Мировая рыбалка с Михаилом Карповичем

Белоснежные пляжи, раскидистые пальмы, ласковое солнце и теплые бирюзовые волны — вот, пожалуй, первое, что приходит на ум, если подумать о Мальдивах, Кипре, Сейшелах и прочих райских местах. Но, на самом деле, это далеко не полный список того, о чем можно с ностальгической улыбкой вспоминать холодными зимними вечерами. Все самые невероятные, экзотические красоты природа спрятала глубоко под толщей воды.

Бескрайние просторы морей и океанов скрывают сотни и тысячи видов обитателей, от необычных форм и ярких красок, от которых просто дух захватывает. Самые удивительные из них водятся на глубинах, опуститься на которые не под силу большинству дайверов.

Задавшись целью показать их всем желающим и выловить несколько уникальных трофеев, съемочная группа телеканала «Охотник и рыболов» в рамках проекта «Мировая рыбалка» отправилась в плаванье по самым красивым местам мира. Во главе команды экспертов-рыболовов Михаил Карпович — профессионал с опытом более 1200 дней, проведенных в Средиземном море, по таким видам морской рыбалки, как троллинг, джиггинг, глубоководная рыбалка, кастинг, дрифтинг, даунриггер.

В каждой новой серии команда исследует акваторию и отрабатывает различные техники ловли морских хищников, делясь со зрителями огромным количеством полезных советов. Вы узнаете, как правильно подготавливать и проверять снасти, какая приманка подойдет для той или иной рыбы и почему. Михаил расскажет, как заинтересовать хищника и спровоцировать его на атаку, а также поделится всеми секретами и тонкостями, которые помогут не только поймать рыбу, но и не упустить её.

Каждая серия — это невероятные виды первозданной природной красоты, редкие и яркие морские обитатели самых причудливых форм и невероятный накал страстей в борьбе между человеком и хищником. Ничто не сравнится с неподдельными, искренними эмоциями рыболова, который вылавливает свой трофей. А трофейные экземпляры команда проекта получает практически каждый выпуск: красивейшие груперы, скорпены, ставриды, ваху во всем их многообразии восхищают и радуют глаз. А, к примеру, на рыбалке в Сардинии Михаилу удалось выловить более чем 50 килограммового тунца!

Разумеется, спортивная рыбалка нередко бывает связана с большим количеством трудностей и опасностей. В одном из выпусков из-за непростых погодных условий Михаилу пришлось около часа бороться с большим тунцом, пройдя с ним более 4-х километров с места поклевки. А на Мальдивах рыбалку команде то и дело норовили испортить рифовые акулы. Спасая такую небольшую хищницу, попавшуюся на крючок, один из членов команды очень сильно рисковал, ведь в этом деле любое неловкое движение может очень дорого обойтись.

Все трудности спортсмены-рыболовы преодолевают вместе, ведь в морской рыбалке очень важны не только умения и сноровка, но и хорошая команда. Михаил уделяет очень много внимания тому, чтобы каждый член экипажа ушел с долгожданным трофеем, и помогает новичкам на всех этапах.

Команда экспертов «Мировой рыбалки» расскажет и покажет на практике, чем отличается джиггинг от поппинга, что такое троллинг и в чем особенности глубоководной рыбалки.

Помимо всех тонкостей самых популярных видов морской рыбалки и красивейших экзотических видов вы сможете многое узнать о культуре разных стран, увидеть свадьбу мечты на Мальдивах, понаблюдать за парящими в воде мантами, удивиться тому, насколько быстро перенимают мастерство юные рыболовы и порадоваться их успехам, посмотреть на ночную рыбалку и многое другое.

А если вы захотите применить полученные после просмотра знания на практике и сами выступить в роли рыболова, сражаясь с самыми крупными и упорными хищниками-бойцами морей и океанов, Михаил Карпович с радостью обучит вас всем премудростям и доведет ваши умения до совершенства. Под его руководством вы сможете обучиться всем тонкостям морской рыбалки в самых райских местах планеты, таких как Мальдивы, Сейшелы, Кабо-Верде и другие. И, кто знает, может быть в следующих выпусках «Мировой рыбалки» вы будете в числе команды экспертов..

Ждем следующего сезона «Мировой рыбалки» с «Авалон ТВ» на Сейшелах! По предварительным данным его съемки стартуют уже в 2019 году. Уверены, нас всех ждет море впечатлений и новых ярких трофеев!

Михаил Александрович Карпович

Карпович Михаил Александрович

Дата рождения

17 февраля 1974 года

Место рождения

Брестская область, Брестский район, д. Гершоны. Беларусь

Гражданство

Род деятельности

Телеведущий, соавтор передач

Дети	Илья Михайлович Карпович, Тимур Михайлович Карпович

Содержание

[править] Биография

Михаил Александрович Карпович (17 февраля 1974), Брестская область, Брестский район, д. Гершоны. Беларусь — Соавтор и ведущий цикла телепередач «По следам Хемингуэя» (канал НТВ плюс), и «Мировая рыбалка» (Триколор ТВ), («Охотник и Рыболов HD»)

Родился в семье военнослужащего и проживал на протяжении 4 лет в городе Брест. С 6 лет был увлечен рыбалкой. Во взрослой жизни опыт рыбалки на озёрах и реках Беларуси приобретался до 34 лет.

С 2008 г. в возрасте 34 лет Михаил увлекся морской рыбалкой, проживая на побережье Средиземного моря в районе г. Алания, Турция.

Приобрел опыт более 1200 дней проведенных в открытом Средиземном Море по следующим видам спортивной морской рыбалки — Троллинг, Джиггинг, Глубоководная рыбалка, Кастинг, Дрифтинг, Даунриггер. Приобретался в следующих странах — Турция, Северный Кипр, Кипр, Греция, Хорватия, Черногория, Италия, Испания, Франция.

• С 2011 по 2018 Участие в выставках.

Михаил посетил и принял участие более чем в 20 Международных выставках — EFTEX, Eurasia Boat Show Istanbul, Cannes Boat Show, Охота и рыболовство на Руси ВВЦ Москва, Охота, Рыбалка Крокус Экспо Москва, Boat Show Крокус Экспо Москва, China Fish Пекин Китай.

Мореходство. В 2011 году получил международные права на управление прогулочным судном. Имеет опыт мореходства в Средиземном, Эгейском, Адриатическом морях, Индийском и Атлантическом океанах на Яхтах Bertram, Prestige, Luhrs, Vicem, Beneteau, Sunseeker, Cranchi, Elling, Fountaine Pajot, Lagoon и других.

• С 2012 по 2018 Совершенствование навыков.

Михаил провел более 300 дней в Индийском, Атлантическом океанах, Филиппинском море, Норвежском море по следующим видам спортивной морской рыбалки -Троллинг, Джигинг, Глубоководная рыбалка, Кастинг, Дрифтинг. В таких странах как Мальдивы, Кабо-Верде, Индонезия, Норвегия.

Организация туров по морской рыбалке: Кабо-Верде, Турция, Норвегия, Мальдивские острова и др. страны.

• С 2013 по 2018 Участие в чемпионатах.

Принял участие в следующих чемпионатах по спортивной морской рыбалке: ALACATI INTERNATIONAL FISHING TOURNAMENT 2013,2015 (Турция, Алачаты) TAGGIN FISHING TOURNAMENT 2018 (Монако, Монте Карло) TAGGIN FISHING TOURNAMENT 2017,2018 (Франция, Больё-сюр-Мер) WORLD CUP BLUE MARLIN CHAMPIONSHIP TOURNAMENT JULY 4 2014,2015 (Кабо-Верде, Минделу) MEDITERRANEAN INTERNATIONAL SPORT FISHING TOURNAMENT 2016,2018 (Турция, Бодрум)

Занимается оснащением снастями для морской рыбалки, обучением морской рыбалке и консультацией в установке оборудования Simrad, Raymarine, Furuno. Михаил оснастил более 10 яхт размером от 29 до 180 футов Bertram, Prestige, Luhrs, Beneteau, Sunseeker, Cranchi, Elling, Fountaine Pajot и др.

• В 2015 Михаил Карпович основал Компанию «Монстер Фиш Групп».

dojkov

Yuri Doykov’s Daily Success

20 лет назад перетряхивал в Штатах огромный архив ученика Карповича Филиппа Мосли.

Аукнулось то лето через 10 лет статьей о Михаиле Карповиче в книге «Самые знаменитые историки России».

Перечитал.
Как будто сегодня утром написал.
В блог ее.

Карпович Михаил Михайлович
[03(15).08.1888, Тифлис-07.11.1959, Кембридж, штат Массачусетс, США]
Мартин Малия, который был студентом Карповича в Гарварде в 1945—1951 годах и его помощником в преподавании русской истории в 1951 — 1957 годах, некрологе на смерть учителя писал:
«Это моя большая удача знать Карповича в десятилетие его величайшего влияния на славянские исследования в Америке. Первое, что вспоминается, когда думаешь о нем, это не его общественная роль и не его выдающиеся мысли, первое, что вспоминают люди, знавшие его, это — его моральный статус как человека. Здесь он превосходил всех».
Карпович преподавал русскую и европейскую историю в самом знаменитом и элитном американском университете с 1927 года до выхода в отставку в 1957 году. Ровно тридцать лет.
Питомец Московского университета, ученик М.М. Богословского (русская история) и Д.М. Петрушевского (Средние века), Карпович слушал лекции Ключевского. Если в СССР имя Ключевского в период Покровского стало жупелом, от которого трясло правоверных и неправоверных марксистов, то именно Карпович сохранил традиции и школу Ключевского. В Гарварде, в США, в мире. Следуя традиции Московского университета в Гарварде, он стал руководить семинаром по русской истории. Георгий Федотов писал о «России Ключевского». Тысячи американских студентов узнали и полюбили Россию по лекциям Карповича. Можно сказать, что есть «Россия Карповича». Г. Вернадский был знаменитым русским историком в Америке, но про него так сказать нельзя.
Какая же она — «Россия Карповича»? Ну, во-первых, он сам, его личность для студентов олицетворяли настоящую Россию, а не ленинско-сталинскую. Успех его лекций о Рос-
сии в Гарварде можно сравнить с успехом лекций Ключевского в Москве. Карпович был либералом, умеренным западником. Малия вспоминал, что лекции Карповича становились особенно яркими, когда он доходил до правления Александра I. Это было начало его России.
«Для М.М. помещичий мир периода Александра I и Николая II с его автократией и крепостничеством, которые он никогда не преуменьшал, был золотым веком русской цивилизации: миром пушкинской плеяды, декабристов, идеалистических кружков тридцатых и сороковых, веком Тургенева и даже Обломова, помещичьим
миром, упадок которого видел молодой Толстой и чей расцвет он позже так нежно романтизировал в «Войне и мире».
Это был единственный период в русской истории, о котором М.М. разрешал себе быть, да и то в очень осторожных выражениях, немного сентиментальным». Карпович, пишет далее Малия, «указывал американской аудитории, что в то же самое десятилетие, когда в демократических Соединенных Штатах произошла гражданская война за освобождение двух миллионов рабов, в автократической России 20 миллионов рабов были освобождены простым императорским указом».
Русский «либеральный эксперимент» 1905— 1907 годов Карпович считал главным историческим шансом России для осуществления гуманитарных, либеральных целей. Он не скрывал своих чувств, что победа большевиков была катастрофой для России. Он предпочитал не читать лекций по советскому периоду. Если в самой России историография была сведена к пропаганде, то Карпович смог создать в Америке в Гарварде ее небольшую, но сильную крепость. Она стала либеральной школой русской историографии. Школой, которая шла (писал Малия):
«От Соловьева к Ключевскому, Платонову, Милюкову, Кизеветтеру и дяде Михаила Михайловича Преснякову ( (1870, Одесса— 1929, Ленинг­ рад) — историк, ученик С.Ф. Платонова. ). Эта школа полностью расцвела одновременно с «серебряным веком» русской культуры и сама была «золотым веком» русской историографии. Она боролась за науку в период реакций и революций. Ее дух Михаил Михайлович успешно перенес в Америку и спас от коммунистической угрозы. Это был тот дух и те ценности, которые больше всего были нужны славянским исследованиям в нашей стране в сложный период холодной войны. Американские историки России в особенности были более чем удачливы иметь Михаила Михайловича одним из своих главных учителей».
Повезло и русской историографии. Традиции Ключевского не прервались, а успешно развивались Карповичем в Америке. В самые напряженные годы холодной войны около тридцати учеников Карповича (те, кто защитил под его руководством докторские диссертации) преподавали русскую историю в американских университетах. Они внесли свой собственный вклад в понимание России, но никто не выступил против своего учителя, против России. Россия и русский период — это не Советский Союз, Ленин, Сталин или Хрущев. Истинная Россия — это страна духовных ценностей XIX — начала XX века. Страна Пушкина, Толстого, Чайковского, Чехова. Либеральная Россия — Россия Карповича. Был разбойник Стенька Разин, но Наташа Ростова, танцующая на своем первом балу, или даже мечтательный Илюша Обломов понятнее и дороже американцам, людям действия, а не философствования и созерцания.
М.М. Карпович родился и провел детство в Тифлисе. Как пишет Сергей Зеньковский:
«Дед его был поляк, по-видимому, из ополяченной белорусской шляхты, бабка по отцу, княжна Туманова, — грузинка, а мать — чистокровная великорусска, сестра известного исследователя русского средневековья Преснякова. В такой типичной «русско-имперской» семье он с детства смог освоить разные культурные наследия и научился уважать и духовно примирять самые различные национальные традиции». По данным Нины Берберовой, М.М. Карпович был потомком революционера-террориста, члена «Народной воли» Карповича.
Автор статьи о М.М. Карповиче в книге «Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции» М. Тавлин добавляет:
«По семейным преданиям, польский род Карповичей некогда имел двойную фамилию (Кораб-Карповичи) и графский титул. Мать Карповича— М.Е. Преснякова, сестра историка А. Преснякова, также происходила из старинного дворянского рода». Известно, что мать Карповича— Марья Евгеньевна в 1931 году жила в Тифлисе. Судьба отца — Михаила Викентьевича — нам неведома. В семье Карповичей было четверо детей, один сын и трое дочерей. Одна из сестер М.М. Карповича — Наташа была замужем за известным авангардистским поэтом и драматургом Игорем Терентьевым (1892—1937), расстрелянным в Бутырской тюрьме. Сама Наташа была еще жива после Второй мировой войны.
Первым американским аспирантом Карповича был Филипп (Артурович) Мосли (1905—1972). Он стал одним из лидеров второго поколения американских славистов. В 1930 году по личному указанию Сталина молодой американский историк был выслан из СССР, где он собирал материалы для своей первой исследовательской работы. В 1946 году Мосли стал основателем знаменитого Русского Института при Колумбийском университете в Нью-Йорке. Институт действует и ныне, но под другим названием. Мосли совершенно свободно говорил по-русски и до самой смерти Карповича сохранил с ним самые близкие и дружеские отношения.
В 1957 году четвертый том «Harvard Slavic Studies» был посвящен 30-летию научной деятельности М.М. Карповича в Америке. 27 американских профессоров русской истории, учеников Карповича, написали статьи. Впоследствии этот том (более 500 страниц) вышел еще и специальным отдельным изданием. В качестве «Введения» большую статью «Профессор Михаил Карпович» написал Ф. Мосли. Эта статья и поныне остается основным источником биографических сведений Карповиче. В частности, из нее узнаем, что именно учеба Карповича во второй классической гимназии в Тифлисе «пробудила в нем острый и прочный интерес к истории, литературе и языкам, как классическим, так и современным, и заложила прочные основы для его обучения в университете».
Бурное российское лето 1905 года Карпович вместе с родителями провел в Швейцарии, в том числе в Женеве, бывшей в то время Меккой русских революционеров всех мастей. Симпатии Карповича склонились к эсерам. По возвращении в Тифлис он занимался пропагандой их идей в гимназии. Был арестован в декабре 1905 года первый раз, а несколько позднее и второй раз. Просидел месяц в каземате «живописного, едва ли комфортабельного» Метехского замка. Из Закавказья его выслали, но разрешили жить во всех городах империи, том числе и в обеих столицах. В 1906 году Карпович еще смог окончить тифлисскую гимназию и в этом же году поступил на отделение истории историко-филологического факультета Московского университета. На лекциях Ключевского, семинарах Богословского, Петрушевского и других профессоров он познакомился и подружился на всю жизнь с Георгием Вернадским, будущим знаменитым поэтом Владиславом Ходасевичем. Однако почти весь 1906/1907 учебный год Московский университет сотрясался политическими забастовками. Учиться Карповичу пришлось мало. Зиму— весну 1907 года он вновь занимался пропагандистской эсеровской работой в Тифлисе. Его политические взгляды в это время «правеют» в сторону кадетских. Новый 1907/1908 учебный год он провел в Париже, в Сорбонне. В Париже в декабре 1907 года состоялось его знакомство с Осипом Мандельштамом, воспоминания о котором он опубликовал много лет спустя. Мандельштам посвятил Карповичу стихотворение, от которого сохранилась строка «поднять скрипучий верх соломенных корзин». Парижский год был очень плодотворен. Что может быть лучше, чем в 20 лет жить и учиться в Париже! У Люшера он слушал лекции о средневековой Европе, у Даля — о Византии.
В 1906 году он вернулся в Москву. Много лет спустя в письмах к Филиппу Мосли вспоминал:
«Я еще застал Ключевского в университете и посещал его выдающиеся лекции, но я не могу сказать, что он учил меня. Он имел заразительный интерес и любовь к русской истории и давал своим слушателям величайшее эстетическое наслаждение — люди ходили слушать его лекции так же, как они ходили слушать Шаляпина или как смотреть спектакли Московского Художественного театра, но он не учил своих студентов методологии истории».
Последнюю мирную зиму 1913/1914 года Карпович провел в Петербурге. «То был последний год. », — сказал позже М. Лозинский, а Анна Ахматова в «Поэме без героя» написала:

По набережной легендарной
Приближался не календарный год —
Настоящий Двадцатый век.

Век, уничтоживший Россию Карповича. И как сказал последний поэт той России Георгий Иванов:

Все, кто блистал в 1 9 1 3 году —
Лишь призраки на петербургском льду.

За эту петербургскую зиму Карпович написал свою выпускную работу «Александр I и «Священный союз», а весной 1914 года сдал государственный экзамен, был оставлен при университете, получив должность помощника ученого секретаря Московского исторического музея, и под руководством Богословского стал готовиться к магистерским экзаменам. Вскоре был вынужден перейти в Петербургский университет. В январе 1916 года Карпович был переведен в Военное министерство и через несколько месяцев стал секретарем Особого совещания по обороне, в которое входили представители Земского и Городского союзов, Государственной Думы и множества общественных организаций. На этом посту Карпович имел возможность «близко наблюдать и скромно участвовать в критической борьбе за организацию отсталой и в основном изолированной экономике на войну против сильнейшего промышленного и военного государства в Европе». В течение 14 месяцев Карповичу пришлось служить при четырех военных министрах— А.А. Поливанове, Д.С. Шуваеве, М.А. Беляеве, А.И. Гучкове.
Как либерал и демократ он приветствовал Февральскую революцию. В мае 1917 года 28-летний Карпович, в составе известной комиссии Бориса Бахметьева, выехал в США. В Россию он уже никогда больше не вернулся.
Первое знакомство Карповича с Гарвардом состоялось зимой 1917—1918 годов, когда по приглашению студентов он прочитал лекцию «Ситуация в России» в Бостонской публичной библиотеке. В течение пяти лет (лето 1917— лето 1922) он выполнял различную ответственную работу в русском посольстве в Вашингтоне. С декабря 1918 по июнь 1919 года он был секретарем Русского политического совещания в Париже, которое по мысли его организаторов должно было представлять интересы России на Парижской мирной конференции. Вначале 1921 года Карпович вновь выполнял некую миссию в Париже. В годы его работы в русском посольстве в Париже Карпович стал одним из основных русских «ораторов» за демократическую и либеральную Россию. Не стоит забывать, что Америка была наводнена различными ленинскими эмиссарами, возникло сразу несколько американских компартий. «Левые» симпатии в Америке были достаточно сильными. Многочисленные статьи и лекции Карповича о ситуации в России, его стремление объяснять ее искренне и объективно, несмотря на личную боль от крушения той России, которую он любил, завоевали доверие его читателей и слушателей.

В эти годы у Карповича установились хорошие связи в академическом и политическом мире США. И вполне возможно, что в немалой степени отрицательное отношение американского правительства к большевизму (как известно, США признали СССР только в 1933 году) — это заслуга М.М. Карповича. О своих первых четырех годах в Америке Карпович писал в июне 1921 года Георгию Вернадскому в Афины: «За эти четыре года, что я живу здесь (из них я около семи месяцев — в два приема, в 1919 году и в начале этого года— провел в Париже), я, конечно, встретил очень много людей — и русских, и американцев, в том числе много интересных, хороших или просто милых людей; приобрел много знакомых и приятелей, но ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего дорогие моему сердцу московские отношения, судьба мне не послала. Вообще для себя я за все это время жил очень мало. Многому, конечно, выучился, но больше в техническом смысле, чем по существу. Думаю, что поумнел и духовно окреп, но это происходило как-то само собой, незаметно и без духовных усилий — вот так, как происходит физический рост или, если взять сравнение совсем из другой области, как при старом режиме шли чины и ордена чиновникам «за выслугой лет». Все было благополучно и даже хорошо, но все время чего-то главного не хватало. И сознание или ощущение оторванности от России лежало тяжелым бременем где-то в самой глубине души, лишь изредка подымаясь с этого дна в остром и болезненном ощущении беспочвенности и бесплодности (о, в каком жалком и буквальном смысле!) всего, что приходилось делать. Тут я понял впервые всю ненормальность эмигрантского положения. Иногда утешаю себя тем, что есть в этом и хорошая сторона. Я точно в санатории прожил эти четыре года — до того я чувствую себя сейчас и физически, и морально здоровым. И это ощущение накопленных сил только укрепило мой природный оптимизм, тебе и Нине хорошо известный. Поэтому, более чем когда-либо, я чувствую, что у меня все еще впереди, и просто не понимаю людей, которые говорят, что все кончено, что мы никогда не вернемся в Россию, что для нас там не будет места, что Россия вообще не возродится и т.п. Без преувеличения могу сказать, что у меня «чемодан всегда наготове», и что я в любую минуту могу сняться с этого своего американского бивуака, как мне не было удобно и приятно в нем жить, и помчаться в Россию с радостным и светлым чувством и с готовностью к творческому и созидательному труду. Не знаю, насколько эта моя жизнерадостность выдержала бы соприкосновение с тем, что меня в России встретит, но мне кажется, что уже само по себе это чувство есть для меня большое подспорье и преимущество».
Борьба за свободную Россию была проиграна. Русское посольство в Вашингтоне в 1922 году закрыто, и Карпович переехал в Нью-Йорк, где вместе с бывшим послом Б. Бахметьевым занялся коммерцией, читал лекции в университетах, писал статьи, делал переводы и т.д. В 1923 году к нему приезжает из Советской России его невеста архангелогородка Татьяна Николаевна Потапова (1897—1973). В ноябре состоялась свадьба, всего в браке родилось четверо детей.
В 1927 году ушел в отставку профессор русской истории Гарвардского университета Роберт Лорд. По рекомендации известного слависта Арчибальда Кулиджа на его место был приглашен Михаил Карпович. Возможно, что Карповича рекомендовал также еще и М.И. Ростовцев. Авторитет Карповича и русской истории как научной дисциплины в Гарварде неуклонно росли. Сам Карпович стал одним из самых популярных профессоров. Сергей Зеньковский вспоминал:
«Автору этих строк довелось наблюдать переполненную аудиторию Сиверс Холла, где студенты с напряженным вниманием слушали и часто с энтузиазмом реагировали на его лекции. Беспристрастность, невозмутимое спокойствие, никогда не покидавшее М.М. Карповича даже при изложении самых трагических и спорных вопросов истории, прекрасный английский язык и изящество изложения всегда производили сильное впечатление на слушателей. Нередко приходилось удивляться необычайной стройности его лекций, умению блестяще сопоставлять проблематику философии истории с колоссальным количеством исторического материала. Умение сочетать в своих лекциях конкретный фактический материал с тончайшим критическим анализом было особым секретом Михаила Михайловича; его слушатели одновременно получали и большое число фактов и их истолкование в свете современной науки. Постоянное сравнение событий русской истории с западной, как европейской, так и американской, облегчало студентам понимание проблем нашей родины и делало все изложение более доступным, а русскую историю менее «экзотической».
Мне запомнилась одна лекция Михаила Михайловича о Петровских реформах. Рассказывая о негодовании русских по поводу указа о бритье бороды, он отметил, что эта преданность бороде вовсе не была специфически русским явлением и что в XIX веке, когда морское министерство Соединенных Штатов предписало, чтобы все моряки обрили бороды, в американском флоте начались волнения, едва не перешедшие в бунт.
Умеренная тонкая шутка, обилие примеров и цитат, приятный мягкий голос, талантливая передача знаний в простой и словесно отточенной форме помогали М.М. Карповичу заинтересовывать американских студентов русской историей. Его лекции и семинары постепенно привлекали все больше и больше студентов. Позднее из его семинаров вышло не менее тридцати докторов истории, которые теперь уже сами стали профессорами и продолжают развивать в американских университетах традиции исторической школы Карповича».
Через 20 лет, в основном благодаря неустанным трудам Карповича на ниве русской истории, в 1947 году был создан всемирно известный Русский исследовательский центр. А в 1949 году сам Карпович был назначен председателем Славянского факультета. Руководил он им шесть лет, полностью реорганизовал: были введены в курс обучения все славянские языки и культуры, приглашены крупнейшие специалисты — Роман Якобсон, Виктор Вейнтрауб и другие. Славянский факультет Гарвардского университета стал одним из самых знаменитых славянских факультетов мира. Гражданином США -Карпович стал только в 1944 году.
В том же 1927 году, когда Карпович стал преподавать в Гарварде, в Йельский университет на должность научного сотрудника был приглашен его друг Георгий Вернадский. О различии политических позиций двух историков в период Второй мировой войны Марк Раев писал:
«В годы Второй мировой войны Карпович и Вернадский как бы поменялись своими позициями по отношению к Советской России. Они оба поддерживали войну против гитлеровской Германии, но в то время как Вернадский верил в эволюцию сталинского режима в демократическом направлении после войны, Карпович оставался настороженно-скептическим в отношении перспектив внутреннего преобразования сталинской диктатуры. Вернадский часто некритически и неразборчиво соглашался поддерживать организации и мероприятия для укрепления «русско-американского сотрудничества», тогда как Карпович категорически отказывался от каких-либо публичных выступлений в пользу советского правительства». В 1942 году в разгар Сталинградской битвы в Нью-Йорке стал выходить «толстый» русскоязычный «Новый журнал». Редакция так определила свои задачи: «Наше издание начинается в катастрофическое время — единственный русский «толстый» журнал во всем мире вне пределов Советской России. Считаем своим долгом открыть журнал писателей разных направлений. Разумеется, люди, сочувствующие национал-социалистам или большевикам, у нас писать не могут. Мы не можем не знать того, что теперь на свете только десятки русских публицистов, живущих в Соединенных Штатах, имеют возможность говорить правду свободно <>.
Мы никак не призывали к насильственному свержению Советской власти, зная, что такое перемены во время войны государственного строя. Но мы считаем своим печальным долгом говорить о том, о чем не могут сказать слова русские граждане, оставшиеся в России, в Бельгии, в Югославии, и о чем по своим соображениям старается молчать почти вся (однако не вся) иностранная печать. Нам неизвестно, хранят ли об этом молчание иностранные государственные люди, имеющие возможность непосредственно сноситься со Сталиным и влиять на него. Есть основания думать, что «амнистия полякам» (в чем «амнистия»?) дана была Кремлем не без воздействия Рузвельта и Черчилля <> Как бы то ни было, независимо от нашего бессилия, нам было бы впоследствии стыдно смотреть в глаза миллионам русских людей, находящихся в советских тюрьмах и концлагерях, если бы первого нашего слова мы не сказали бы об «амнистии» им».
Открывался первый номер «Нового журнала» рассказами Бунина «Руся» и «В Париже», далее шли воспоминания Осоргина о России «Времена», романтизированная биография Балакирева, написанная Цетлиным, рассказы Алданова и Набокова, статьи А. Керенского, Н. Авксентьева, Г. Аронсона, В. Мансветова, Б. Николаевского, Д. Даллина, М. Вишняка, Г. Федотова, Ст. Ивановича, В. Зензинова. Журнал выходит и сейчас, но после смерти Романа Гуля в 1986 году пришел в упадок. Расцвет же журнала приходится на 1946—1959 года, когда во главе журнала стоял Михаил Михайлович Карпович, который и «руководил» общественным мнением русской эмиграции. Тогда оно было, сейчас нет и быть не может. От старого «Нового журнала» осталась одна только его замечательная обложка.
В 1945 году в статье «После Победы» Карпович писал в «Новом журнале», полемизируя с Н. Бердяевым:
«В прошлом России у нас есть свои предшественники, в патриотизме которых, кажется, никто никогда не сомневался. Некоторые из них не из числа «либерально-демократических доктринеров». В разгар несчастной для России Крымской войны Хомяков не побоялся произнести над своей страной почти беспощадный приговор. Нужно ли цитировать эти знаменитые строки.? Хомяков верил в историческую миссию России («о недостойная избрания — Ты избрана»), но и знал, что этой миссии она исполнить не могла, не очистившись предварительно от «мерзости» внутреннего своего неустройства <> Есть точка зрения, что национальное государственное возрождение России и укрепление международного ее значения должно предшествовать раскрепощению русского народа. Боюсь, что без предварительного внутреннего ее освобождения это невозможно».
Написано в 1945-м. И навечно. В «Новом журнале» до самой смерти Карпович печатал свои знаменитые «Комментарии» по проблемам истории современности. Вот лишь несколько названий: «Кто виноват в торжестве большевизма?», «Цена революции», «После Сталина: в России», «После Сталина: на Западе», «1905 год — пятьдесят лет спустя», «О русском мессианизме», «Перспективы» и много-много других рецензий на все политически значимые книги, выходившие в русской эмиграции. В «Новом журнале» были опубликованы его многочисленные статьи и публикации исторических документов — «П.Н. Милюков как историк», «Два типа русского либерализма. Маклаков и Милюков» и т.д.
В годы, когда Гитлер оккупировал Европу, Карпович делал все, что мог, чтобы русские эмигранты смогли выбраться из гитлеровской Европы в США. Так был спасен будущий автор знаменитой на весь мир «Лолиты» Владимир Набоков. После разгрома Гитлера, когда сталинский СМЕРШ хватал в европейских городах всех подряд: и эмигрантов «первой волны», и свежих беглецов от коммунистического режима, Карповичем была проведена гигантская работа, чтобы русским «перемещенным лицам» американские власти разрешили въезд в США. Карпович помог лично, вероятно, десяткам, если не сотням таких русских. Нина Берберова вспоминала: «В тяжелые (и даже голодные) 1945—1949 годы я получала от него в Париже посылки из США — не от «комитетов» и «фондов», а от него лично». Можно назвать десятки имен русских историков, переехавших тогда в США. Один из них С.Г. Пушкарев.
Самая известная книга Карповича «Имперская Россия. 1801 —1917» (Нью-Йорк. 1932—1-е издание. 1957—2-е издание). На ней обучено и воспитано несколько поколений американских студентов. Подводя итог эпохе, Карпович писал:
«Теперь Императорская Россия уже принадлежит прошлому, и историк имеет право подвести итоги периоду империи. Результаты этой эпохи были не только отрицательными. В пользу ее говорят многочисленные и значительные достижения. Помимо этого, ко времени падения империи развитие России давало твердую надежду на будущие положительные реформы. В течение периода, с которым мы ознакомились, русский императорский режим проделал значительную эволюцию и подвергся большим переменам. Правда, после периода реформ обычно наступали периоды реакции и сами реформы приходили с опозданием. Тем не менее, в целом за этот период можно наблюдать значительное движение вперед, а не назад. Накануне первой великой мировой войны Россия глубоко отличалась от той, какой она была в начале XIX века. Она беспрерывно и быстро развивалась. Принимая во внимание этот процесс развития, трудно утверждать, что революция являлась неизбежной. Перед Россией стояло много сложных и трудных задач, невозможность их разрешения мирным путем вовсе не была исключена. По мере того, как страна хозяйственно преуспевала и культурно быстро развивалась, возможность решения внутренних проблем нереволюционным путем делалась все более и более реальной, а опасность внутреннего взрыва быстро уменьшалась.
Война нанесла этим надеждам на мирную эволюцию непоправимый удар. Она захватила Россию как раз в разгаре процесса внутреннего перерождения. Конституционный опыт не насчитывал и одного десятилетия. Аграрные реформы Столыпина действовали всего лишь в течение нескольких лет. План всеобщего обучения только начал воплощаться в жизнь. Промышленность быстро росла, но рост ее все еще не вышел из фазы первоначальных успехов. При таких условиях война не могла не создать тяжелых осложнений во внутренней жизни страны. Для того чтобы Россия могла устоять перед надвигающейся бурей, нужны были упорные и героические усилия всей страны. Но для этих усилий политический кризис 1915—1917 годов оказался непреодолимым препятствием. Война сделала революцию возможной; человеческое безумие привело к тому, что она стала неизбежной».
В годы войны, благодаря усилиям Карповича и под его редакцией, в издательстве Пенсильванского университета были переведены на английский язык и опубликованы «Очерки по истории русской культуры» в трех томах П.Н. Милюкова. В том же 1943-м Карпович опубликовал важную статью «Ключевский и недавние тенденции в русской историографии». После войны, как уже говорилось в статье о Милюкове, Карпович был редактором русского издания такого важного исторического источника как «Воспоминания» П.Н. Милюкова.
В 1957 году карьера Карповича в Гарварде закончилась — он вышел в отставку по возрасту. Один из его знаменитых учеников В. Чемберлен вспоминал: «Его курс в Гарварде по русской истории и русской литературе имел огромную популярность. Подобно его собственному учителю Ключевскому, он стал магнитом для студентов, и последняя лекция его курса, посвященная обычно мартовской революции, заставляла встать на ноги более 200 студентов и аплодировать». В 1958 году были опубликованы основанные на его гарвардском курсе 1930—1940-х годов «Лекции по русской истории». Как и у Ключевского. Тоже в конце жизни. В этом же году Карповичу исполнилось 70 лет. Ученики поднесли сборник своих статей.
25 февраля 1958 года Карпович писал Юрию Денике ((1887—1964)— социал-демократ, журналист, историк.):
«Боюсь теперь строить какие-либо историко-литературные планы. Дай Бог успеть написать книгу по истории русских общественных идей и однотомную историю России (то есть, в сущности, подвести итог своему 30-летнему преподаванию). Теоретически я после этого должен заняться писанием одного из томов для десятитомной истории России, первые 3 тома которой уже написаны Вернадским. Мои тома намечаются так: том 7-й — первая половина 19-го века, том 8-й — от освобождения крестьян до революции 1905 года, том 9-й— 1905—1917, том 10-й— советский период. О десятом томе я не беспокоюсь. Пусть его когда-нибудь напишет какой-либо «потомок». Из остальных трех предпочел бы начать с 9-го».
Карповичу повезло с учениками неслыханно. Если в Советской России «школа Ключевского», как и вся историческая наука, была разгромлена, то Карпович, его ученики, ученики его учеников, ученики этих учеников и так далее, продолжают в Америке и ныне великую традицию Ключевского и своего учителя Карповича в изучении России. Вероятно, самый известный из них 1) Ричард Пайпс так и написал в предисловии к первому опубликованному в США в 1979 году русскоязычному изданию своей книги «Россия при старом режиме»: «Мне очень приятно, что «Россия при старом режиме» делается доступной хотя бы для небольшой части русской аудитории. Мне всегда хотелось думать, что я работаю в рамках русской историографической традиции и обращаюсь в первую очередь к русскому читателю. Не знаю, право, пожелал ли бы я посвятить более тридцати лет жизни изучению истории России и писанию работ на эту тему, не питай я надежды, что рано или поздно смогу найти выход на аудиторию, для которой прежде всего предназначались мои исследования».
Книги Р. Пайпса и других учеников Карповича ныне — классика и издаются в России. Совсем недавно опубликовано монументальное исследование 2) Мартина Малия «Советская трагедия». Ученики Карповича пионеры в исследовании тем, которые в СССР не изучались, не могли изучаться и хорошо, что не «изучались» 2)Пайпс — автор двухтомной биографии П.Б. Струве 3)Роберт Мак-Мастер— биографии Н.Я. Данилевского 4) Оливер Рэдки написал два классических и непревзойденных тома по истории партии социалистов-революционеров 5) Джордж Фишер тоже классическую книгу о русском либерализме 6) Николай Рязановский «Историю России» (1-е издание, 1963 год, и до сих пор обновляется, дополняется и переиздается) 7) Марк Раев в 1990-м опубликовал историю культуры русской эмиграции в 1919—1939 годы «Россия за рубежом» (издана в Москве в 1994-м). Перечислять можно очень и очень долго. Поэтому еще одна последняя цитата из Филиппа Мосли:
«Вероятно, наиболее оригинальный личный вклад Карповича в русскую историю это его выдающийся курс русской интеллектуальной истории XIX века, который он развивал в послевоенные годы <> Профессор Карпович редактирует их для будущей публикации <> Они являются, конечно, большим вкладом в историографию русского интеллектуального развития». Написаны эти слова были в 1957 году. Через два года Карпович умер, и выдающийся курс где-то «затерялся». Опубликован уже посмертно был только небольшой отрывок этой работы — «Н.Г. Чернышевский между социализмом и либерализмом».

Литература
Зеньковский С. Вдумчивый историк // Новый журнал. (Нью-Йорк). 1987. Т. 168-169.
Берберова Н. Люди и ложи. Русские масоны XX столетия. Харьков—Москва, 1997.
Тавлин М. Карпович Михаил Михайлович // Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь. М., 1997.
Шесть писем В.Ходасевича к М.Карповичу // Oxford Slavonic Papers. 1986. Vol. 19.
От редакционной группы (Марк Алданов, Михаил Цетлин) // Новый журнал. 1942. № 1.
Денике Ю. Памяти М.М. Карповича // Социалистический вестник. (Нью-Йорк). 1959. №11.

Юрий Дойков
13 июня 2013
Архангельск