Жизнь в снегах: как живут народы Крайнего Севера

Территорию, расположенную в арктической зоне Евразии, принято называть Крайним Севером. Регион включает континентальную сушу и острова в бассейне Северного Ледовитого океана. Это малонаселённые области со скудной тундровой и лесотундровой растительностью. Местное население в основном ведёт кочевой образ жизни, занимается оленеводством, рыболовством и охотничьим промыслом.

Аборигены Крайнего Севера – небольшие по численности этносы, сохранившие традиционный уклад быта и хозяйства:

Суровые климатические условия, с продолжительными морозными зимами, наложили отпечаток на внешний облик северян. Они приземистого роста, с ярко выраженными монголоидными чертами внешности. Тесная связь с природой выработала у людей её особое восприятие, обострило все органы чувств. Северяне без труда ориентируются в незнакомой местности, загодя распознают изменения погоды, обнаруживают добычу по следам. В мыслительном процессе у них доминирует правое полушарие, то есть сильно развита интуиция.

Скудная тундровая растительность не даёт возможности долговременного выпаса оленей на одном месте, поэтому семьям пастухов-оленеводов приходится постоянно кочевать. Динамичный образ жизни способствовал созданию рациональных предметов повседневного обихода.

Жилище (яранга или чум) представляет собой сборный деревянный каркас, укрытый оленьими шкурами. Пирамидальная или закруглённая форма жилья обеспечивает его устойчивость во время буранов. Центральную часть занимает очаг из камней, на котором готовят пищу. К огню относятся с почтением. Считается, что он защищает людей от злых духов. Во время приветствия друг другу говорят: «Пусть не гаснет огонь в вашем чуме». Это означает пожелание здоровья и благоденствия.

По периметру жилья расположены укрытия для сна – пологи из меха. Обработкой шкур занимаются исключительно женщины. С помощью оленьих жил, заменяющих нитки, они шьют закрытую одежду (кухлянки, парки, комбинезоны), сапоги (торбаса, унты), шапки, рукавицы. Наряд принято украшать геометрическим орнаментом из полосок светлого и тёмного меха. Традиционным оберегом является «розетка», выполняемая из кожи, меха и бисера. Её можно увидеть на национальных костюмах жителей Сибири и Дальнего Востока.

Удобные в носке, хорошо сохраняющие тепло, элементы одежды народов Севера были взяты на вооружение современной индустрией моды. Их носят не только люди, работающие в экстремальных условиях (полярники, альпинисты), но и обитатели крупных городов.

Главным продуктом национальных блюд северян можно назвать оленину. В ней много питательных веществ и микроэлементов, потому нередко оленина употребляется в пищу в сыром и замороженном виде. Жители арктического побережья промышляют морского зверя – китов, моржей, нерпу. Из китовых костей делают остов жилищ. Из моржовых бивней искусные резчики вырезают рукояти для ножей, бытовые предметы, фигурки.

Суровая природа Крайнего Севера закаляет людей, делает их мужественными, сильными, отзывчивыми. Так было в старину. Для этих территорий это справедливо и в наш век.

Понравилась статья? Поставьте, пожалуйста, лайк!

И не забудьте подписаться на канал, чтобы не пропустить новые интересные статьи!

Охота народов крайнего севера

«На всех здешних инородцах, да и на русских, проживших здесь долгое время, заметно, что бродячая жизнь, рыболовство и охота нравятся им больше, чем домовитость спокойной оседлой жизни. У них нет ничего, что составляло бы комфорт или служило для внешнего украшения жилища.

Построить в лесу юрту, чтобы собирать в ее окрестностях коренья и ягоды, им приятнее, чем ухаживать за домашним огородом, могущим дать хороший доход, или ловить рыбу где-нибудь на ручье и жить в вонючем балагане более соответствует их вкусам, нежели делать свой дом обитаемым при помощи выгодного занятия разведением рогатого скота и лошадей.»

К. Дитмар. Середина XIX века.

Европейская цивилизация ХХ века, особенно последние десятилетия, стали трагическими в жизни малых народностей крайнего Севера и Востока России. Древнейшая цивилизация народностей, нашедших свою экологическую нишу в экстремальных природных условиях, не смогла противостоять постороннему вмешательству и буквально на наших глазах заканчивает свое существование.

В чем же причина этой трагедии? Неужели она была предопределена, или все дело в роковом стечении обстоятельств?

Часто бывая на Севере и Востоке России, там где основными видами деятельности человека традиционно до сих пор являются охота и рыболовство я всегда удивлялся «неумению» коренных народностей добывать рыбу, пушнину, мясо наравне с русскими охотниками и рыбаками. Вроде бы все должно быть наоборот: тысячелетние промысловые традиции этих народностей должны были бы поставить их вне конкуренции по количеству и качеству добываемых природных ресурсов. Ан нет, в подавляющем большинстве случаев русские промысловики всегда были гораздо более продуктивнее. Так, например, на Таймыре в восьмидесятых годах один русский охотник добывал песцов больше, чем несколько десятков национальных охотников вместе взятых. И так по всем показателям.

Не сразу ко мне пришло понимание этого феномена, весь смысл которого заключен в эпиграфе этого раздела.

В экстремальных природных условиях севера могла выжить лишь цивилизация, не противопоставляющая себя Природе, а гармонично с ней слившаяся и ставшая почти неотъемлемой ее частью. Две основных составляющих живой природы – растительный и животный мир. Человек – высшее создание Божие, но не основное составляющее Природы. Природа в виде растительного и животного мира самодостаточна и вполне может обойтись без человека. Человеку же без этих двух составляющих не выжить. То есть, чтобы жить человеку там, где климатическими условиями он поставлен на грань выживания, ему необходимо стать частью природы, то есть вести образ жизни, близкий к образу жизни животного мира, но при этом оставаясь человеком.

Какие основные особенности животного мира? Чтобы выжить, любой животный организм должен обеспечить три основные функции: питание, воспроизводство, безопасность (самосохранение). И в естественной экосистеме эти функции выполняются лишь на грани необходимого, без большого запаса прочности, иначе это отразится на выживании других видов животных организмов (по вине человека в природе известны случаи дисбаланса экосистем, например история кроликов в Австралии и др.).

Человек Севера такое же дитя Природы, как и окружающие его животные организмы. Никакое животное не делает запасов кормов больше, чем ему необходимо для выживания. Никакое животное не прилагает сил больше для устройства жилища (убежища), чем это необходимо для самосохранения. Процесс воспроизводства регулируется самой Природой по принципу пищевой пирамиды.

Вписавшись в природу Севера, человек научился обходиться таким же минимумом потребностей, как и окружающий его животный мир. К тому же, биологические ресурсы Севера и Дальнего Востока всегда были настолько богаты и разнообразны, что не имело особенного смысла делать большие продуктовые запасы. Образно говоря, проголодался – опустил руку в реку – достал лосося или вышел на побережье и добыл тюленя – надолго хватит. Ну а стада домашнего северного оленя всегда под рукой. Человек Севера уже генетически не способен брать у Природы больше, чем ему необходимо для выживания.
Аналогичная ситуация складывалась на Юге – бушменам Африки, положим, среди природного изобилия, так же не было необходимости заготавливать что то на чёрный день. Это там, где природа бедна биологическими ресурсами, люди научились заготавливать продукты впрок, отсюда и необходимость расширенного воспроизводства. А тот, кто обходится минимумом, и живёт при этом в богатейшем краю, не имеет необходимости в товарном производстве. Понимание этого объясняет, почему в заготовках пушнины они не блещут производительностью.

Да им никогда не надо было столько пушнины! К тому же пушнина недолговечна в эксплуатации. Одежду они делали из шкур морзверя, (то есть утилизировали добытого зверя полностью), из шкур северного оленя. А насчет умения охотиться — попробуйте с копьем пойти на белого медведя или на утлой байдарке выйти в море на кита с одним легким гарпуном! Представить страшно, не то что идти охотиться! До сих пор многие из них живут в условиях, которые нам, склонным украшать свои жилища, мягко говоря, не понятны. Но украшение жилища, одежды, по большому счету не являются необходимыми условиями для выживания.

В это же время, в более благоприятных климатических условиях развивалась другая цивилизация – технократическая, пошедшая по прямо противоположному пути. По пути накопления и расширенного воспроизводства. Что изначально было обусловлено более скудными биологическими ресурсами, так как приходилось постоянно заботиться о завтрашнем дне. Усиленный труд приносил порой изобилие материальных благ, а к хорошему, как говорится, быстро привыкаешь, отсюда и тяга к накопительству, гарантирующая, впрочем, стабилизацию надёжного жизненного уровня. Эта технократическая цивилизация набрала силу (как кролик в Австралии) и в конце концов пришла к границе экстремальных природных условий и шагнула за эту границу, будучи облаченной в скафандр технических знаний и умений.

Столкнулись два мировоззрения, два образа жизни: гармония с Природой и борьба с Ней. Гармония – это нечто тонкое, невесомое, воздушное, а борьба – это слепая грубая сила. Результат всегда однозначен, если сила слепа.

В те далекие времена, сила еще не была столь слепа. Человек технократической цивилизации еще недалеко ушел от гармонии с Природой и силою всяких обстоятельств попадая к народностям Севера, он воспринимал их образ жизни, единственно возможный в тех условиях и становился похожим на них. Примером тому эпиграф.

Русские старожилы, начиная с XVIII века привнесли в быт оседлого коренного населения Камчатки огородничество и разведение крупного рогатого скота, которые из-за климатических условий не получили большого развития и не могли стать основой жизнеобеспечения. Поэтому сами русские старожилы и метисное население восприняли систему традиционного жизнеобеспечения оседлых ительменов как готовую модель адаптации.

С.П.Крашенинников в 1739 году писал: «Казачье житье на Камчатке не разнствует почти от камчадальского, ибо как те, так и другие питаются корением и рыбою и в тех же трудах упражняются.»

Время шло, технократическая цивилизация постепенно наполнила собой земные окраины, и количество перешло в качество. «Человек в скафандре» привнес на окраины свой образ жизни и насильно одарил им беззащитных и бесхитростных детей Природы.

В результате на наших глазах происходит трагедия малых коренных народностей Севера. Пытаясь перенять наш образ жизни, они вошли в диссонанс со своим менталитетом и в прямом смысле этого слова — гибнут. А мы, желая помочь им, лишь усугубляем их страдания. Мы попытались заставить их участвовать в расширенном воспроизводстве – добывать для наших «нужд» больше природных ресурсов, стимулируя казначейскими билетами и спиртом. Однако их организм никогда не знал этого зелья и оказался перед ним беззащитным. Мы стали приучать их детей к нашей цивилизации – собирали в школы-интернаты, оторвав от знаний и навыков их предков. В результате они потеряли связь со своей цивилизацией и не встроились в нашу. Они пытаются жить как мы, но жить так не могут. Печальное зрелище представляют сейчас многие национальные поселки – на них печать вырождения и безысходности.

Передо мной фотографии 100-летней давности – красивые лица достойных людей, добротная национальная одежда, спокойная уверенность во взглядах. Все это в прошлом. Сейчас все по-другому.

Современная социально-экономическая ситуация в стране в первую очередь ударила по самому слабому звену – малым народностям Севера. Основа их жизни – традиционные виды природопользования, подорвана. В самом худшем состоянии находится оленеводство. Оленеводческие колхозы, распавшись на частные хозяйства, фактически влачат жалкое существование. Поголовье оленей резко уменьшилось. Пастухи спиваются, а заменить их будет некому – молодежь не идет в тундру, в интернатах их учили чему угодно, но не оленеводству. Национальная молодежь не любит тундру и боится ее. Раньше они устраивались работать дизелистами, киномеханиками и т.д. сейчас работы для них нет. Волки наносят стадам большой урон, но авиацию на борьбу с ними уже не отпускают – нет денег. Продукция оленеводства не имеет сбыта на местах и пастухи в результате остались без продуктов питания , кроме оленины и рыбы. Свою лепту в уничтожение оленей вносят и браконьеры, добывая оленину самостоятельно или приобретая её за водку. Оленеводство нашего северо — востока находится на грани бытия. Охота на морзверя в национальных поселках почти не практикуется, сами ворвань давно уже не едят а время собачьих упряжек фактически закончилось. Рыбозаводы, промысловые хозяйства, совхозы прекратили свое существование, лишив тем самым местное население рабочих мест и стабильных заработков. Хотя, надо сказать, что руководители производств всегда с крайней неохотой брали в штат местных жителей из-за их непредсказуемости в вопросах трудовой дисциплины. Ну не заложено у них тяги к промышленному производству!

На Камчатке, например, единственная возможность заработать в течении двух-трех месяцев в году – напороть икры и продать ее за бесценок или за водку многочисленным перекупщикам, при этом рыба бросается тут же на берегу или в реку. Поэтому реки в окрестностях национальных поселков представляют собой ужасное зрелище — горы вспоротой протухшей рыбы с тучами мух над ней и соответствующим запахом.. Социально-бытовые условия в этих поселках, мягко говоря, экстремальные. Продукты питания, уголь, ГСМ сюда завозятся крайне редко и нерегулярно. Коммунальные системы чаще всего не функционируют. Для ремонта и эксплуатации нужны деньги. А их нет. Да и потом, кто пойдет ремонтировать ту же теплотрассу за мизерную плату, когда на икре можно заработать сразу и много. Большие заработки на разграблении природы развращают людей и отучают их работать вообще.

Впрочем, это не вина их, а беда наша общая. Пока государственная политика направлена на разрушение государства, все мы поставлены на грань выживания. А несчастные в своей беззащитности дети Природы за эту грань уже шагнули.

В.Киприянов биолог — охотовед

Охота народов Севера

Охота народов Севера. Народы Севера имели тысячелетний опыт добычи диких зверей и птиц, прекрасно знали биологию животных и особенности территории, на которой промышляли. Охота имела различные направления, способы и зависела от природно-климатических условий, сложившегося хозяйствено-культурного типа народа, его традиций, а позже — от спроса на некоторые виды охотничьей продукции.

Как правило, на охоту выходили мужчины, а у эвенков, селькупов, хантов и некоторых других народов — женщины и дети. Медведя, копытных, морских и других животных добывали коллективно. С развитием товарно-денежных отношений, специализацией хозяйства и появлением новых орудий промысла охотились в основном в одиночку с собакой, которая, догнав животное, удерживала его на месте до подхода охотника.

В XVII—XVIII вв. на российских рынках вырос спрос на шкурки пушных зверей. Ценные шкурки продавали, обменивали на другие товары, ими платили ясак. Пушная охота приобрела важнейшее экономическое значение.

Животных добывали выслеживанием, преследованием, подманиванием, устраивая засады, загоны и облавы. Часто эти способы комбинировали. У эвенов, например, любимым способом охоты на копытных была гоньба: охотник на лыжах преследовал животное до тех пор, пока оно не выбивалось из сил в глубоком снегу. Тропили след зверя верхом на олене или на нарте. Эвенки, удэгейцы и др. осенью, в период гона копытных, подманивали их манками-пищалками, имитирующими голос самца или самки. Животное, отвечая на голос, выходило на стрелков. Ненцы, нганасаны, энцы, долганы, орочи и др. в этот же период охотились с оленем-манщиком, выращенным человеком. К рогам манщика привязывали ременную петлю и выпускали недалеко от стада диких оленей. Самец — вожак стада — выходил навстречу манщику, и они начинали бороться, сцепившись рогами. Ременная петля затягивалась на рогах дикаря, охотнику оставалось лишь свалить его из ружья или лука. В другом случае охотник, прячась за манщика, приближался к стаду диких животных и с короткого расстояния поражал оленя. В хорошие годы такой промысел давал охотнику до 15—20 оленей. Нганасаны, ненцы, юкагиры, эвенки, долганы и др. добывали северных оленей на переправах (во время весенне-осенних миграций копытные переправляются через большие реки обычно в одних и тех же местах). Когда олени достигали середины реки, охотники на легких лодках выплывали из укрытий, окружали стадо, стараясь направить его вверх по реке, и кололи длинным копьем. Женщины и малоопытные охотники оставались на берегу и не давали оленям выйти на сушу. Благодаря густой шерсти, пустотелые волоски которой наполнены воздухом, туши не тонули. Их буксировали на веревках и разделывали на берегу. За день этим способом можно было добыть несколько сотен животных.

Эвенки, народы Нижнего Амура и др. били животных на солонцах, водопоях, в местах кормежки из засады, укрывшись с подветренной стороны на земле или на дереве.

На крупных копытных охотились скрадом при всяком удобном случае, особенно летом, когда звери держатся поодиночке. Охоту с прикрытием вели на промысле морских зверей. Ненцы по льду подползали к животному под прикрытием продолговатого щита, а чукчи — в специальной шапке, имитирующей морду тюленя.

Промышляли животных с помощью разного рода ловушек: ловчих ям, петель, силков, пастей, кулем, плашек, самострелов, капканов. Ловушки могли быть стационарными и переносными, зачастую ими пользовались несколько поколений охотников.

Большинство ловушек — давящего типа. Кулема состояла из огороженного частоколом дворика (куда закладывали приманку) и преграждающей вход в него кулемы, которая имела гнет, порожек и настораживающий механизм из трех деталей: две ставили вертикально одна на другую, а третью — горизонтально, скрепляя первые. Кулему устанавливали на земле у ствола дерева или на пнях. Разновидность кулемы — проскок.

Песцов охотники Восточной Сибири добывали пастью. Она состоит из коридора, образованного двумя стенками (из бревен, досок, вбитых в землю кольев) и длинного бревна, один конец которого при настораживании ловушки поднимается вверх. Внутри коридора находятся насторожка и приманка. Зверек, привлеченный приманкой, заходит в коридор и сдергивает насторожку, бревно падает и убивает его. Пасти строили преимущественно на путях миграций песцов и располагали либо цепью, в 50—200 м одна от другой вдоль морского побережья или по берегам рек, либо в шахматном порядке по тундре. Система этих ловушек, охватывающих какое-либо угодье, называется пастником. Один охотник строил, как правило, 50—100 пастей. Ловушками того же типа добывали и крупных животных, например медведей.

Самострел представлял собой простой или сложный лук, вмонтированный в деревянное ложе с прикладом (массивный, гладко обструганный, полукруглый снизу брусок), с одним или несколькими небольшими желобками, в которые вкладывали стрелы или деревянные (железные) болты. На одном конце ложа находился уступ, на другом — несколько зарубок. К ним привязывали планку треугольной формы, удерживающую тетиву в натянутом состоянии и служащую своего рода спусковым устройством. Оно соединялось с длинной веревкой, уложенной поперек тропы. Зверь задевал веревку и разряжал в себя самострел.

По такому же принципу действовали черкан, лук-ловушка, применяемые в пушном промысле.

Петли использовали для отлова лося, изюбря, дикого оленя, медведя, рыси, лисицы, боровой птицы. Их делали из широких толстых ремней из шкуры лося, веревок, конского волоса, других материалов. На мясных и пушных зверей петли устанавливали с потаском (бревном). Селькупы, ханты, манси, эвенки настораживали ловушки на боровую птицу. Народы Нижнего Амура и Сахалина использовали ловушки разных типов в пушной охоте (для эвенков это было нехарактерно).

Ханты, манси, кеты, эвенки, нанайцы, юкагиры, долганы, нганасаны, энцы и ненцы крупного и мелкого зверя загоняли в естественные или искусственные западни — ловчие ямы, вырытые на звериных тропах или в проходах специально сделанных изгородей (засек). Засеки из деревьев делали поперек путей миграций копытных. Изгородь могла быть длиной от 6 до 20 км. Через 100—200 м в ней оставляли проходы, где и настораживали самострелы, сети, петли, копали ловчие ямы. Иногда строили две параллельные изгороди, отстоящие друг от друга на несколько километров. Осматривали их через 3—4 дня. Олень, подходя к изгороди и видя в стороне открытый проход, устремлялся в него и задевал протянутую поперек прохода сторожевую струну. Загонная охота на водоплавающих существовала у ненцев, нганасан, долган, селькупов. Они загоняли линных птиц в загоны или сети.

Вплоть до конца XIX — начала XX в. одним из основных орудий охоты был лук со стрелами. На Урале найден образец его, относящийся к четвертому — второму тысячелетию до н.э.

У народов Севера известно два вида луков — простой и сложный. Первый представляет собой гибкое, вырезанное из куска хвойного или лиственного дерева древко, согнутое в дугу, концы которого стянуты тетивой. Сложный лук состоит из нескольких деталей. Каждая его часть имеет свое название: середину древка называют рукоятью, концы — пальцами, длинные упругие части между рукоятью и концами — рогами или плечами, сторону, во время стрельбы обращенную к цели, — спинкой, а обращенную к стрелку — внутренней стороной. Места соединения деталей именуют узлами. Простой лук часто длиннее сложного, но обычно легче его. Древнейшей находкой сложного лука считается фрагмент его спинки из Эквенского могильника на Чукотке (начало первого тысячелетия н.э.).

Спинку лука делали из прочной смолистой древесины (кремлины) хвойных пород (сосна, можжевельник, лиственница) с ровно расположенными слоями. Дерево рубили под корень, так как качество древесины лучше у корней. От нижней части срубленного ствола отделяли чурку длиной до 1,5 м, снимали внутреннюю, более рыхлую древесину и вытесывали заготовку половины спинки шириной до 10 и толщиной до 5 см. Так же делали заготовку внешней половины спинки, обычно из более упругой древесины (береза, черемуха). Нанайцы, орочи лук изготавливали из бука, нивхи — из ясеня, тополя и ивы, чукчи — из плавуна, собранного на морском или речном берегу. Заготовки спинки сушили 2—3 дня, обрабатывали топором, придав им форму планок с одной закругленной и одной плоской стороной, и выгибали на деревянной дуге (гибале). Для сохранения формы кремлину на гибале пропитывали кедровой смолой: нагревали над костром и втирали в нее чипом (мелкой древесной стружкой) растертую серу (смолу), пока она не переставала впитываться. Затем выгнутую кремлину отвязывали, очищали от лишней серы. Березовую и кремлевую половинки связывали плоскими сторонами при помощи кедрового корня (сарги), проклеивали, под привязь загоняли деревянные клинышки. Связанные заготовки сушили один день, после чего приклеивали к ним пальцы. Пальцы сложного лука делали из брусков черемухи длиной, шириной и толщиной до 25 см. Места соединений прочно скрепляли сплошной обмоткой из сухожильных нитей. Весь лук обвязывали саргами и сушили, затем скоблили ножом, оклеивали для предохранения от сырости берестой, вываренной в рыбьем клее, и снова сушили. Высушенный ненатянутый лук выгибали в сторону, обратную той, в которую его выгибают в натянутом состоянии. Лук усиливали костяными и роговыми накладками на концы и на рукоять. На рукоять иногда наносили орнамент и личные знаки собственности. Некоторые исследователи выделяют локальные типы сложных луков народов Сибири, например восточносибирский и арктический. У степных народов бытовала наиболее сложная конструкция «кочевнического» лука: на спинку наклеивали продольные сухожилия, придававшие ей большую эластичность, пальцы и рукоять закрывали костяными накладками сложного профиля, в результате чего лук получал характерную волнистую форму.

Существует несколько десятков видов классификации стрел по наконечникам и оперению. Наконечники стрел делали из камня (кварц, кремень), кости, железа. Они могли быть втульчатыми (глухую коническую втулку укрепляли клеем на заостренном конце древка) и черешковыми (острый шиловидный или плоский черешок смазывали клеем, вставляли в торец древка, обматывали сухожильными нитками и тонкой полоской бересты). Стрелы могли быть без оперения (например, нанайские стрелы без наконечника с заточенным концом, чукотские — с костяными наконечниками; иногда оперение имитировали краской на древке) и с оперением, защемленным, привязанным или приклеенным к древку. Для прочности его укрепляли винтообразной обмоткой по клею конским волосом или ниткой, а концы пера (длиной до 2 см) закрепляли сплошной обмоткой по клею. Оперение имело две, три, четыре, реже шесть лопастей — в зависимости от размера и веса стрелы. Все лопасти должны были быть одинаковыми и загибаться в одну сторону, что способствовало устойчивости стрелы в полете и придавало ей винтообразное движение. Длина и ширина оперения прямо пропорциональны длине и весу стрелы: чем массивнее стрела, тем больше оперение. Носили лук с левой стороны, в налучье — плоском футляре на деревянном, обтянутом кожей или плотной материей каркасе, а стрелы — в колчане — цилиндрическом, плоском, полукруглом или четырехгранном футляре (ненцы) из дерева, бересты, кожи.

Орудиями охоты были также копья (у нивхов, нганасан, эвенков, удэгейцев, хантов, манси, чукчей). С XVIII—XIX вв. появляются ружья русского производства, сначала кремневые, затем нарезные, специальные китобойные. Благодаря распространению огнестрельного оружия повысилась эффективность охоты, перестали пользоваться примитивными орудиями промысла — метательными снарядами и др. Утратили свое значение некоторые способы промысла. Так, в конце XVIII — начале XIX в. ненцы уже не практиковали поколки зверя и массовые загоны. У эскимосов в конце XIX в. почти полностью исчезли старинные способы охоты с прикрытием (маскировкой), с помощью метательных дротиков и гарпунов с каяка, гарпунами с берега. В советское время была запрещена охота с самострелами.

статья из энциклопедии
«Арктика – мой дом»