Охота с михаилом тарковским
Биография: Это официальная страница писателя. Михаил Александрович постоянно просматривает её, одобряет и присылает некоторые материалы для публикации.
Вопросы и пожелания можно отправить сообщением в «Предложить новость» на стене сообщества. Показать полностью.
«Способ жизни – охота. А писательство – это рефлекс» М. Тарковский
Михаил Александрович Тарковский родился в 1958 году в Москве. Окончил Московский государственный педагогический институт имени В. И. Ленина по специальности «география и биология». Затем работал на Енисейской биостанции в Туруханском районе Красноярского края. С 1986 года — охотник-промысловик в селе Бахта Туруханского района.
Писал стихи, в последние годы перешел на прозу. В 1991 году в Москве в издательстве «Терра-Тек» была издана книга стихов, выходивших также в журналах. Рассказы и повести Михаила Тарковского публиковалась в журналах «Новый мир», «Юность», «Москва», «Наш современник», а также «Согласие», «Ветер», «Алтай», «Енисей», «Литературная учеба» и др.
В 1991 году Михаил Александрович окончил Литературный институт им. А. М. Горького, заочное отделение, семинар поэзии В. Д. Цыбина.
Финалист литературной премии им. Ивана Петровича Белкина (2003).
Лауреат премии журнала «Наш современник».
Лауреат премии сайта «Русский переплёт».
Лауреат литературной премии «Ясная Поляна» в номинации «XXI век» (2010).
Лауреат литературной премии им. В. М. Шукшина (2016).
Лауреат Патриаршей премии по литературе (2019).
Главный редактор альманаха «Енисей».
Президент Фонда В. П. Астафьева.
Член Союза писателей России.
Автор книг «Стихотворения» (1991), «За пять лет до счастья» (2001), «Замороженное время» (2003), «Тойота-креста» (2009), «Енисей, отпусти!» (2009), «Избранное» (2014), «Сказка о Коте и Саше» (2014), «Тойота-креста» (Эксмо, 2016), «Полёт совы» (Эксмо, 2017), «Поход» (Эксмо, 2019), «Промысловые были» (Вече, 2019)
Михаила Тарковского всегда раздражало, когда у него интересовались известными родственниками. Считает — должен быть интересен сам по себе, а не потому что внук поэта Арсения и племянник режиссёра Андрея Тарковских.
«И есть всего один писатель, которого я безоговорочно считаю более талантливым, чем я сам. Это Михаил Тарковский. Не уверен, что данная аттестация что-то значит для иного читателя, да и самому Тарковскому, скорее всего, все равно. Но я вот признался в своей читательской любви — считаю нужным и важным это сделать» Захар Прилепин, писатель
«М. Тарковский отличим от многих писателей столичной тусовки именно не самолюбованием, а огромным желанием донести до читателя всю огромность и неброскую красоту нашей страны и её истории» («ЛГ» №51/2009)
Охота с михаилом тарковским
Долго собирался написать о Тарковском, и наконец руки дошли.
Первое, что приходит на ум после прочтения фамилии автора, это вопрос: а не родственник ли он тех самых Тарковских? Во всяком случае со мной именно так и было, когда впервые купил книгу Михаила Тарковского . С чьих-то слов я знал, что автор живет в поселке Бахта Красноярского края и занимается промыслом, потому и сомневался: наверное, однофамилец. И в этом сомненье было отношение к богемно-элитствующей братии: если б родственник был, жил бы себе припеваючи в Москве.
Михаил родственник. Точнее двоюродный брат Андрея и, соответственно, племянник Арсения. Внешне он очень похож на Андрея. Иногда. И он уже много лет живет в Бахте, и он много лет занимается промысловой охотой, и много лет невероятно талантливо, на мой взгляд, пишет не столько об охоте, сколько о жизни промысловиков, о жизни людей, которых он узнал, став сам промысловиком.
Не выношу словосочетаний вроде , . Видимо, потому, что пресса быстро и основательно замусолила, как чупа-чупс, эти когда-то выразительные образы. Не выношу словосочетаний, но проза Тарковского именно таким языком и написана — чистым, хрустальным, прозрачным, как родниковая вода. Читаешь его , , и понимаешь вдруг, что русский язык еще жив, что он прекрасен, точен и отраден.
Меня не перестает до сих пор удивлять умение некоторых авторов создавать настолько точные образы с помощью деталей, что описанные ими люди оживают прямо из ничего — из строчек на бумаге. Вот я воспользовался избитым словосочетанием и умертвил предложение. А Михаил пишет: на предмет воды — весь расстегнутый, ухо шапки топырится, сзади топор торчит, в зубах папироса. : Собираясь закурить, останавливался, возился, постукивал по карманам, ловил отзывающиеся сквозь бесчисленные слои платья спички, нащупывал портсигар — черную пластмассовую коробочку с надписью , служившую для товарищей предметом не приедавшихся шуток: . Сгоревшую спичку засовывал в коробок снизу, так что коробки у него были неряшливо-пухлые с оттопыренными донцами. :прикуривал всегда не с первой спички, отвлекаясь на разговор и пыхтя>, и человек оказывается перед тобой не просто живым, а очень знакомым.
Сколько раз после прочтения очередного рассказа у меня возникало желание крикнуть на весь белый свет: Люди! Выбросьте все свои любимые книги, читайте только Тарковского! Наверное, это неправильно — так восторженно писать об авторе, рассказы которого произвели на тебя сильное впечатление. Неправильно потому, что этот восторг почти наверняка вызовет у многих предубеждение: чего это он так расхваливает? может, там и читать-то нечего? Так бывает.
Успокаивает только то, что разочароваться в Тарковском невозможно. Единственное, чего следует бояться, так это того, что слишком долго читатели будут в неведенье по поводу того, что такой автор есть, а автор слишком долго будет искать своего читателя. Когда читаешь прозу Михаила Тарковского (а у него есть и великолепные стихи!), появляется желание рассказать всем о своем потрясающем открытии: среди кучи современных писателей удалось обнаружить НАСТОЯЩЕГО! И становится обидно и жаль, что ушло то время, когда умели ценить настоящее, по крайней мере, в литературе. Кстати, очень странное ощущение: кажется, что все те, кто лет тридцать назад так ценили романы и рассказы Виктора Астафьева, Василия Шукшина, Владимира Солоухина, Константина Паустовского, к нынешнему времени просто вымерли. Если в 2003 году, когда я писал в о рассказах из первой книги Михаила , мне казалась уместной фраза , то теперь даже не знаю, есть ли среди охотников ценители изысканного русского языка.
В книге нет стихов, но, думаю, будет уместным привести здесь одно из стихотворений Михаила, которое называется и которое дает ясное представление о том, про что его книга и как она написана.
Я люблю, придя шатаясь,
С горячими сосульками на лбу,
Сняв тозовку, ввалиться, спотыкаясь,
В холодную и тесную избу.
Там печки неохотная работа,
И в полутьме тяжелый куль с крупой
Сбивает шапку мокрую от пота.
Под тонкой и прозрачной скорлупой
Люблю фитиль в пылающей короне,
Капканов беспорядок на полу,
Стук льдышки в чайнике и шорох в микрофоне
Холодной рации, вокруг трубы в углу
Распятые таежные доспехи,
Далекий, побеждающий помехи,
Переговор товарищей ночной
И русской Музы строгий позывной.
:
С утра собаки скачут на ветру,
Кусают снег и лают друг на друга.
Патронташа тяжелая подпруга
Подтянута на новую дыру.
Морозный воздух свеж, как нашатырь,
Горят верхушки лиственниц крестами,
И благовестит звонкими клестами
Тайги великолепный монастырь.
quote: Давно стоит в шкафу, а руки почитать не доходят. Теперь наверняка соберусь
quote: Сколько раз после прочтения очередного рассказа у меня возникало желание крикнуть на весь белый свет: Люди! Выбросьте все свои любимые книги, читайте только Тарковского! Наверное, это неправильно — так восторженно писать об авторе, рассказы которого произвели на тебя сильное впечатление. Неправильно потому, что этот восторг почти наверняка вызовет у многих предубеждение: чего это он так расхваливает? может, там и читать-то нечего? Так бывает.
Успокаивает только то, что разочароваться в Тарковском невозможно. Единственное, чего следует бояться, так это того, что слишком долго читатели будут в неведенье по поводу того, что такой автор есть, а автор слишком долго будет искать своего читателя. Когда читаешь прозу Михаила Тарковского (а у него есть и великолепные стихи!), появляется желание рассказать всем о своем потрясающем открытии: среди кучи современных писателей удалось обнаружить НАСТОЯЩЕГО! И становится обидно и жаль, что ушло то время, когда умели ценить настоящее, по крайней мере, в литературе. Кстати, очень странное ощущение: кажется, что все те, кто лет тридцать назад так ценили романы и рассказы Виктора Астафьева, Василия Шукшина, Владимира Солоухина, Константина Паустовского, к нынешнему времени просто вымерли.
Абсолютно с Вами согласен!
quote: В издательстве книги нет, спрашивал больше года назад.
Остался только «сигнальный» экземпляр, его не продают. К сожалению.
quote: Originally posted by hunt-adm:
Позавчера получил 56-ю книгу «Охотничьих просторов», и там, в «Книжной лавке» наткнулся на «Замороженное время». Код 1046. Цена — 200 руб.
Заказ можно сделать по адресу: 143900, Московская область, Балашиха-центр, а/я «Книжная лавка охотника и рыболова». Нужно указать код и название книги, количество экземпляров и подробный адрес с индексом и так далее. Книга высылается наложенным платежом. Почта берет еще свои проценты.
Там тоже нет Хотя, оставил телефон, если вдруг (малореально) — обещали перезвонить.
Книжка 2003 года издания и тираж не того-с.
Михаил Тарковский: Что значит быть русским?
О себе Михаил Тарковский говорит так: «способ жизни – охота, а писательство – это рефлекс». Охота – в самом что ни на есть буквальном смысле: с 1986 года он – охотник-промысловик в селе Бахта Туруханского района. Но сегодня Михаил Тарковский – в первую очередь писатель. В конце 2017 у него вышла новая книга «Полёт совы», которую смело можно «прописывать» всем, кто чересчур страдает от переживаний за Россию. Почитайте – полегчает, честное слово.
Ворота в Россию
Кто знает, не уехал бы 30 лет назад Михаил из Москвы на берега Енисея, как бы всё повернулось. Охотником-промысловиком он бы точно не стал. А писателем? Да тоже ещё неизвестно. Как говорит его герой в повести «Полёт совы», «сейчас любая бывшая любодейка может написать «роман», да ещё и объявить на весь свет, что её «книга имеет успех», так как «хорошо продаётся»» . А потому борьба идёт « не между книгой и всякими там. соблазнительными носителями, борьба между, скажем так, бумагой и электричеством, между. словом и цифрой, а борьба между книгой и огромным числом писанины, которая к литературе не имеет отношения».
Одно можно сказать точно – в Москве ему бы вряд ли удалось избавиться от груза своей фамилии и выйти из тени знаменитых родственников – деда-поэта и дяди-кинорежиссёра. Михаил признаётся, что его всегда раздражало, когда у него интересуются известной роднёй. Он считает, что человек должен быть интересен сам по себе, а не потому, что он чей-то внук и племянник. В столице это было бы невозможно. А в Сибири получилось само собой.
Впрочем, главная точка отсчёта его духовного роста и воспитания ещё до сибирской тайги – это, безусловно, бабушка – Мария Ивановна Вишнякова. Та самая, что запечатлена навеки в образе главной героини фильма Андрея Тарковского «Зеркало». В своём автобиографическом документальном фильме «Замороженное время» Михаил говорит о ней так: «На Енисее я оказался благодаря бабушке – Марии Ивановне Вишняковой, с которой главную часть детства прожил. Бабушка «открыла мне трое ворот: в русскую литературу, в русскую природу и в православный храм». А до этого настолько приучила к чтению, что «писатели как родственники стали» . Вместе они объездили всю среднюю Россию. А после третьего класса бабушка привезла Михаила в Оптину пустынь. «Мы поселились на самом краю и через лес в скит ходили по дорожке – туда, где старец Зосима жил. Бабушка много рассказывала и про него, и про Алёшу Карамазова. До этого она мне взрослые книги читала вслух. А тут решила, что я вырос, и дала книгу, чтоб читал я сам. Это были «Братья Карамазовы»».
С бабушкиной подачи Михаил прочитал много книг о Сибири и Дальнем Востоке. «Я ещё совсем маленький был, а она уже сказала, что когда я вырасту, буду жить в тайге» . Бабушка купила внуку кирзовые сапоги и спальный мешок. Кончилось тем, что ещё со школы Михаил мечтал стать полевым зоологом. И к её окончанию имел ясное желание отправиться в Сибирь. Так и получилось – после педагогического института, где Михаил учился по специальности география-биология, он уехал работать на Енисей.
Когда-то сибирская тайга спасла и сына Марии Ивановны – Андрея Тарковского. Сам режиссёр писал в воспоминаниях, что в молодости попал в дурную компанию, бросил учёбу в Московском институте востоковедения. И тогда мать устроила его рабочим в геологической партии в сибирской тайге. «Это осталось самым лучшим воспоминанием в моей жизни» , – напишет потом Андрей Тарковский.
От чего спасала бабушка внука Михаила, ей, конечно, виднее. О том, насколько верным оказалось её предвидение, внук скажет в своём фильме: «Когда я соприкоснулся с енисейской жизнью, она с головой поглотила. Я такую даль увидел – русскую, старинную. И приобщиться к ней стало для меня огромной честью, смыслом».
И все эти чисто городские вопросы – как вы смогли уехать из Москвы, как решились на такой подвиг – у Михаила ничего, кроме недоумения, не вызывают. «Как будто все поголовно молодые люди должны были мечтать о какой-то удобной жирной житухе в столице. И это при том, что в те годы тысячи молодых людей бороздили Сибирь стройотрядами, экспедициями. И в это же время такие же парни попадали под афганские пули».
В сибирском таёжном посёлке молодой человек открывает для себя старинное русское дело – промысел – и становится охотником-промысловиком. «Я открыл разные совершенно оттенки жизни охотника зимой в тайге, её ноты – то отшельническая, то мастеровая, плотницкая. Вообще мужицкая, хозяйская. И это чувство сквозьвременное, когда ощущаешь за спиной человека, который триста лет назад так же по пояс в снегу дорогу бил, с топором к сушине пробирался, чтобы дров сухих добыть на растопку. И что не было ни бензопил, ни снегоходов, а снег так же скрипел и лицо так же горело. И мне казалось, что главное в жизни – уметь всё это делать самому. Быть неприхотливым, выносливым, смекалистым. И главное – независимым от внешних обстоятельств».
А параллельно шла другая жизнь – внутренняя, в которой выясняется, что написать стих или рассказ – это как «избу срубить, и все брёвна обязательно с корнем должны быть – из жизни. А уж как сложишь их – в халабуду какую или в храм Божий – это уж твоя забота».
Вот так получилось, что искал красоту тайги, а нашёл гораздо большее – дом. Ну, и себя самого, наверное, тоже. «Тогда я и стал сибиряком, ощутив расположение своей души на карте. И какими жилами она со всей Россией связана».
Точно так же поступает и главный герой его новой, во многом автобиографической повести «Полёт совы»: молодой учитель литературы Сергей Иванович Скурихин уезжает из большого города в сибирский посёлок на берегу Енисея. Уезжает не просто так, а с конкретной целью: «Меня в этой передряге больше всего интересует, что значит быть русским. Причём не столько даже по паспорту, сколько глубинно, духовно. И как эта глубь преломляется в повседневной жизни, в работе» .
Как у жителя городского, настроенного идеалистически по отношению к глубинке, у Сергея даже сложилась в голове «карта русского духа» : «Крестьянство и староверчество таких удалённых мест, как Енисей и Ангара, всегда хранили в себе наибольшую нетронутость обычаев, языка, ремёсел, всего того дорогого, что и составляет наше национальное достояние. В то время как в городах вроде Москвы этого и в заводе нет, а те, кто дорожат там русским миром, даже намёка на погоду не делают. Поэтому карта русского духа России выглядит нынче как обратный портрет карты населения: в наименее населённых местах мы наблюдаем его наибольшую густоту.
Моё решение работать именно в таком месте, кроме желания набраться силы и разгладить душу простором, было вызвано желанием отпоиться этим взваром незыблемости, вековечно питавшим нашу литературу».
Но расчёты на «незыблемость» не оправдываются. В далёком от цивилизации таёжном посёлке молодой учитель оказывается буквально на самой передовой линии идейного фронта. Его замечание на уроке литературы о том, что иностранный нужно учить не для того, чтобы уезжать на запад или работать в иностранных фирмах, а для того, чтобы лучше знать и любить родной русский язык, вызывает нешуточную дискуссию в учительской. Его оппонент – директор школы и преподавательница английского – искренне уверена, что засилье иностранных слов в повседневной жизни – вполне законно и оправдано их необходимостью, и к месту и ни к месту то и дело вставляет «тренинги», «инновации» и просит чересчур горячего молодого коллегу быть «маленько толерантнее» .
Но обиднее всего даже не этот глупый оборот, а позиция молодой учительницы информатики, заявляющей буквально следующее: «А я не согласна с вами, Сергей И-ва-но-вич. Какое добро? Сейчас совсем другие качества нужны. Время такое. — И продолжила более высоким, грозящим и предостерегающим голосом: — Сейчас, если будешь руководствоваться добром, ничего не добьёшься» .
Вот это, что называется, под дых. «Откуда девица наша красная за несколько лет набралась всей этой дури? Какими ухищрениями, какой подкожной инъекцией накачали её, каким, едри его мать, ботоксом вздули душевную кожицу до полного онемения? И сколько таких Лидий Сергеевн сидят в различных управлениях образования школьного и дошкольного, отделах культуры посёлков, городков и городов с русскими названиями! Оторвавшись от родной земли, лишившись поводырской её защиты, с какой скоростью полстраны, не ведая измены, превратились во вражьих сподручников-разрушителей?»
Но у Сергея Ивановича есть его надёжные союзники – писатели земли русской. Детям внушают, что образование нужно не для того, чтобы сделать нашу землю лучше, а для того, чтобы «стать успешней»? Хорошо. Поговорим тогда на уроке литературы об успешности – на примере повести Николая Гоголя «Портрет» – о трагической судьбе художника, разменявшего талант на временный и бессмысленный «успех» в великосветских салонах. « Как же не любить после этого русскую литературу! Прибежище наше, силу которого супостаты в полной мере не понимают, хоть и подбираются. Словно наши классики заранее заложили укрепрайоны по всем направлениям. И их огневая светоносная мощь автоматически крушит любую установку противника. Успешность — на тебе “Портрет”, безбожие — на “Карамазовых” и “Лето Господне”, толерантность — на Бунина, вообще лезешь — на “Тараса”!»
Конечно, жизнь молодого учителя не состоит лишь из одних разговоров «о высоком». В повести немало других ярких – порой смешных, а порой почти трагичных эпизодов. Герой, который, как и сам автор, пытается в свободное время писать что-то для души, удивляется, что у него почти не остаётся на это времени. Герой читает «Чудиков» Шукшина, а реальные – не книжные – «чудики» в покое не оставляют. «Дочитал “Чудиков” и пришёл к выводу, что читать про них намного интересней, чем с ними жить».
Оказывается, в деревне невозможно побыть одному – не то, что в городе: закончился рабочий день, и никому до тебя дела нет. В деревне ты всё время кому-то нужен. Вот и получается, что учитель то переправляет через Енисей впервые в жизни плашкоут – маленькую баржу – с продуктами и поросятами, то спасает едва не утонувшего соседа, то сам по неопытности тонет в озере во время охоты, спасённый едва ли не в самый последний момент своим же учеником.
Может быть, вот эти эпизоды – со спасением – они как раз и являются самыми важными и ключевыми в повести. Недаром и заканчивается она ещё одним символичным спасением – на этот раз полярной совы, запутавшейся в траве возле дома учителя. «Серёжа взял сову двумя руками аккуратным кольцом, уложив, поправив крылья, убедившись, что лежат верно, и, заведя из-под низу, изо всех сил кинул в прекрасное сине-сизое небо. Он не успел разглядеть, как именно она летела, кульком ли, расправляясь, но уже замер поражённый: сову буквально вложило в небо. Она с ним совпала. Она легла в него с полнейшей мгновенностью, безо всякой запинки, и в несколько махов унеслась, исчезла, чуть привставая на крыльях и почти сводя их на взмахе за спиной.
Никакого сбоя не случилось, но удар, встряска всё-таки были, и мир содрогнулся и замер на мгновенье, но не в небе, а в нём самом. Серёжа ждал, что в нём всё будет ровно, как по нитке, а птица оступится, сорвётся, черпанёт крылами воздух, просядет хоть на долю пространства. Он настолько приготовился к этой ступеньке, вздрогу, что, когда она встала на место с вещей лёгкостью, в его душе что-то оступилось. Этой отдачей его буквально шатнуло, и он замер, заворожённый, а потом вышел на высокий угор и несколько минут смотрел в даль, где завязывался ветерок, и с юга белое снежное полотно нависло над водой линейчато ровно, и вода была особенно серо-свинцовая».
Ради этого «совпадения» всё и было задумано…