Рауте – истребители обезьян

Этот рассказ вполне можно было бы начать в жанре сказки. Например, так: давным-давно в некоем царстве-государстве, в лесу среди деревьев-великанов проживали маленькие человечки.

Как и все народы, стоящие на «низкой ступеньке» развития, рауте любят исполнять священные танцы после успешной охоты.

Они упорно избегали контактов с людьми, чтобы держать в тайне секреты племени. Особенно тщательно они скрывали свое умение охотиться на. обезьян! И за сохранением этой тайны внимательно следил Буйяр, бог охоты, которому помогал король племени Махин Бахадур.

И самое интересное, на мой взгляд, то, что в этой сказке каждое слово было бы правдой. Именно таких «лилипутов», чей рост, как правило, не превышает полутора метров, я обнаружил недавно в лесах Непала. И поклоняются они действительно богу охоты, и слывут непревзойденными охотниками на обезьян. Кстати, до 1990 года Непал на самом деле был королевством, пока его последнего самодержца не свергли повстанцы-маоисты. Но это уже другая история.

Рауте, а именно так называются непальские истребители обезьян, возможно, единственное в своем роде племя на земле. Они принадлежат к тибетско-гималайской группе народов и являются последними кочевниками Непала. Территория их кочевания составляет примерно 60 тысяч квадратных километров и приходится на горные высоты от 300 до 2750 метров над уровнем моря.

Справочники утверждают, что их насчитывается менее 1300 человек, но только где-то 150 ведут традиционный образ жизни, кочуя и охотясь на обезьян. Именно эту группу и удалось обнаружить моей съемочной группе (мы хотели снять фильм о рауте) в джунглях западного Непала на отрогах Гималаев.

Правда, обнаружить, наверное, неправильное слово, так как мы потратили почти два года, чтобы с помощью наших непальских «разведчиков», прежде всего Нитра, вступить в контакт с неуловимыми и скрытными рауте и убедить их разрешить нам съемку в лагере во время стоянки. О том, чтобы увидеть саму охоту на обезьян, а это, разумеется, и являлось нашей вожделенной целью, не могло быть и речи!

ЛАНГУРЫ И ВСЕ, ВСЕ, ВСЕ! Тонкотелые обезьяны представляют из себя стройных обезьян с длинными конечностями и очень длинным хвостом, с маленькой высокой головой, голым лицом, укороченной мордой. В джунглях тонкотелые обезьяны чаще всего встречаются группами, состоящими из 50–60 особей; большей частью они заняты поиском плодов и почек в кронах деревьев. Гораздо реже они спускаются на землю, где отыскивают упавшие плоды. Лангур хануман позаимствовал свое название у индуистского бога обезьян Ханумана. Эта тонкотелая обезьяна встречается на большей части территории Индостана и считается там священным животным. Индусы специально оставляют для них пищу в своих многочисленных храмах и терпеливо относятся к их набегам на сельскохозяйственные угодья. Первое слово происходит от слова «lungoor», означающего на языке хинди «длиннохвостый». Лангуры ханумана распространены повсеместно от заснеженных областей Кашмира и Непала до острова Шри-Ланка. Фото автора

Но даже допуск на становище можно было считать крупной удачей. Дело в том, что рауте — исключительно закрытое племя, и до начала 90-х гг. XX века (!) никто из европейцев не мог добраться до них. Никто не знал и их языка, так как с чужаками они предпочитают говорить на непали. При этом непальцами они себя не считают. Именно эта изолированность, добровольная «выключенность» из контекста современной жизни и позволила рауте избежать перехода к оседлости, противостоять ассимиляции и сохранить свою идентичность.

Поражает способность рауте выживать за счет собирательства и охоты в начале XXI века! Подобно диким зверям «короли леса», как они сами себя называют, буквально растворяются в чаще леса. В лесу, подсчитано, они используют для пищи около 90 видов трав, диких фруктов, орехов, кореньев и грибов. Но когда подходят к концу запасы риса, любимого лакомства рауте, они словно из-под земли появляются поблизости деревень, чтобы обменять дары леса и свои поделки из дерева на рис, овощи, домашнюю птицу.

Их отношения с сельским населением легкими не назовешь. Селяне недолюбливают рауте за их образ жизни и неопрятный вид. Кроме того, часто возникают конфликты по поводу самовольной, без разрешения сельских властей, вырубки кочевниками деревьев. Последние мнят себя хозяевами леса и не считают нужным спрашивать разрешения. «В тот день, когда рауте перестанут рубить деревья, — говорил мне король Бахадур, — нас не станет, так как мы и деревья — одно и то же».

Но в то же время фермеры, опасаясь набегов на свои плантации стай прожорливых обезьян, благосклонно относятся к главной страсти рауте — охоте. К тому же селянам нравятся деревянные поделки охотников: чаны, миски, сундуки, ковши, которые они делают с завидным мастерством для обмена.

На руку рауте, конечно, и разница в мировоззрении, если уместно применить здесь это слово. Многие непальцы — индуисты, и для них обезьяны так же, как коровы и змеи, являются священными животными. Ведь легендарный предводитель обезьян Хануман — один из героев индуистской мифологии. А в Катманду, непальской столице, есть даже храм обезьян, где «любимцы» рауте чувствуют себя в полной безопасности.

Кочевники же являются анимистами, которые считают одушевленными все окружающие их явления: реки, горы, деревья, растения, камни. Они также верят в могущество духов и силу традиций предков, а «сантименты» индуистов в отношении обезьян не понимают и не принимают.

Как мы убедились, охота на обезьян считается не просто главным занятием мужчин, но и лежит в основе всего самосознания рауте. Ведь в непальских лесах водится много разно­образной дичи, но их интересуют только макаки и лангуры, являющиеся разновидностью древесных обезьян. Они поступают так, как поступали издревне их предки, которые, кстати, и завещали не допускать чужаков, а к ним относятся и непальцы, не только на охоту, но и до процесса приготовления пищи из обезьяньего мяса! Нарушение этого главного табу племени, подчеркивал непреклонный король, считается святотатством.

Рауте убеждены в том, что чужаки могут «сглазить» их уникальное охотничье дарование, и они навсегда утратят благосклонность и поддержку предков. Поэтому рауте стараются охотиться подальше от деревень, а добычу тщательно скрывают.

О ее важности для них говорит и тот факт, что за самые серьезные проступки, совершенные против правил общины, нарушители расплачиваются именно обезьяньим мясом.

Чем больше мы узнавали об этой загадочной стороне жизни рауте, тем сильнее хотели увидеть охоту собственными глазами. Но Махин Бахадур оставался тверд — не помогали ни уговоры, ни посулы вознаграждения. Оставался лишь один призрачный шанс, о существовании которого поведал наш гид Неста.
Посещая на протяжении двух лет племя, он заметил, что между королем и одним из глав семей, которые, собственно, и выдвигают из своей среды вождя, существует напряженное соперничество. Не знаю, на какой почве между ними произошел разрыв, но ведь от человеческих страстей не скроешься даже в предгорьях Гималаев!

Аин Бахадур Шахи, так звали «мятежного барона», игнорировал все наши беседы с королем и держался особняком. Между собой мы нарекли его «главой оппозиции» и попросили Несту провести с ним сепаратные переговоры по поводу охоты. И — о чудо! Вековые запреты не выдержали испытания на прочность, и за вполне приемлемую плату нам пообещали показать таинственную охоту. Хотя один из запретов все-таки устоял — «мятежники» категорически отказали нам присутствовать при приготовлении блюд из добытых обезьян.

Примечательно, что кроме Шахи, который был ровесником короля, все остальные «мятежники» представляли молодое поколение. Они хотели просто заработать: кто-то готовился к свадьбе, кто-то хотел купить новый топор или заменить износившуюся обувь. Из всей этой истории можно сделать вывод, что, несмотря на «железобетонную» позицию ревнителей старины, запреты племени рауте доживают свой век и в обозримом будущем канут в небытие.

Правда, «отступники» выдвинули еще одно условие, потребовав сохранить в тайне до нашего отъезда сепаратное соглашение. И это условие, конечно, мы с удовольствием выполнили.

Увиденное и услышанное от участников «нелегального» действа помогло нам восстановить в общих чертах очередность ритуалов, которые обычно сопровождают охоту рауте. Начнем с того, что у них никогда не было огнестрельного оружия, поэтому и сегодня они обходятся тем же набором предметов, что и их предки. В ход идут топоры, палки, ножи и, главное, сети разной величины, которые плетут женщины из какого-то волокнистого кустарника.

Утром в день охоты, до восхода солнца, все ее участники обращаются к богу охоты Буйяру с молитвой. Вслух читаются мантры. В это время все должны хранить молчание. Затем Буйяру делается жертвоприношение — закалываются цыплята или петух, которые, впрочем, зажариваются тут же на костре и съедаются охотниками. Рауте нечасто едят мясо и потому относятся к нему бережливо.

Когда охотники обнаруживают стаю обезьян, а этот процесс может длиться часами, они стараются определить направление их возможного отступления, чтобы незаметно поставить сети. Дальше рауте молча окружают обезьян и по условленному сигналу бросаются на них с дикими воплями. Многое зависит от внезапности атаки и от числа обезьян, которые находятся в самом ее начале на земле, а не на деревьях. Как правило, в основном попадаются молодые и более слабые особи, которые в испуге бросаются в сторону расставленных сетей.

Но эти загоны также могут продолжаться часами и далеко не всегда приносят успех. По словам вожака «мятежников», самые успешные охоты приносили рауте до 25 трофеев в день. Обезьян, попавших в сети, охотники немедленно забивают камнями, палками или топориками.

В увиденном нами загоне две макаки убегали по земле в сторону замаскированной сети. Более взрослая вовремя увидела западню и, легко перепрыгнув ее, исчезла в лесу. В сети попалась молодая и более слабая обезьянка, которой Шахи тут же руками свернул шею.

Как рассказывают, добыча делится поровну между всеми охотниками. При разделке стараются сохранить максимум мяса, главного источника протеина для рауте, кроме кишок и желудка ничего не выбрасывают. Мясо готовится на костре и съедается почти сразу. Только в тех редких случаях, когда его много, оно отваривается или вялится впрок.

Важно отметить своеобразную заботу племени об обезьянах: после удачной охоты рауте переносят свой лагерь в другое место и не возвращаются на «использованные» участки леса по нескольку лет, давая возможность восстановиться популяции макак или лангур.

Вот так, совсем не по сказочному, завершается мой рассказ, но, как я упомянул в самом начале, в поведанном мной нет ни слова вымысла. И главное чудо — а какая сказка обходится без чуда! — в том, что все это происходит сегодня, во втором десятилетии XXI века!

Сергей Ястржембский 15 августа 2012 в 00:00

Делись мясом! Охотничья деспотия и демократия у шимпанзе

То, что шимпанзе регулярно охотятся — известно уже давно. Добычей наших ближайших родственников становятся небольшие млекопитающие, например обезьянки. Хотя мясо составляет в рационе шимпанзе небольшую долю, их охотничьи рейды даже поставили на грань вымирания некоторые популяции красных колобусов. Такие они, наши двоюродные братья-сёстры из джунглей.

У шимпанзиной охоты есть несколько важных особенностей. Во-первых, часто это групповое занятие, в котором члены сообщества выполняют разные функции — кто-то загоняет дичь, кто-то ждёт в засаде. Во-вторых — после успешного завершения шимпанзе активно делятся добычей друг с другом. У других животных такое тоже встречается, однако обычно обмен пищей происходит между роднёй. Шимпанзе же могут отдать часть добычи, даже если её выпрашивает неродственная особь.

Но особенно интересно то, что у разных групп шимпанзе традиции охоты различаются — у них разный стиль охоты, её частота, а также предпочитаемая добыча. Специалисты считают, что в этом случае можно говорить о некой «культуре», то есть о ненаследуемых элементах поведения, передаваемых социально, через обучение. Но до сих пор различия в охоте наблюдали у разных подвидов шимпанзе из разных областей Африки. В этом случае на стиль охоты могли влиять генетические различия, а также экологические условия.

Авторы новой статьи в PLOS ONE решили сравнить охотничье поведение двух групп шимпанзе, живущих фактически в одном лесу. Сообщества Сонсо и Ваибира из заповедника Будонго-Форест обитают по соседству друг с другом и регулярно обмениваются генами, а члены сообществ могут переходить из одного клана в другой. Обе группы наблюдаются давно и уже не боятся человека. Конечно, специалистам сложно проследить за ходом каждой охотничьей вылазки обезьян, однако исследователи могут, по крайней мере, собирать статистику по видам добычи, а также наблюдать, как происходит делёж мяса после успешной операции.

Заповедник Будонго-Форест занимает почти 800 кв. км. Здесь живёт около 600 шимпанзе, и за сообществом Сонсо с 1991 года ежедневно велись наблюдения. Ваибира — менее изученная группа, попавшая в поле зрения учёных в 2011 году. Приматологи знают «в лицо» 95 членов этой группы (в Сонсо идентифицировано 69 обезьян, из них 11 самцов и 31 самка старше 12 лет). Структуру сообщества Сонсо приматологи оценивают как «деспотию», в которой царит линейная иерархия. При этом взрослые самцы всегда доминируют над самками. Структуру Ваибира пока что установить не удалось — из-за больших размеров группы.

На кого охотятся шимпанзе Сонсо и Ваибира?

Члены сообщества Сонсо ловят 6 видов млекопитающих, в том числе 4 вида приматов. За 17 лет наблюдений исследователи зафиксировали более 200 случаев охоты, из которых 182 закончились успехом. Самая популярная добыча — угадайте какая? Ну, разумеется, колобусы. Любят шимпанзе этих упитанных и вкусных обезьян, и поэтому колобусы составляют 74% шимпанзиной добычи. Интересно, кстати, что детёныши шимпанзе часто играют с будущими объектами охоты и даже занимаются с ними грумингом безо всякой агрессии.

Большинство (88%) охотничьих походов за колобусами были групповыми. На другие виды животных шимпанзе Сонсо могли охотиться и группами, и «сольно».

А какая картина в сообществе Ваибира? Оказывается, за 5 лет обезьяны этой группы всего 7 раз охотились на колобусов, зато 18 раз — на карликовых антилоп — дукеров. Видимо, шимпанзе Ваибира совсем не такие «фанаты» колобусов, как их соседи. Интересно, что и в сообществе Сонсо любовь к колобусам появилась недавно. По данным 1994-2002 гг., их предпочтения не отличались от современной картины в Ваибира.

Специалисты отмечают, что, конечно, фиксируют далеко не все случаи охоты (особенно сложно учесть неудачные вылазки). Тем не менее, видно, что частота охотничьих рейдов меняется от года к году довольно сильно: 19 случаев в Сонсо в 2014 году, 11 в 2015 и только 3 в 2016. Причины таких колебаний неясны.

Как шимпанзе делятся мясом?

У шимпанзе Сонсо кто выше рангом, тот и прав. При дележе убитого колобуса, как правило, доминантные самцы забирают себе бо́льшую часть добычи, для чего не гнушаются агрессивными атаками на сородичей. При этом не имеет значения, кто из обезьян принимал непосредственное участие в охоте — на шум сбегается много членов сообщества, и каждый старается урвать свой кусок (правда, особь, лично убившая добычу, сохраняла свою долю мяса чаще, чем другие шимпанзе). При этом ни разу не было замечено, чтобы обезьяна низкого ранга смогла получить часть добычи у более статусного соплеменника.

Если пойман не колобус, а другая добыча, шимпанзе ведут себя менее возбуждённо — вероятно, ценность такого мяса невелика. В этом случае обезьяны гораздо охотнее делятся добычей и даже могут бросать на землю недоеденные части.

А как происходит распределение добычи в Ваибира? Эти обезьяны приходили в одинаковое возбуждение при поимке любой добычи, и каждый раз на торжествующие крики охотников сбегалось множество членов группы, которые начинали активно попрошайничать. И что же? Вне зависимости от статуса обезьян, охотники делились с сородичами, так что все шимпанзе получали мясо. При этом высокоранговые самцы редко проявляли агрессию или пытались силой забрать добычу — учёные зафиксировали только 2 таких случая. Кроме того, исследователи много раз видели, как самки, не участвовавшие в охоте, получали пищу от самцов. А ещё в статье описывается прямо-таки удивительная ситуация, когда альфа-самец «униженно» клянчил мясо у невзрослой самки (даже не пытаясь при этом угрожать ей)!

Итак, налицо существенные различия между двумя сообществами.

Обезьяны Сонсо предпочитают охотиться на колобусов и совсем не ловят дукеров. Ваибира, напротив, ловят дукеров чаще других животных.

В Сонсо высокоранговые шимпанзе, даже не участвовавшие в охоте, часто отбирают мясо у низкоранговых. В Ваибира каждая обезьяна может получить свою долю мяса, и «авторитетные» самцы редко обижают самок и невзрослых особей.

Особенно удивительно, что в охотах Ваибира участвовали 4 самки-перебежчицы, недавно перешедшие в это сообщество из Сонсо, где родились. При дележе пойманного красного дукера эти самки вели себя так же возбуждённо, как и «местные», хотя до этого в Сонсо обезьяны не поймали ни одного красного дукера за все 27 лет наблюдений. Исследователи делают вывод, что молодые самки быстро «впитали» традиции нового сообщества — хотя обычно шимпанзе очень консервативны в пище.

Как же объяснить такие различия в поведении двух соседних групп? Теоретически, на стиль охоты могут влиять экологические условия, например плотность лесного покрова. Однако учёные фиксируют изменения в охотничьих традициях Сонсо с 90-х гг. прошлого века, хотя экологическая обстановка в заповеднике осталась прежней. Ещё 20 лет назад шимпанзе Сонсо не были такими любителями колобусов, да и охотились редко (с 94 по 2002 гг. зафиксировано только 17 охот). Авторы, увы, не исключают другую причину: на поведение шимпанзе могло влиять само появление исследователей — поначалу обезьяны опасались человека, и это нарушало их социальные связи. Поэтому было меньше групповых охот. Кроме того, люди могли смущать доминантных самцов и сдерживать их агрессию при дележе пищи. Со временем присутствие наблюдателей стало привычным, и шимпанзе «вспомнили» о своих предпочтениях. Сейчас сообщество Ваибира изучают всего несколько лет, поэтому обезьянам этой группы ещё предстоит привыкнуть к исследователям.

Как же наблюдать обезьян и при этом не создавать помех их естественному поведению? Возможно, в будущем учёные смогут это делать с помощью автоматических устройств.

Как бы то ни было, Ваибира успешно охотятся на красных дукеров, а Сонсо никогда этого не делают, хотя карликовые антилопы встречаются на территориях обоих сообществ. Налицо культурный феномен. Такой же, как ранее наблюдавшиеся у шимпанзе пристрастия к определённым пищевым растениям — разным у соседствующих групп.

И ещё интересный феномен — «галантность» самцов Ваибира, охотно делящихся мясом с самками, причём в ответ шимпанзиные красавицы могли игнорировать своих мужчин-попрошаек. Возможно, сходным образом когда-то, миллионы лет назад, зарождались культурные традиции человечества?