Охота с гончими во франции

Две охоты с гончими во Франции

Сын француза и шотландки, американец Генри Дэвид Торо написал книгу, единственную из тех, что принесли ему успех, – «Уолден, или Жизнь в лесу». В одной из глав под названием «Зимние животные» он описывает охоты первых американцев с гончими. Разумеется, это были гончие, привезенные из Европы, поскольку местным породам тогда в Северной Америке просто неоткуда было взяться. Приведу пару цитат: «Зимним утром, еще затемно, или в конце короткого зимнего дня я иногда слышал по всему лесу заливистый лай собачьей своры, охваченный неистовой охотничьей яростью, а по временам – звук охотничьего рога, говоривший о том, что за нею следует человек». Вот еще: «Иногда мимо моих дверей пробегала свора собак, которая охотилась сама по себе; они обегали дом кругом и завывали и лаяли, не замечая меня, охваченные каким-то безумием, и ничто не могло их отвлечь от преследования дичи. Так они кружат, пока не нападут на свежий лисий след, потому что умная собака ради этого бросает все на свете».
Надо ли говорить, что я, большой любитель гончих и поклонник охоты с ними, не имея возможности увидеть НАСТОЯЩУЮ стаю в России, мечтал попасть туда, где и стаи сохранились и охоты с ними проводят уже не одно столетие – в старую добрую Европу.
Мечта моя сбылась пару лет назад.
Как-то мне посчастливилось познакомиться с замечательным человеком, Пьером-Марком Мале, который состоит в Ассоциации почитателей охоты с гончими. Нужно заметить, что эта ассоциация занимается практически всем, что касается гончих и охоты с ними, выпускает свой журнал, ведет кропотливую, что в условиях Франции по-другому и быть не может, работу по сохранению традиций таких охот. Это и публикации в прессе, и участие в телевизионных программах, и финансирование документальных фильмов, которые бы могли нейтрализовать усилия «зеленых». И собственно организация парфорсных охот, пользующихся большой популярностью среди французов, поскольку это своего рода карнавальное действо. Охотники одеты в специальные костюмы (пешие и всадники по-разному), обычное дело на таких шоу – изысканное дамское общество. С легкой руки Пьера-Марка я дважды наблюдал, как это все происходит.
Нужно заметить, что Франция, как это ни покажется странным нашим гончатникам, привыкшим иметь дело с русской гончей, пегой и эстонкой, очень богата различными породами гончих. Охотятся с ними, как и у нас, на лису и зайца, а еще на кролика, кабана, косулю и даже оленя. Если охота проходит пешим порядком, с ружьями, используют стаю до полутора десятков собак пород бигль, гриффон, бассет, большая и малая голубая гасконская гончая, порселен. Если охотники преследуют дичь на лошадях, в деле участвуют крупные собаки – потвин, фоксхаунд, черно-белая французская или большая англо-французская гончие. Стая в этом случае больше — от двух до семи десятков собак. При этом среди конников есть два пикера – люди, которые берут загнанного зверя на пику или нож.
Первую охоту я наблюдал в лесах Фонтенбло 16 октября 2004 года. В этот день французы отмечают день святого Юбера (у немцев, чехов, поляков он же Губерт), покровителя охотников. Место встречи было назначено у сельской церкви в 10 часов утра, куда мы прибыли заранее, и я имел возможность наблюдать все с самого начала. Оно было многообещающим. Подъезжающие охотники переодевались в специальные костюмы для верховой езды, в воздухе стоял гул французского говора, на лицах сияли улыбки, в самой атмосфере царило оживление, обычное для праздника. В церкви прошла месса, после которой священник благословил охотников. Наконец подъехал грузовик с собаками, и мы направились к месту охоты на косулю.
Прибыли туда около двух пополудни. Сначала подготовили лошадей, всадники оседлали их, и тогда из фургона выпустили гончих. В нетерпении собаки закружились на месте, некоторые подтявкивали, поскуливали и явно рвались в бой. Дав им немного размяться, доезжачий собрал собак в кучу и повел за собой в лес.
— Какой породы гончие? – поинтересовался я.
— Французская трехцветная, — уверенно ответил мне один из охотников.
— Потвин, — столь же безапелляционно возразил второй.
Думаю, что второй был прав. Собаки этой породы – выше среднего роста, пегого окраса. В стае было двадцать пять собак. Все в хорошей физической форме. Оставалось только дождаться, когда же они побудят зверя и поднимут своими голосами весь лес. Предвкушая нечто невообразимое, я едва ли дышал от волнения.
Не прошло и получаса, как собаки нашли косулю и погнали! Я ждал, когда же зайдется вся стая – голос отдавали поначалу только несколько собак. Но не дождался. Мало того,
через некоторое время, когда гон удалился, я увидел несколько бестолково бегающих по лесным дорожкам четвероногих «охотников», другие что-то сосредоточенно искали в траве. Еще через полчаса косуля была добыта.
Гончих набросили вновь. И так же быстро они нашли вторую косулю. Но не стаей. Стаи уже не было совсем. Это было совершенно очевидно по лаю собак. Четвероногих любителей бега трусцой по лесным дорожкам заметно прибавилось.
Через некоторое время мне удалось перевидеть косулю, мчащуюся от преследовавших ее гончих. Она выскочила из зарослей и понеслась по луговине. Минуты через три вслед за ней выбежала с голосом одна собака, позднее еще три, выдерживая дистанцию между собой метров в пять-семь. С некоторым запозданием показалась следующая тройка гончих.
Появившийся откуда-то доезжачий поинтересовался у наблюдателей тем, сколько гончих преследуют косулю. Услышав, что не более семи собак, он сразу решил прекращать охоту, протрубил в рог и начал собирать гончих. Удалось ему это без особых проблем – послушание у собак оказалось отличным.
На все про все ушло меньше двух часов. Интересно, сколько собак остались бы на гону, если бы охота продлилась еще часок? А где те гончие, которые гоняют сутками? Да еще сами, без охотников? Я решил, что мне просто не повезло – попал на неудачную, неприезженную стаю.
Вторая охота проходила в январе. Если не ошибаюсь, в лесах под Орлеаном.
В семь утра мы выехали из дома Пьера-Марка и, преодолев за полтора часа полторы сотни километров, добрались до небольшой деревни. Перекусили в местном ресторанчике и направились в конюшню. Там уже собралось немало людей, готовивших своих лошадей к охоте. Пьер-Марк занялся своим жеребцом. Нужно сказать, что далеко не у всех были лошади. Кое-кто поехал на машине, были и велосипедисты. Вообще охотников и наблюдателей собралось много.
Ближе к полудню народ подтянулся к поляне у леса, куда подъехал грузовик, немногим уступавший нашему «КамАЗу» размерами, привезший стаю собак. Сорок французских черно-белых гончих и несколько английских красно-черных выбрались из фургона и предстали нашему взору. Собаки были крупные, красивые, в прекрасной физической форме, с очень хорошей лапой округлой формы, с плотно сжатыми пальцами.
Руководитель охоты рассказал присутствующим, где и на кого будет проводиться охота – в этот раз объектом был олень. Собак снова загнали в грузовик, нескольких рассадили по фургончикам двух «каблучков». В одну из таких машин Пьер-Марк пристроил и меня. Если у кого-то возник вопрос, отвечаю: на место пассажира.
Было известно, где находится стадо оленей, но гонять их собирались не всех, а только одного рогача. Поэтому охоту начали со своеобразной подготовки. Происходило это следующим образом. Доезжачий на лошади в сопровождении четырех гончих ринулся в лес за стадом оленей. Леса равнинной Франции представляют собой преимущественно лиственные дубравы без подлеска, поэтому в них легко передвигаться верхом. Всадник быстро нагнал стадо и принялся отгонять самца, который, видимо, заподозрив неладное, никак не желал расставаться с семейством. «Пятнашки» продолжались около двух часов, прежде чем олень все-таки бросил родственников на произвол судьбы и помчался прочь – метрах в тридцати от нас он пресек лесную дорогу. Сразу же набросили гончих, и они лавиной устремились по следу. Это было впечатляющее зрелище! Однако ожидавшегося рева от этой лавины не последовало. Некоторые гончие отдавали голос, но большинство гнали молча. Надежде посмотреть и послушать, что будет дальше, не суждено было реализоваться. Водителя, которому меня поручили, гончие не интересовали, и он поехал смотреть, что станет с оленем. Про себя я его поругал, однако делать нечего – пришлось ехать с ним. В фургончике нашего «каблучка» все это время катались две собаки. Я поинтересовался, почему они здесь, а не в стае. И услышал в ответ, что собаки молодые, всего год с небольшим, поэтому пока пусть только смотрят издали. Мне оставалось только пожать плечами.
Так мы ездили по лесу с полчаса, периодически останавливаясь и прислушиваясь. Но тщетно – ничего не было слышно. Увидеть и услышать финал охоты удалось, лишь когда добрались до озера. На его берегу собралось много машин, толпились люди, туда-сюда носились и гавкали собаки. Я выскочил из машины чуть ли не на ходу, подошел к воде и увидел следующую картину. Олень плавал на средине озера, и его преследовали с голосом пяток гончих. Часть собак жались к воде, стоя на берегу, и тоже голосили. Большинство же просто бегали вокруг озера, совершенно не интересуясь ни оленем, ни своими более азартными сотоварищами. Олень минут двадцать плавал, затем попытался выйти на берег, но, испугавшись проследившей за его манипуляциями стаи, снова залез в воду и продолжил водные процедуры. Поняв, что из воды он выходить не собирается, охотники спустили лодку с одним гребцом и пикером. Догнали зверя в воде, пикер деловито принял его на копье и, обвязав веревкой рога, отбуксировал к берегу. Здесь дали собакам потрепать дичину, потом собрали их в кучу, и собственно охота на этом закончилась.
Дальше был ритуал – присутствующие собрались в охотничьем домике, расположенном на территории псарни. В этой псарне содержалось порядка полусотни французских черно-белых и немного английских черно-красных гончих. Меня впечатлили условия содержания собак – не вольеры, а громадные загоны!
Затем сыграли на трубах возле туши оленя. Пока нам показывали псарню, работники сняли шкуру со зверя, срезали мясо и почти голый скелет снова обрядили в шкуру. Выпустили собак и продемонстрировали несколько методов дрессировки. Трогать тушу не давали – тем, которые не понимали, попадало кнутиком. Наконец сдернули голову оленя со шкурой и разрешили собакам взять то, что осталось. Через четверть часа на месте белел только позвоночник. Гончих увели, а люди вернулись в охотничий домик продолжать праздновать состоявшуюся «охоту». Вскоре мы с Пьером-Марком покинули шумную компанию.
Что можно сказать в заключение? На ум приходит финал из «Особенностей национальной охоты»: а ведь была когда-то охота, хорошая охота! Конечно, я видел всего лишь две охоты, да и не так, как хотелось бы. И все же разочарование было. Хотя и не полное, но серьезное. Для меня осталось загадкой, почему при столь длительном существовании псарни охотники не смогли сделать хороший отбор собак, создать работающую стаю. Я не увидел никакого смысла в большой стае, тогда как работали из нее единицы. Понимаю, Франция имеет свои охотничьи традиции, свои правила, поэтому им виднее, какие гончие нужны для их охот. И все же, что русскому хорошо, то…
А кстати, о русских. Русская охота с гончими имеет, может быть, и не столь давние традиции, украшена меньшим количеством ритуальных действ, и с крупными стаями у нас проблема, но настоящая охота сохранилась во многих местах. Это наше достояние, своеобразный ресурс, который иностранцам наверняка было бы интересно посмотреть и кое-чему, может быть, поучиться.

Парфорсная охота: история, процесс и вид охоты с гончими собаками

Парфорсная охота является древним видом охоты, который практиковался еще галлами. Своего расцвета и великолепия она достигла во Французском королевстве во времена правления Людовика XIV (1643-1715 гг.). В качестве дичи в основном использовались олени. Тогда содержали довольно большой штат специальных слуг, егерей (пеших и конных), использовалась охотничья музыка. О парфорсной охоте с гончими и терьерами рассказано в статье.

От галлов до наших дней

Как свидетельствуют римские авторы, уже у первых французских королей (около III в. н. э.) имелись очень большие стаи гончих собак. Они охотились на таких крупных и сильных зверей, как медведи, кабаны, лоси, туры, зубры. Их загоняли до изнеможения, что по-французски звучит, как par force, то есть «силой». После того, как звери падали, их добивали с помощью стрел, копий или дротиков.

Осуществление такого грандиозного действа влекло за собой необходимость содержания большого количества гончих собак, злобных и сильных. Когда же происходила охота на лисиц, волков и зайцев, понадобились и охотники на конях. Сначала дичь выгонялась гончими из леса на опушку, в поле, где ее ждали вместе с гончими собаками на сворах конные охотники.

По свидетельству средневековых хроник, лишь во Франции в XIV веке имелось больше, чем 20 тыс. охотников с гончими. Постепенно стали «вырисовываться» французские породы гончих собак (при Людовике IX), среди которых четыре основные. Это:

• королевские белые,
• Святого Губерта – черные,
• Святого Людовика – серые,
• бретонские рыжие.

Расцвет при «Короле-Солнце»

Как уже упоминалось выше, своего великолепия парфорсная охота во Франции достигла при короле Людовике XIV. Она выглядела следующим образом. Пикер с помощью выжлятников управлял гончей стаей, состоящей из 30 голов. Эти собаки загоняли три-четыре оленя за день, а одного годовалого волка – уже к десятому часу утра. Как правило, гончими гнался одновременно один олень, по одному следу, не меняя его на свежий след. В то время как свежих следов в королевских парках были сотни. Охота на оленей продолжалась даже в ночное время с факелами.

Период упадка

Парфорсная охота начала приходить в упадок с 1722 г., когда Людовик XV охотится со стаей знаменитых английских собак. В 1730 г. из Англии им уже постоянно выписываются английские гончие. Эти собаки были паратыми (резвыми) и безголосыми, они загоняли оленя всего за один час. Когда животное было загнано, ему уже не подрезали поджилки, как раньше, а стреляли по нему из карабина. При этом французские гончие породы вырождались и теряли «жадность к зверю».

Существование масштабных охот королей и дворянства на длительное время прекратилось после Великой французской революции. Гончих из классовой ненависти к их хозяевам подвергали истреблению, которое было беспощадным и поголовным.

Воскрешение традиции

Охоту воскресил Наполеон I Бонапарт. Он стал поощрять национальное собаководство, запрещая для императорской охоты выписывать собак из Англии. Сам он использовал нормандские породы гончих. Уже во второй половине XIX века французы «спохватились» и стали возрождать местные собачьи породы.

Древняя охота французских королей сохранилась в этой стране по сей день. Там действует федерация трубачей-горнистов, в которую входит больше 2 тыс. человек. Парфорсную охоту проводят специализированные клубы, называемые экипажами. Некоторые из них занимаются гоном косули, другие – кабана, кабана вместе с оленем или оленя с косулей.

Охота в клубах

Такие клубы являются хорошо организованными охотничьими хозяйствами, некоторые из них имеют до 100 рабочих собак. Иногда в них содержатся и лошади, иногда лошади находятся у членов клуба. В день, когда назначена охота, псари утором, с 5 часов, начинают осмотр собак, отбирая их для охоты. К 7-ми часам егеря на месте охоты проверяют, есть ли зверь. Собак на место доставляют с помощью автотранспорта.

В день охоты собаки и лошади пробегают от 40 до 50 км в продолжение 6–8 часов. Как правило, в охоте принимают участие 35 собак. Поклонники парфорсной охоты называют ее «очень эффективной», так как в ней отсутствуют подранки и есть традиция щадить лучших особей. В течение одного сезона охоты происходит порядка 30 выездов, которые обычно совершаются в субботние дни с соблюдением ритуалов времен французских королей. Под охоту отдается порядка 700 тыс. гектаров, из которых 400 тыс. – частные владения.

Как происходил процесс?

Парфорсную охоту возглавлял ее заведующий, который, как правило, был владельцем стаи гончих, пикер, которому помогали два или три выжлятника. В начале охоты в кустах, расположенных поблизости от места сбора, или в лесу пускали гончих. Из-за того, что дичь подготавливали заранее, собаки быстро брали след. В то время как зверь кружил, не выходя из леса, охотники разъезжали на опушке.

Как только собаки выгоняли дичь из леса, вслед за ней и за собаками начиналась бешеная скачка, не признающая никаких препятствий. Преодолевались и каменные стены, которыми были обнесены поля, и заборы, и широкие канавы. Когда собаки теряли след, скачка прерывалась на время, а затем начиналась заново, когда след находился. После того как лисица или заяц были загнаны, собаки в одно мгновение разрывали их не мелкие куски. Если удавалось отбить дичь у собак, им отдавали голову, внутренности, пазанки (части ног между лапой и коленом).

В Англии

Парфорсная охота в Англии делится на классы, в зависимости от различных параметров, таких, как степень пересеченности местности, род дичи, достоинства лошадей и собак. Первоклассной, как правило, считалась охота на коз и оленей, лисицу. Охота на зайца относилась к низшей.

Первоклассная парфорсная охота с гончими проводилась с выездом охотников на особых лошадях, называемых «гонтерами». Стая, насчитывавшая до 40 голов, состояла из стегхаундов (собак, гнавших оленей) и фоксхаундов (преследовавших лис). Охотники были людьми весьма тренированными, подготовленными к скачке. Каждый из них имел по 5 или 6 лошадей, так как после охоты лошадь должна была отдыхать не меньше трех дней. Сам охотничий сезон начинался в ноябре и длился без перерыва целых 5 месяцев.

Внешний антураж первоклассной охоты отличался большим эффектом. Персонал был одет во фраки красного цвета, черные жокейские фуражки из бархата, белые панталоны в обтяжку, высокие сапоги-ботфорты со шпорами. В руках у них были арапники, а в седельных сумках находились медные трубы, в которые трубили во время сбора, а также сигналили тем, кто отстал во время охоты. Лошадям на ноги надевались специальные чехлы – ноговицы, сделанные из кожи, чтобы они не обдирали себе ноги об колючки и кусты.

Парфорсная охота с терьерами

Как правило, такая охота применялась в отношении лис. В борьбе за жизнь, лисица, поводив за собой кавалькаду охотников, часто норилась – ускользала, спрятавшись в норе. Тогда охотники, вместо того, чтобы «опустить руки» и отправиться домой выпускали терьера, который до этого момента сидел в корзинке, привязанной к седлу кого-либо из всадников.

Будучи полна сил, собака норилась вслед за лисицей. «Выход» терьера мог иметь два варианта концовки: или лиса выгонялась им из норы прямо в зубы к гончим, или он «придушивал» ее и вытаскивал из норы. Правда изредка зверь ухитрялся улизнуть, и тогда гон продолжался. Таким образом, окончание парфорсной охоты во многом зависело от терьеров.

Много лет использовался староанглийский черноподпалый терьер. Однако в период расцвета охоты потребовалось создать специализированного терьера – лисьего. Так и появился фокстерьер. Чтобы перевозить этих собак, понадобились специальные емкости – либо специальные сумки, либо плетеные корзинки. Корзинку прикрепляли к седлу, а сумка надевалась охотником через плечо наискосок. Главное, чтобы емкость, в которой находилась собака, не была помехой всаднику во время скачки, которая могла во время гона лисы проходить на отрезке в 10–30 км.

Парфорсная охота в России

Кроме Франции и Англии, этот вид охоты был модным также в Италии, Германии, Австрии. Что касается России, то здесь она проводилась преимущественно императорами в Гатчине, и распространения у других охотников не получила. В России было очень мало специально предназначенных для нее организованных кровных стай. Среди царей парфорсная охота была введена во времена императрицы Анны Иоанновны, которая была ее большой любительницей. Она предпочитала гон оленей по английскому образцу со стэгхаундами, которые специально приобретались для этого.

Другие собаки, которых использовали для этих охот в XVIII–начале XIX века, были достаточно паратыми и обладали другими необходимыми качествами. Первым из русских охотников, кто начал смешивать английских собак и русских гончих, был граф Салтыков. Затем это начинание подхватили другие охотники-вельможи.

Однако пикерская парфорсная охота, модная на Западе, в России нашла довольно холодный прием, не вызвав особого энтузиазма. Считалось, что в ней отсутствовал тот азарт и колорит, который присущ псовой охоте. А также не всегда имелось место, где ее можно было осуществлять.