелец назвался И, сказав, что послан он защитить богоизбранный народ от напастей чудовищных и принести им лук со стрелами. Не был похож посланец на узколицых детей этой страны, с глазами округлыми, как озеро Тайху в сезон дождей. И поселился он среди народа юэ, и учил их охоте и другим премудростям. Много имен было у охотника, но всего чаще называли его И И, что значит «лучник-варвар», ибо пришел он извне. Шло время, забылась постепенно чужеродность его, и стал он зваться Хоу И, ведающий охотой.

Зажил тогда народ юэ лучше прежнего, пребывая в покое и благоденствии. Поля были плодородны, леса обильны дичью и плодами. Всё больше становилось жителей в благословенной стране. Прав, тысячекратно прав был поэт «Книги нравов», сказавший:

Шевелит крылами саранча.
Ей на белом свете счету нет.
Если бы сыны твои и внуки
Так же заселили белый свет!

Расселялись, расходились по четырём сторонам света люди племени, всё чаще и чаще встречались им на пути странные звери. Случилось так, что достигли границы царства Юэ угодий чудовищ великих, и сговорились те, и начали они разорять царство Юэ с четырех сторон. Опечалился тогда сильно Сын Неба Яо, и стал думать, как защитить свой народ. Призвал он Хоу И, и пришел к нему охотник, и сказал:
— Чем могу я, недостойный, быть полезен государю?
— Ответствуй мне, благодетель народа моего, как должно поступить государю во времена горестей и смятения?
— Государь должен поступить сообразно собственному разумению, ибо тело правителя – тело государства, душа правителя – дух народа, мысли правителя – чаяния подданных его. Сказано древними: «Поднебесная есть то, что я имею, а я есть то, что имеет Поднебесная».
— Быть по сему! – воскликнул император Яо.
И повелел он отважному охотнику отправиться в дальний путь, дабы спасти народ свой от бесчисленных бедствий. Ибо не было в мире никого искуснее Хоу И в стрельбе из лука и выслеживании зверя.
Отправился в путь И И ранней весной, лишь только первая зелень пробилась на рисовых полях. Провожали его немногие жители, сохранившие крупицы надежды, подобные зёрнам хоу [этим созвучием передаётся иероглиф, означающий просо – прим. переводчика ], оставшимся с прошлого урожая.

[Жизнь столицы шла своим чередом: у жителей были иные заботы – надо было расчищать новые поля, сажать рис. Только мальчишки привычно бегали на окраину дожидаться охотника – прим. переводчика]

Прекрасна Поднебесная на грани лета, когда Гунгун, Владыка приливов, скрывается в священном источнике, край Цветущего поля меняет цвета на пурпур и кармин, а работы по хозяйству становится меньше. И в один из дней по улицам столицы помчалась вдруг ватага детворы во главе с юным Сингэ, кричащим:
— Охотник! Хоу И возвращается!
Со стороны восхода, от озера Зеленых холмов близилось полузабытое народом юэ качанье деревьев. Вскоре появился и сам Охотник, и направил стопы свои ко дворцу правителя.
Утром следующего дня помчались на все шесть сторон света (включая ад Фэньду и остров Пэнлай) гонцы, приглашая людей, духов и богов на неслыханный праздник Очищения мира от чудовищ. И явились все – небожители и демоны, дасосы-отшельники и монахи, варвары и простые жители. Только великий Куй не пришел, оплакивая гибель сына своего Бо-фэна, «человека с сердцем свиньи».
И был праздник, длившийся девять дней и девять ночей. По его случаю при помощи демонов и духов на площади перед дворцом вырыт был огромный пруд, до краев заполненный хмельным пивом. Посреди пруда бил фонтан, расцвеченный всеми цветами радуги днём и ночью. Дома вокруг, словно по волшебству – впрочем, так и было! – окрасились яркими тонами, и всего на празднике было вдосталь.

На второй день празднования Дядюшка Хэ-бо, дух реки Хуанхэ, объявил о грядущей свадьбе Хоу И с его племянницей, красавицей Ми-фэй. По случаю помолвки, вспомнив былые встречи, Хэ-бо затеял спор.
— Не сможешь ты на третий день такого праздника попасть даже в гору Куньлунь, стоя у ее подножья! На что хочешь спорю!
Так и вышло, что утром третьего дня Дядюшка Хэ в виде белого дракона плавал, покачиваясь, вдоль берега реки, на котором, опершись на верный лук, стоял непревзойденный Хоу И. Сконцентрировав взгляд свой на цели, а энергию ци в области правого глаза, медленно поднял он своё оружие…
Последующая жалоба Хэ-бо Небесному Правителю на выбитый левый глаз не имела последствий ни для охотника, ни для духа. А праздник продолжался.

И на шестое утро солнечные вороны, поочередно слетавшие с небесного дерева фусан вкусить изысканных яств, переругались в своем гнезде, ибо не захотел никто из них пропустить очередной день гуляний. Решили они тогда отправиться к Хоу И вместе, так что наутро возникли над горизонтом ровным клином все десять солнц. Наступили тогда для народа юэ великие сушь и жажда, и иссяк пивной фонтан на площади. Обратились гости, страдая и стеная от незаслуженных мучений, снова к охотнику, чтобы залез он на стреху дворца и убил лишних воронов.

Так и сталось. Недоброжелатели ехидно утверждали потом, что стрелял Хоу И во все десять солнц, да не попал в последнее. Но разве мог шаньшэ [искуснейший в стрельбе из лука – прим. переводчика] промахнуться?

К концу праздника, на восьмой день его, начали понемногу гости собираться в обратный путь к своим обителям. Должны были они по всему свету разнести сказания о величайшем охотнике, его красавице-жене и прекрасном празднике Очищения земли. Но стали тогда жители столицы Юэ завидовать славе Хоу И, говоря: вот идет варвар, которого мы приютили. Достанется ему вся слава земная и посмертная, а чем мы хуже? Стали они рассказывать гостям из дальних провинций, домой собирающимся, небылицы разные про И И. Вот разъехались приглашенные, за праздник да рассказы благодаря, и началась в стране привычная жизнь.

Много ли времени прошло, мало ли, а только начали до Юэ доходить слухи разные про похождения славного Хоу И. Утверждали злые языки, что насмерть убил он благородного Хэ-бо, Дядю реки, чтобы жену его силой за себя взять. И будто бы вовсе не бывало в небе над Юэ десяти солнц, просто перебрал охотник пива на празднике, после чего поссорился с могучим варварским демоном по имени Бо-Дун. Вот и привиделось ему невесть что. Демона того, правда, ни один маг найти не сумел. Даже в Подземном приказе сиятельного Янь-вана записей о таком не нашлось.
Посмеивался только Хоу И, слушая эти сплетни, да вздыхала тайком красавица Ми-фэй. Быть может, так и завершилась бы история, но не было предела зависти и гордыне жителей Юэ. И когда Яо отошел от дел, передав Поднебесную Юю, а тот сыну своему Ци, стали они требовать от иных народов поклонения и даров. Назвали они себя Избавителями земли, и пришли к дому Хоу И требовать платы от него за приют и обучение стрельбе из лука. Кончилось тогда терпение героя, и воззвал он к Небесному Правителю:
— Если есть в этой жизни за мной благодеяния достойные, а в словах их клевета, зависть и непочтение, да случится по слову моему. Пусть в стране этой широкое станет узким, а далёкое – близким!
Потемнели вмиг небеса, и увидели все в тучах драконов небесных – и стало по слову его.

Шуршит по рисовой бумаге тонкая кисть в руках писца юэ, чьи глаза подобны зернам дикого миндаля. Завтра отправится еще один гонец, пересечет через час границы маленькой страны – и устремится дальше, к варварам, неся очередному правителю повесть о мере почестей и непомерной гордыне.