Псовая охота. Н. А. Некрасов

Псовая охота. Картина Петра Соколова к стихотворению Некрасова. 1894 г.

Провидению было угодно создать человека
так, что ему нужны внезапные
потрясения, восторг, порыв и хотя
мгновенное забвенье от житейских забот;
иначе, в уединении, грубеет нрав и
вселяются разные пороки.

(Реутт. Псовая охота.)

Сторож вкруг дома господского ходит,
Злобно зевает и в доску колотит.

Мраком задернуты небо и даль,
Ветер осенний наводит печаль;

По небу тучи угрюмые гонит,
По полю листья — и жалобно стонет.

Барин проснулся, с постели вскочил,
В туфли обулся и в рог затрубил.

Вздрогнули сонные Ваньки и Гришки,
Вздрогнули все — до грудного мальчишки.

Вот, при дрожащем огне фонарей,
Движутся длинные тени псарей.

Крик, суматоха. ключи зазвенели,
Ржавые петли уныло запели;

С громом выводят, поят лошадей,
Время не терпит — седлай поскорей!

В синих венгерках на заячьих лапках,
В остроконечных, неслыханных шапках

Слуги толпой подъезжают к крыльцу.
Любо глядеть — молодец к молодцу!

Хоть и худеньки у многих подошвы —
Да в сюртуках зато желтые прошвы,

Хоть с толокна животы подвело —
Да в позументах под каждым седло,

Конь — загляденье, собачек две своры,
Пояс черкесский, арапник и шпоры.

Вот и помещик. Долой картузы!
Молча он крутит седые усы,

Грозен осанкой и пышен нарядом,
Молча поводит властительным взглядом.

Слушает важно обычный доклад:
«Змейка [*] издохла, в забойке Набат,

Сокол сбесился, Хандра захромала».
Гладит, нагнувшись, любимца Нахала,

И, сладострастно волнуясь, Нахал
На спину лег и хвостом завилял.

В строгом порядке, ускоренным шагом
Едут псари по холмам и оврагам.

Стало светать; проезжают селом —
Дым поднимается к небу столбом,

Гонится стадо, с мучительным стоном
Очеп [*] скрипит (запрещенный законом);

Бабы из окон пугливо глядят,
«Глянь-ко, собаки!» — ребята кричат.

Вот поднимаются медленно в гору.
Чудная даль открывается взору:

Речка внизу под горою бежит,
Инеем зелень долины блестит,

А за долиной, слегка беловатой,
Лес, освещенный зарей полосатой.

Но равнодушно встречают псари
Яркую ленту огнистой зари,

И пробужденной природы картиной
Не насладился из них не единый.

«В Банники [*] ,— крикнул помещик,— набрось [*] !»
Борзовщики разъезжаются врозь,

А предводитель команды собачьей,
В острове скрылся крикун-доезжачий.

Горло завидное дал ему бог:
То затрубит оглушительно в рог,

То закричит: «Добирайся, собачки!»
Да не давай ему, вору, потачки!»

То заорет: «Го-го-го!— ту!-ту!!-ту. »
Вот и нашли — залились на следу.

Варом-варит [*] закипевшая стая,
Внемлет помещик, восторженно тая,

В мощной груди занимается дух,
Дивной гармонией нежится слух!

Однопомётников [*] лай музыкальный
Душу уносит в тот мир идеальный,

Где ни уплат в Опекунский совет,
Ни беспокойных исправников нет!

Хор так певуч, мелодичен и ровен,
Что твой Россини! что твой Бетховен!

Ближе и лай, и порсканье, и крик —
Вылетел бойкий русак-материк!

Гикнул помещик и ринулся в поле.
То-то раздолье помещичьей воле!

Через ручьи, буераки и рвы
Бешено мчится: не жаль головы!

В бурных движеньях — величие власти,
Голос проникнут могуществом страсти,

Очи горят благородным огнем —
Чудное что-то свершилося в нем!

Здесь он не струсит, здесь не уступит,
Здесь его Крез за мильоны не купит!

Буйная удаль не знает преград,
Смерть иль победа — ни шагу назад!

Смерть иль победа! (Но где ж, как не в буре,
И развернуться славянской натуре?)

Зверь отседает [*] ,— и в смертной тоске
Плачет помещик, припавший к луке.

Зверя поймали — он дико кричит,
Мигом отпазончил [*] , сам торочит [*] ,

Гордый удачей любимой потехи,
В заячий хвост отирает доспехи

И замирает, главу преклоня
К шее покрытого пеной коня.

Много травили, много скакали,
Гончих из острова в остров бросали,

Вдруг неудача: Свиреп и Терзай
Кинулись в стадо, за ними Ругай,

Следом за ними Угар и Замашка —
И растерзали в минуту барашка!

Барин велел возмутителей сечь,
Сам же держал к ним суровую речь.

Прыгали псы, огрызались и выли
И разбежались, когда их пустили.

Рёвма-ревет злополучный пастух,
За лесом кто-то ругается вслух.

Барин кричит: «Замолчи, животина!»
Не унимается бойкий детина.

Барин озлился и скачет на крик,
Струсил — и валится в ноги мужик.

Барин отъехал — мужик встрепенулся,
Снова ругается; барин вернулся,

Барин арапником злобно махнул —
Гаркнул буян: «Караул, караул!»

Долго преследовал парень побитый
Барина бранью своей ядовитой:

«Мы-ста тебя взбутетеним дубьем,
Вместе с горластым твоим холуем!»

Но уже барин сердитый не слушал,
К стогу подсевши, он рябчика кушал,

Кости Нахалу кидал, а псарям
Передал фляжку, отведавши сам.

Пили псари — и угрюмо молчали,
Лошади сено из стога жевали,

И в обагренные кровью усы
Зайцев лизали голодные псы.

Так отдохнув, продолжают охоту,
Скачут, порскают и травят без счету.

Время меж тем незаметно идет,
Пес изменяет, и конь устает.

Падает сизый туман на долину,
Красное солнце зашло вполовину,

И показался с другой стороны
Очерк безжизненно-белой луны.

Слезли с коней; поджидают у стога,
Гончих сбивают, сзывают в три рога,

И повторяются эхом лесов
Дикие звуки нестройных рогов.

Скоро стемнеет. Ускоренным шагом
Едут домой по холмам и оврагам.

При переправе чрез мутный ручей,
Кинув поводья, поят лошадей —

Рады борзые, довольны тявкуши [*] :
В воду залезли по самые уши!

В поле завидев табун лошадей,
Ржет жеребец под одним из псарей.

Вот наконец добрались до ночлега.
В сердце помещика радость и нега —

Много загублено заячьих душ.
Слава усердному гону тявкуш!

Из лесу робких зверей выбивая,
Честно служила ты, верная стая!

Слава тебе, неизменный Нахал —
Ты словно ветер пустынный летал!

Слава тебе, резвоножка Победка!
Бойко скакала, ловила ты метко!

Слава усердным и буйным коням!
Слава выжлятнику, слава псарям!

Выпив изрядно, поужинав плотно,
Барин отходит ко сну беззаботно,

Завтра велит себя раньше будить.
Чудное дело — скакать и травить!

Чуть не полмира в себе совмещая,
Русь широко протянулась, родная!

Много у нас и лесов и полей,
Много в отечестве нашем зверей!

Нет нам запрета по чистому полю
Тешить степную и буйную волю.

Благо тому, кто предастся во власть
Ратной забаве: он ведает страсть,

И до седин молодые порывы
В нем сохранятся, прекрасны и живы,

Черная дума к нему не зайдет,
В праздном покое душа не заснет.

Кто же охоты собачьей не любит,
Тот в себе душу заспит и погубит.

Н.А.Некрасов написал новое стихотворение! Об охотнике ,который пожалел животных. Как называеться произведение?
А)Записки охотника
Б) маугли
В)дед Мазай и зайцы
Г)выстрел
Д)зайчьи лапы

Ответ:

Стихотворение Дед Мазай и зайцы

Объяснение:

Интересное стихотворение про Дедушку Мазая, который проявил благородство и заботу, спасши зайцев, которые попали в трудную ситуацию из за подъема воды. Несмотря на то, что дед Мазай был охотником, он пришел на выручку зайцам, посадил в свою лодку и довез до суши. А самых слабых и обессилевших зайцев он накормил, обогрел и тоже выпустил на волю. Но посоветовал им не попадаться ему в охотничий сезон.

Семья – это основа основ. Без семьи, без наших любимых родителей нас бы вообще не было. Семья – это место, где искренне радуются твоим успехам, делят с тобой твои неудачи, беду, поддерживают и помогают во всём и всегда. Семья – это крепость, внутри которой ты чувствуешь себя защищенным, тебе тепло и хорошо от ласковых рук матери, доброго взгляда отца.

Для меня моя семья – это источник всего светлого, тёплого и доброго. Нас в семье четверо: папа, мама, моя сестра и я. Мой папа – это наш глава семьи. Он всегда был и будет для нас и мамы главной опорой в жизни, нашей защитой. Мой отец строитель. Можно сказать, он своими золотыми руками создает тепло не только для нас, но и для других людей – строит дома. Главное для него, чтобы мы выросли порядочными людьми, уважающими и ценящими такие важные понятия, как семья, любовь к ближнему, доброта, справедливость.

Моя мама – хранительница нашего семейного очага, она создает уют и тепло в нашем доме. У неё очень мягкие и ласковые руки. Неважно, какая неприятность с тобой приключилось, в маминых руках все проблемы становятся такими маленькими и незначительными, стоит ей погладить тебя по голове. Кроме того, наша мама – учитель музыки. Она творческий и музыкальный человек. Благодаря ей, мы с сестрой с раннего детства приучились ценить прекрасное, мама привила нам любовь к искусству.

Всегда приятно приходить домой, когда тебя там ждёт мама. Если тебе плохо, то она по одному твоему виду поймет, что творится у тебя внутри, не будет мучить расспросами, просто обнимет и прижмет к себе. Потом напоит ароматным чаем, а когда тебе станет легче, то ты сам всё ей расскажешь, а она даст свой мудрый совет.

Другой близкий мне человек, к мнению которого я всегда прислушиваюсь, – это моя старшая сестра. Она старше меня на 5 лет. Но для нас эта разница в возрасте совсем незаметна. Мы любим вместе гулять, рассказывать друг другу свои секреты, делиться переживаниями. Она умеет выслушивать, дать дельный совет, если это необходимо.

Я очень люблю свою семью. Мне всегда необходимо видеть в их глазах одобрение моих поступков, любовь и понимание. Я каждый день после учёбы спешу домой, чтобы обсудить с моими родными все события дня, попросить у них совета, если это нужно, и просто пообщаться, посмеяться, расслабиться. Как хорошо, что они у меня есть!

Некрасов охотник который пожалел животных

«Охота и охотничье хозяйство» №8, 2008

РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ-ОХОТНИКИ.

НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ НЕКРАСОВ (1821-1877)

Литературный критик А.М.Скабичевский не был охотником, а потому, побывав в гостях у Н. А. Некрасова, очень удивился и в тот же вечер написал о своем визите к поэту: «Вошедший к нему в квартиру, не зная, кто в ней живет, ни за что не догадался бы, что это квартира литератора, и к тому же певца народного горя. Скорее можно было подумать, что здесь обитает какой-то спортсмен, который весь ушел в охотничий промысел. Во всех комнатах стояли огромные шкафы, в которых вместо книг красовались штуцера и винтовки. На шкафах — чучела птиц и зверей. В приёмной же комнате на видном месте, между окнами, стояла на задних лапах, опираясь на дубину, громадная медведица с двумя медвежатами, и хозяин с гордостью указывал на нее как на трофей одного из своих самых рискованных охотничьих подвигов».

Николай Некрасов родился в 1821 году в Подольской губернии, но детство провел на Волге — в отцовском имении Грешнево под Ярославлем. Его отец Алексей Сергеевич, отставной майор, отличался буйным нравом, любил «строить в шеренгу» всех домашних и челядь, одно время по склонности характера даже служил исправником и чинил следствия по уголовным делам. Отец жил широко и бестолково, в доме часто стоял дым коромыслом: грандиозные попойки с песнями, плясками и девками, толпящиеся у стола закадычные дружки-охотники и псари. Красивая и образованная мать — Елена Андреевна (урожд. Закревская) безропотно сносила загулы и глумление мужа, но маленькому Коле Некрасову несчастливый брак родителей нанес незаживающие раны. Душа его разрывалась от нежной любви к матери и страха перед отцом, смешанным со скрытым восхищением стихийной мужской силой:

. Но первые шаги не в нашей власти!

Отец мой был охотник — и игрок.

И от него в наследство эти страсти

Я получил, — они пошли мне впрок.

Не зол, но крут, детей в суровой школе

Держал старик, растил, как дикарей.

Мы жили с ним в лесу да в чистом поле.

Травя волков, стреляя глухарей.

Начальной грамоте будущий поэт учился у ярославских семинаристов и уже в 6—7 лет начал сочинять стихи. В 1832 году он поступил в ярославскую гимназию, но предпочитал занятиям игру на бильярде. Отец не желал регулярно вносить плату за обучение сына, тот совсем отбился от рук, — в 5-м классе был отчислен из-за хронической неуспеваемости и целый год провел в праздном безделье, укрываясь от семейного раздрая на охоте, захватившей его без остатка. С самого раннего детства отец приучил его к верховой езде, учил так, что мальчик за день падал из седла на землю 20 раз, зато до конца своих дней мог ездить на любой лошади, ездить не для прогулок, а именно на охоту, — другого времяпровождения в деревне он не признавал. Его сестра A.A. Буткевич после смерти поэта вспоминала: «Брат мой всю жизнь любил охоту с ружьем и легавой собакой. Десяти лет он убил утку на Пчельском озере: был октябрь, окраины озера уже заволокло льдом, собака не шла в воду. Он поплыл за уткой сам и достал ее. Это стоило ему горячки, но от охоты не отвадило. Он говорил, что самый талантливый процент от русского народа отделяется в охотники: редкий раз не привозил он из своего странствия какого-нибудь запаса для своих произведений. » А о своем якобы безрадостном отрочестве поэт в последние годы жизни написал не без бравады так:

В пятнадцать лет я был вполне воспитан,

Как требовал отцовский идеал:

Рука тверда, глаз верен, дух испытан,

Но грамоту весьма нетвердо знал.

И я таким остался до седин

(Мне грамота потом далась однако),

Мой лучший друг — легавая собака,

Дa острый нож, да меткий карабин

И всё же жизнь в имении и отцовский деспотизм тяготили молодого Некрасова. В семнадцать неполных лет он «надул отца притворным согласием поступить в Дворянский полк» и с тетрадкой собственных стихов отправился покорять поэтический Петербург. Отец, узнав о коварстве сына, отказал ему в какой бы то ни было помощи и надолго предал анафеме. Тогда Некрасов «дал себе слово не «мереть на чердаке»: живя впроголодь за копейки сочинял письма для ««грамотных просителей, занимался изнурительным репетиторством. Две попытки поступить в университет из-за провалов в образовании закончилась крахом. Биографы считают, что этот период жизни Некрасов провел «на дне» и в страшных мытарствах, однако с этой версией не вяжется тот «акт. что уже в начале 1840 года якобы нищий провинциал, одетый едва ли не в рубище, заявляется прямо с «улицы не к кому-нибудь, а к воспитателю будущего Императора Александра II, аристократу и эстету В.А. Жуковскому. Стихи Некрасова (сборник «Мечты и звуки») Василию Андреевичу не понравились, а язвительный критик С. П. Шевырев молодого стихотворца зарезал без ножа: «. где это сочиняют? В Пекине, на островах Сандвичевых?» Но поэта Некрасова убийственные отзывы стариков не уничтожили, — тому времени он уже вращался в молодежном кругу И.И. Панаева, Д.В. Григоровича и В.Г. Белинского. а редактор «Литературной газеты» Ф.А.Корш тут же предложил поэту место своего помощника. Хваткий до живого дела Некрасов быстро разобрался в издательской механике и через несколько лет затеял издание собственного развлекательного альманаха, чем победил свою бедность растопил гнев отцовского сердца.

Звездный час Некрасова-издателя пробил в 1847 году, когда он уговорил Л. Панаева выложить круглую сумму для оживления» журнала «Современник. Панаев, любивший щегольнуть своими барскими замашками, согласился и вместе с деньгами «отдал» приятелю собственную жену Авдотью Яковлевну, что никак не повлияло на успех предприятия, скорее — ему способствовало. Под крышу «Современника» Николай Алексеевич собрал писателей и поэтов, чьё творчество теперь называют «золотым веком» русской литературы: Толстой, Белинский, Тургенев, Герцен, Островский, Гончаров, Фет, Тютчев. Любопытно, что корифеи «золотого века» если не поголовно, то через одного ходили в заядлых охотниках. А ведь был еще и второй ряд ныне забытых писателей-охотников из круга «Современника»: Е.Э. Дриянский, H.A. Основский, H.H. Воронцов-Вельяминов, H.H. Толстой.

Отец поэта, давно простивший своего отпрыска, не без ликования следил за его поэтическими и, особенно, финансовыми победами. С начала 1850-х годов сын наладил барский быт: зима — в Петербурге, часть весны и лето — на даче в Парголове. Отец не возражал против приобретения сыном недвижимости, больше того, — в приступе то ли любви, то ли давней вины передал сыну во владение одну из своих «заначек»: имение в сельце Алешунино, затерянное в Муромских лесах на Владимирщине. Но даже в кошмарном сне Некрасову-старшему не могло присниться, что сын не приедет в родное гнездо на охоту. И сын до самой смерти отца в 1862 году ездил в Грешнево. Каждый год. Псовую охоту — гордость отца, помимо собак, обслуживали два десятка доезжачих, борзятников, выжлятников, псарей и стремянных, и Алексей Сергеевич, заманивая сына домой, непременно сообщал ему в письмах душещипательные для всякого охотника новости: «Охота шла довольно хорошо зайцев по 15 ноября затравлено 634, лисиц три, барсук один»; «Борзых у нас 20, гончих 24, те и другие отличные».

Сохранилось интересное свидетельство сестры поэта A.A. Буткевич, что «отец брал его на псовую охоту, но он ее не любил. » Вряд ли этот упрек справедлив, потому что Некрасов посвятил псовой охоте веселые стихи («Нет нам запрета по чистому полю — тешить степную и буйную волю») и даже одноименную поэму. В советское время поэме «Псовая охота» прилепили ярлыки «антикрепостническая» и «обличительная», хотя по своему духу и ритму она скорее схожа с гимном, воспевающим удаль, размах и красоту России и русской души. Даже в прозаическом письме поэт обмолвился о псовой охоте так: «Сколько во всем этом поэзии — не той пересаженной поэзии, которой веет на нас «лукавый запад», но настоящей, чисто славянской!» Как всё-таки быть с утверждением сестры? Дело в том, что Некрасов, став горожанином, попросту не мог содержать псовую охоту — помещичью забаву. А еще долгие годы в нем жила картина из детских лет, когда отец во время охоты жестоко наказал виновного в каких-то прегрешениях доезжачего. После этого случая отец дал зарок не распускать руки, но память сына навсегда связала псовую охоту с агрессией отца, который к тому же считал ружейную охоту сына лакейской и низкой, потому что в те годы дичь к барскому столу поставляли крепостные крестьяне или немцы-гувернеры. Правда, наверное, крылась в том, что Некрасову, любившему псовую охоту, не хотелось участвовать в ней вместе с отцом, которому он всё же посвятил такие строки:

Дорога моя забава,

Да зато и веселит;

Об моей охоте слава

По губернии гремит!

С детских лет, скрываясь от грозовой домашней атмосферы в поле или в лесу, Некрасов привык охотиться в одиночку и большие компании не жаловал, даже на опасной медвежьей охоте, к которой пристрастился уже в зрелом возрасте («Весело бить вас, медведи почтенные . »). Егерь-медвежатник П.С. Орлов рассказывал: «. прямо душа у него таяла, когда на медведя шел. » В те годы крестьяне Петербургской и Новгородской губерний медведей стреляли редко, предпочитая продавать найденные в лесу берлоги богатым барам-охотникам. А. Я. Панаева вспоминала, что «. сборы были большие, когда Некрасов ездил на медвежью охоту. Везлись запасы дорогих вин, закусок и вообще провизии; брался повар Василий, складная постель, халат, туфли». Николай Алексеевич не зря так обстоятельно готовился к охотам на берлогах, — удача отворачивалась от него редко, а в марте 1865 года он за день добыл сразу трех медведей. Мужиков-медвежатников Некрасов очень ценил, посвящал им стихи. Остался в поэзии Савушка, «сплошавший на сорок первом медведе» («В деревне»), Савелий из «Кому на Руси жить хорошо»:

Нас только и тревожили

Медведи. да с медведями

Справлялись мы легко.

С ножищем да с рогатиной

Я сам страшней сохатого,

По заповедным тропочкам

Иду: «Мой лес!» — кричу.

Обилие птицы и зверя в некрасовские времена давало охотникам богатый выбор, но поэт всегда предпочитал пернатую дичь. Даже если его спрашивали о любимом времени года, он шутливо сводил разговор на охоту: «Я люблю осень за то, что можно стрелять дупелей и — что еще усладительнее — есть их». Пристрастие его к хождению по болотам с ружьем не знало границ. Актер и писатель И.Ф. Горбунов одно лето провел с Некрасовым на Волге и позже рассказывал, что они выходили на охоту с восходом и возвращались около полуночи. А неутомимому ходоку Некрасову — хоть бы что: «Опять я в деревне. Хожу на охоту, Пишу мои вирши — живется легко».

Знакомство Некрасова с Тургеневым восходит к первой половине 1840-х годов, поре их романтической молодости. Потом было сближение в «Современнике», но на «ты» они перешли именно как охотники, а не литераторы. Их письма друг другу иногда больше похожи на охотничьи депеши с дотошными подробностями всех перипетий охоты, количеством убитой дичи и работой собаки. Каково же Тургеневу — «первому охотнику России» — было читать нарочито будничные охотничьи отчеты Некрасова: «Воротился с охоты, которая была очень удачна. в первый день — убил 32 зайца»; «. в мае месяце убито мною 163 штуки красной дичи».

Наибольшее количество документов сохранилось о совместной охоте двух приятелей в сентябре 1854 года, когда Некрасов приехал к Тургеневу в Спасское-Лутовиново. «Попотчевать» гостя богатой охотой хозяину не удалось, — стояли морозные дни, птицы было мало. У Некрасова уже давно болело горло, он почти потерял голос, и на одной из охот от него убежал приставленный к нему мужик-проводник. Тургенев, обеспокоенный тем, что его друг заблудится в угодьях, накинулся на мужика: «Как ты мог бросить моего товарища?» Тот отвечает: «Какой там товарищ, да это сам бес! Уж как зашипел он на меня, как зашипел, как гусак, ажио под животиками подвело!» Тургенев сильно переживал из-за нескладной охоты и плохой работы собак (обещал-то золотые горы), но Некрасов успокаивал его как мог, говорил, что тургеневский пёс походит «лицом» на Вальтера Скотта, и Тургенев, остыв, соглашался, что «действительно, у собаки, удивительно умная голова». Много разговоров велось о «несомненно благотворном влиянии охоты на здоровье и настроение», но Некрасов так и уехал из Спасского с больным горлом и промучился с ним еще два года, а Тургенев остался в усадьбе и впал в глубокую хандру.

Переписка поэта с писателем прервалась в 1861 году. В последнем послании за границу Некрасов признается Тургеневу, что по-прежнему его любит и за многое благодарен и тут же просит по старой дружбе купить для него в Лондоне или Париже ружье Ланкастера за 500 рублей. Тургенев на письмо не ответил и ружье Ланкастера Некрасову не купил, — на многолетней дружбе был поставлен жирный крест. Причиной тому были не только идейные или литературные разногласия. В своё время жена поэта А.Я. Панаева ввязалась в тяжбу о наследстве бывшей жены Н.П. Огарева и вела дело не совсем бескорыстно. Суд вчинил Панаевой иск, и Некрасов, заплатив 50 тысяч рублей, сохранил честь Авдотьи Яковлевны, но его собственная репутация пошатнулась. Тургенев же, вызнав у Огарева в Лондоне все хитросплетения темного дела из первых рук, все отношения с Некрасовым порвал.

В конце 1850-х годов Некрасов-издатель уже основательно разошелся со своими старыми друзьями (не только с Тургеневым, но и с Толстым и Островским) и оседлал свежую демократическую волну, исходившую из стана Чернышевского-Добролюбова. «Разгул» демократии закончился сначала временным, а затем и окончательным закрытием «Современника» летом 1866 года. Казалось, Некрасова навсегда отлучили от журналистики, но уже через полтора года он берет в аренду у Краевского журнал «Отечественные записки» и редактирует его до своей кончины. Откуда у властей предержащих такая терпимость к поэту с литературным топором за поясом? Надо вспомнить, что Некрасов, разбогатев, стал членом Английского клуба, завсегдатаями которого были не только богатые лоботрясы, но и сановные персоны. В Клуб привели Некрасова честолюбивые амбиции и болезненная тяга к игре, последствия которой оказались непредсказуемыми. Картежником поэт слыл отчаянным и безмерно везучим, — он выигрывал баснословные деньги (до 250 тысяч рублей) и даже поместья. Надо полагать, что кое-кто из влиятельных особ, продувшись в карты, был не прочь замолвить нужное словцо и похлопотать за опального поэта.

В биографии Николая Алексеевича есть и малоизвестная страница о его дружбе с тайным советником (в военной иерархии — генерал-лейтенантом) В.М. Лазаревским. Этот благообразный господин занимал должность начальника Главного управления по делам печати и был на короткой ноге (хотя и в подчинении) с всесильным министром МВД А. Е. Тимашевым. Некрасов, отличавшийся дипломатическими способностями и деловой хваткой, из дружбы с Лазаревским извлекал прямую выгоду и не раз пользовался его покровительством в своих издательских и литературных делах. Тщеславному Лазаревскому льстило тесное знакомство со знаменитым поэтом, но еще больше их сближала охотничья страсть. В 1868—1874 годах Лазаревский на паях с Некрасовым арендовал волховскую пойму под Чудовом, и ежегодные совместные охоты сблизили их до такой степени, что они одалживали друг другу солидные суммы денег. Чудовская забава обходилась Некрасову до 3 тысяч рублей в год, но именно охота стала причиной того, что компаньоны рассорились в пух и прах. Оба могли простить какие угодно взаимные прегрешения и несносность характеров, но размолвка произошла из-за пустяка: в общих охотничьих угодьях появились нежелательные приятели и тайного советника, и поэта.

Огромное имение князя М.Н. Голицына (ум. 1827) в селе Карабиха Ярославской губернии пустовало почти тридцать лет и пришло в запустение. В декабре 1861 года H.A. Некрасов купил усадьбу, с помощью брата привел ее в порядок и открыл школу для крестьянских детей. Самому поэту заниматься Карабихой было недосуг, он зачастил в заграничные вояжи с французской актрисой Селиной Лефрен. Но.

В Европе удобно, но родины ласки

Ни с чем не сравнимы. Вернувшись домой

В телегу спешу пересесть из коляски

И марш на охоту!

Так и чудится: вальдшнеп уж тянет,

Величаво крылом шевеля,

А известно — как вальдшнеп потянет,

Так потянет и нас в лес, в поля.

Некрасов теперь и впрямь непременно, каждое лето возвращался сто Грешнева в полюбившуюся Карабиху. В 1870 году его поздней музой стала Фекла Анисимовна Викторова, нареченная Некрасовым на благородный лад Зинаидой Николаевной. Случайно или нет, но двадцатипятилетняя жена Николая Алексеевича пристрастилась к охоте и стала настоящей амазонкой. Она сама седлала лошадь и ездила на охоту в рейт-фраке и брюках в обтяжку на манер наездницы, на голове — циммерман. Вид этого костюма на молодой осанистой женщине, ружье в ее с и любимый черный пойнтер Кадо у ног красивой лошади приводили Некрасова в такой восторг, что он хватался за перо. Есть стихи, посвященные Зинаиде Николаевне и лошади, есть стихи, посвященные собаке:

Когда Кадо бежит опушкой леса,

И глухаря нечаянно спугнет,

На всем скаку, остановив Черкеса,

Спущу курок — и птица упадет.

Охотничья песня Некрасова оборвалась, когда Зинаида Николаевна во время охоты на Чудовском болоте случайно застрелила Кадо. Поэт долго рыдал над бездыханным телом своего верного друга, поставил на могиле Кадо мраморную плиту с эпитафией и навсегда повесил ружье на гвоздь, отдав охоте 43 года своей жизни. Если Тургенев и Аксаков написали «Записки охотника» в прозе, то Некрасовские «Записки охотника» облечены в поэтическую форму в стихах и поэмах: «На Волге», «Деревенские новости», «Крестьянские дети», «Дедушка Мазай и зайцы», «Горе старого Наума», «Медвежья охота», «Коробейники», «Псовая охота» — всё не перечесть.

Без охоты Николай Алексеевич Некрасов прожил совсем недолго — около двух лет. На похоронах Ф.М. Достоевский сравнил Некрасова с Пушкиным, но молодые нигилисты закричали: «Он выше Пушкина!» Выступали другие ораторы, среди которых зачем-то очутился Г.В. Плеханов.

Далекий от социалистов и революционеров писатель П.Д. Боборыкин на похоронах, кажется, не был, но вот что ему запомнилось в живом Некрасове: «Никто бы, взглянув на него иной раз за три, за четыре года до смерти в пасмурный день, когда он весь гнулся и морщился, никто, говорю я, не зная его лучше, не поверил бы, что этот человек мог в тот же день отправиться на охоту и пробыть десять- двенадцать часов кряду под дожем и снегом».