Мачеварианова записки псового охотника

«Охота и охотничье хозяйство №3», 1991 год

ОХОТНИК ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЫ

(О Петре Михайловиче Мачеварианове)

Петр Михайлович Мачеварианов был охотником высочайшей культуры. Он любил псовую охоту, охотился с легавой, имел стаю гончих и целый арсенал прекрасных ружей.

Петр Михайлович получил хорошее воспитание, основательное образование, свободно владел французским и немецким языками. По воспоминаниям В. А. Волконского, Мачеварианов обладал бойким умом, хорошей памятью, любил музыку, серьезно играл на гитаре, отлично рисовал карандашом и тушью, был разговорчив и остроумен. Его присутствие оживляло и охоты, и дамское общество, в котором он был чрезвычайно любезен и держал себя настоящим джентльменом. Его приземистая фигурка, по отзывам современников, напоминала Наполеона.

После женитьбы на Верещагиной он поселился в своем наследственном имении, селе Липовке Симбирской губернии Ардатовского уезда. В Липовке находились его псарня и ружейная мастерская. Дальнобойность, изящная отделка, артистическая гравировка и красота его ружей славились среди симбирских охотников. Кинжалы и охотничьи ножи из мастерской Мачеварианова считались верхом совершенства. Но сильнее любви к оружию была заветная мечта — вывести борзых, которые соответствовали бы созданному им идеалу. Петр Михайлович Мачеварианов охотничье наслаждение испытывал от успехов собак собственного завода. Это было делом всей его жизни.

Он слишком нежил своих собак, и борзых, и гончих. Псарня зимой согревалась печами, собак ежедневно мыли мылом, чесали гребнем и чистили щеткой; псари даже промывали им глаза свежей водой и протирали чистыми полотенцами. Зимой, в пороши, борзых и гончих перевозили к месту охоты в крытых возках.

Яркую характеристику П. М. Мачеварианова и описание его псарни в Липовке мы находим в книге выдающегося русского ученого-кораблестроителя и математика, академика А. Н. Крылова «Мои воспоминания». Крылов вспоминал: «Ближайшим соседом был владелец Липовки, знаменитый псовый охотник Петр Михайлович Мачеварианов. Сам Петр Михайлович был в то время уже старик лет семидесяти, небольшого роста, но живой и бодрый. У Петра Михайловича Мачеварианова была старинная усадьба с большим одноэтажным домом, громадным, десятин в восемь, сильно запущенным садом, за которым был обширный, десятины в две, луг — выгон, но не для скота, а для молодых борзых щенят, которые выпускались сюда из расположенной в конце луга псарни играть и резвиться. Псарня по своим размерам казалась как добрый скотный двор в хорошем имении. Сколько там было собак, никто из посторонних не знал, но по слухам говорили, что до трехсот. На псарню Петр Михайлович никого не пускал, если иногда и показывал гостям собак, то только отдельные своры, которых псари выводили на луг или на залуженный двор перед домом. »

В 1876 году вышла книга П. М. Мачеварианова о борзых и гончих — «Записки псового охотника Симбирской губернии». Этот труд в основном о борзых, но и гончим посвящена глава. В начале этой главы сказано: «Стая гончих составляет главную, основную часть псовой охоты и так же для нее необходима, как музыка для танцев, оркестр для оперы, легавая собака для егеря». Но описания пород гончих очень скудны. Мачеварианов выделил четыре породы — костромскую, курляндскую, английскую и польскую.

В России тогда еще была русская гончая, которую признали такие авторитеты, как Н. П. Кишенский и П. М. Губин. Однако, по непонятным причинам, П. М, Мачеварианов опустил ряд существовавших тогда пород. По этому поводу знаток гончих, эксперт Всесоюзной категории Н. П. Пахомов в книге «Породы гончих» (1931) писал: «Характерно, что даже такой серьезный и ответственный охотник, как П. М. Мачеварианов, настолько невнимательно относится к гончим, что при перечислении пород пропускает арлекинов, трижды однако до него упомянутых в литературе».

Кроме того, уже в то время некоторыми авторитетными знатоками, в том числе А. Полторацким, было высказано сомнение в существовании особой костромской гончей. Известны высказывания старейшего охотника С. М. Глебова на страницах «Журнала охоты», где он утверждал, что костромские гончие произошли от собак Павлова и Зюзина, английских, а известный знаток гончих А. Запольский в журнале «Псовая и ружейная охота» писал: «. гончие были кровные, костромские черно-пегие с крапинами». Н. П. Кишенский подтверждал, что костромские гончие были желто-багряные и черно-пегие в подпалинах, следовательно, окрасом эта порода относилась к англо-русским гончим, выведенная от слияния английской и старинной русской гончей. Непонятно, как можно было англорусскую гончую относить к костромской породе? Все это очень сомнительно.

Н. П. Пахомов в упомянутой книге приходит к выводу: «Костромская гончая как отдельная порода — миф. необходимо признать существование нашей аборигенной русской гончей». Этот вывод подтверждается анализом описаний костромской гончей Н. П. Кишенским в его книге «Ружейная охота с гончими» и П. М. Губиным в его «Полном руководстве по псовой охоте»; Оба автора описывают костромскую гончую абсолютно по-разному. Скорее всего ее не было, в миф этот умышленно распространен самим Н. П. Кишенским на страницах журнала «Природа и охота». Поэтому, когда мы читаем описания костромской гончей по Губину и Кишенскому и частично по Мачеварианову, мы не видим одну породу.

Записки П. М. Мачеварианова вызывали критику среди знатоков псовой охоты. В журнале «Природа и охота» П. М. Губин поместил статью о борзых, в которых утверждал, что отдельные главы Мачевариановым написаны «слабо, сбивчиво и неправдоподобно».

П. М. Мачеварианов предупреждал любителей-охотников: «Главная цель моих записок — поведать незнающим охотникам, как поддерживать, выводить и сберегать породы борзых собак». Поэтому глава о гончих так коротка, и мы с сожалением закрываем последнюю страницу этих замечательных и неповторимых записок старого охотника, имя которого в то время знала вся Россия.

Несмотря на недостатки, записки о гончих ценны и очень понятны нам, любителям-гончатникам; они написаны красочным, «гончатским» языком, из них мы узнаем о хороших и плохих гончих. Мы как бы переносимся в то далекое время, в отъезжие поля, будто вновь звонкие голоса будят уснувшие дубравы; будто бы где-то там, «в острову», стоном заревела стая по волку или по кумушке, и страницы такого далекого прошлого вновь оживают перед нами.

Для собаководов-гончатников очень поучительны и интересны советы П. М. Мачеварианова об экстерьере собак. Прежде всего в любой породе, в том числе и у гончих, он выделял правильность всех статей, их пропорциональность. Особенно подчеркивал выразительные глаза: «Большой, чистый, темного цвета, выражающий понятливость глаз есть принадлежность всякой красивой собаки; точно так же глаз маленький, вдавшийся глубоко в глазную впадину, светлого цвета очень часто портит собаку, красивую в остальных частях».

П. М. Мачеварианов обладал даром писать живо, правдиво, захватывающе, как бы перенося читателя в свой охотничий мир и ведя с ним диалог. Для гончатников каждая его фраза — это добрый совет знатока и друга. В этой книге впервые дан портрет настоящего, истинного охотника, показано значение охоты вообще и, главное, значение собаки — доброго друга нашей нелегкой жизни.

Каков же гончатник? По Мачевари-нову, он должен быть образован, умен, честен, добр и вечно юн душой. Любой охотник должен быть благороден, ибо без чести, благородства и сердечной доброты не может быть спокойной совести. В то же время он должен сохранить страстный порыв, так как без страсти не может быть охотника. Юность души, этот необыкновенный дар, присуща только людям честным и правдивым. Истинный охотник-гончатник смотрит на охоту не как на развлечение, а как на науку; заботится о правильном выведении породы, об ее совершенствовании. Он всегда держит в полном порядке кровных собак, с неусыпным вниманием заботится о воспитании щенков. Его страсть к охоте так же благородна, как страсть к музыке, живописи, театру. Такие выводы мы не найдем ни в одной из ранее изданных книг.

Каждый гончатник мечтает о вязкой, мастероватой собачке, но интересно знать и недостатки гончих. Мачеварианов дает такие описания, полные и верные, с использованием терминов звучного охотничьего языка: «Дурными признаками считается, когда гончая густошерстна, жидка и слаба, с мясистой головой, толстыми ушами, сухими ноздрями, мясистыми и короткими ногами, с гоном долгим и повислым. Если гончая гоняет моровато, с долгой перемолчкой и как будто все идет в добор, к тому же еще редкоскала и коповата: ни справить, ни стечь не может. ко всему этому, спущенная со смычка орет по пустякам с час и на гоньбу других валится с голосом — такая гончая годна лишь на лайковый завод».

Впервые в своих записках П. М. Мачеварианов дал точное определение голоса гончей. «Гончая не лает, как дворовая и другие собаки,— писал Петр Михайлович,— а взлаивает. Лай дворной собаки редкий или учащенный: хаш, хаш, хеш, а когда гончая гоняет, то голос ее густой, звучный, взлаивание протяжное. »

В каждой главе на редкость красочно передана любовь к русской охоте, к родной природе.

«Привязанность охотника к Родине безгранична. С какой любовью смотрит он на свои поля, луга, рощи и вообще на окружающую местность. Каждый куст, бугорок, овражек красноречиво говорит его памяти о приятных событиях в кругу добрых избранных товарищей. Да и где может быть такое раздолье охотнику, как не в нашей громадной,беспредельной России?»

Сколько глубокого смысла и поэзии в этих проникновенных словах!

Замечательный псовый охотник

Петр Михайлович Мачеварианов в истории русской охоты известен как замечательный псовый охотник, заводчик охотничьих борзых собак, знаменитой фамильной «мачевариановской породы», отдавший любимому делу, псовой охоте, более 50 лет жизни.

Петр Михайлович Мачеварианов родился 16 января 1807 года в семье небогатого саратовского дворянина, штабс-капитана Михаила Сергеевича Мачеварианова. Его предками были грузинские дворяне МачАвариани, прибывшие в начале 18 века на российскую службу, обрусевшие, ставшие Мачевариановыми.

Отец Петра Михайловича — Михаил Сергеевич Мачеварианов — еще в детстве был причислен к лейб-гвардии Преображенскому полку. Не «нюхая пороха» по малолетству, появлялся в нем лишь на смотрах недорослей. В те годы молодых дворян женили рано. В 1806 году и Михаил Сергеевич обвенчался с дочерью советника экспедиции Элтонского соляного промысла Екатериной Петровной Ивановой. В 1807 году он был принят в ведомство тестя. С началом войны с Наполеоном поступил в Саратовское ополчение в конный полк и отправился воевать с французами, оставив дома молодую жену с пятилетним сыном Петром в ожидании второго ребенка. Больше семья его не видела — он погиб в одном из сражений.

Его подросший сын Петр, воспитанный матерью и бабушкой, вырос добрым и легко ранимым, но, как и отец, тоже провел молодость в седле. Участвовал в польской кампании 1831-1832 годов. Там же в полку пристрастился к псовой охоте, да так, что ради нее без сожаления оставил военную карьеру и, выйдя в отставку, поселился в одном из родовых имений, доставшихся ему после двоюродного деда, бездетного коллежского асессора Федора Михайловича Назарьева. Имение это находилось в Симбирской губернии в Ардатовском уезде в селе Липовка (теперь село находится на территории Чувашии).

В селе была старинная барская усадьба с большим одноэтажным домом и громадным, десятин в восемь, сильно запущенным садом, за которым расстилался обширный луг-выгон. Новый владелец приспособил его не для выгула скота, а для молодых борзых щенят. Они выпускались сюда играть и резвиться из расположенной в конце луга псарни, с любовью и знанием дела устроенной Мачевариановым.

До отмены крепостного права, когда барин и сам был молод и полон сил, а имения приносили хороший доход, устроенная им псарня была одной из лучших в стране. По своим размерам она походила на большой скотный двор. Сколько там было собак, никто из посторонних не знал, по слухам — до трехсот. Первые годы на псарню Петр Михайлович никогда никого не пускал и показывал гостям только отдельные своры, которые псари выводили на луг. Позже он делал некоторые исключения для охотников и собаководов. Как вспоминал сосед по имению, будущий известный кораблестроитель Алексей Николаевич Крылов: «В 1879 году я был удостоен Петром Михайловичем редкой чести: он привел меня на луг против псарни и показал мне молодых борзых. … Выпустил их на луг — целый выводок, штук десять, и стал с ними играть. А было Мачеварианову тогда под 80. Он стал на четвереньки, — борзые через него прыгают, он через них, лаял на них разными голосами, лучше их и, видимо, забавлялся искренне и любовно».

Петр Михайлович прекрасно понимал, что, не зная и не понимая истоки породы, невозможно правильно вести племенную работу. А потому на содержание собак не жалел денег. О его любви к ним, о способах воспитания ходили легенды. Многие заводчики борзых считали такое отношение к животным блажью богатого помещика и насмехались над Мачевариановым.

Сам же он писал по этому поводу: «Нападают на мое воспитание щенков, выкормку, которую я разделяю на порции, смотря по их возрасту. Трунят целым хором над тем, что я собак берегу и холю: почему не езжу по ночам (?), зачем в дождливое время не забиваюсь в топь, а предпочитаю степи и луговые места. В разговоре о сбережении породы утверждают, что строгая сортировка производителей ни к чему не ведет, что «от резвых собак» какими бы статейными они ни были, всегда рождаются резвые, а от тупых — тупые — все это пустые фантазии. Я скорбел душой, когда видел, как пропадает наша дивная, молодецкая порода псовых собак-богатырей и как разводят бритых английских поддергаев — звонарей. Эти голыши, несмотря на все свои полевые достоинства, при малейшем ненастье и северном ветре стучат зубами, как кастаньетами, и щетинятся, как дикобразы».

О своих породистых псах писал с гордостью и любовью: «Порода их чистокровнее и древнее всех Габсбургов и Гогенцоллернов, сложение — богатырское, глаза — вальдшнепные, все части тела — как академические образчики для Самсона, голова и щипцы (это — челюсти, нос и подбородок) сухие и правильные, а такой грациозности во всех приемах и движениях — конечно, не было даже у балерин Фаины Эльснер и Тальони». Борзые Мачеварианова действительно были очень грациозны, с длинной шелковистой псовиной, не крупные и несколько изнежены, волков не брали, но были знамениты экстерьером и быстротой. А какие нежные, подчас замысловатые клички он им давал: Абрек, Лезгинка, Лихотка, Касатка, Швырок, Утеха, Пташка, Резва, Летка, но были Язва и Зелья!

Несмотря на обидчивый и непростой характер, Мачеварианова любили и уважали в столицах и в родном Симбирске, куда он изредка наведывался к сыну Федору. В письме к другому сыну Борису он писал о его жизни в губернском городе: «Меня здесь покоят и балуют все знакомые, так ко мне внимательны, что редкий день, чтобы не было у меня нескольких лиц, а Юрлов приходит каждое утро. Сам я почти всякий день то на званом обеде, то на вечере; только больно меня конфузит моя медвежья шуба».

В конце жизни, видя, что разведение борзых в России и псовая охота приходят в упадок, уступая место ружейной охоте, он потратил много времени на обобщение своего многолетнего опыта в разведении породы. В 1876 году из печати вышли «Записки псового охотника Симбирской губернии». Книга, написанная понятным каждому, сочным, образным языком, еще при жизни стала библиографической редкостью у многочисленных почитателей Мачеварианова.

В ней он делился и своей болью за будущее породы: «Каких дивных собак передарил я родным и приятелям, в надежде — авось порода уцелеет и удержится в чьих-нибудь руках; но. не тут-то было! Все эти полевые наездники в каких-нибудь 5-6 лет, запытав насмерть старых псов, выводили таких уродов, в которых не оказывалось ни малейших признаков прежней крови… Мне как человеку не богатому и семейному тяжело было одному поддерживать породу, а разделить помет кровных породистых щенков было не с кем. К тому же в импровизированных съездах товарищи почти каждый раз дарили меня чумой…».

Действительно, из-за частых эпидемий чумы Мачеварианов потерял много собак. В последние годы жизни, когда финансовое положение стало особенно трудным, он мог позволить себе содержать лишь небольшую псарню. В письме к свояку князю Александру Сергеевичу Хованскому он писал: «Мое единственное удовольствие: чтение, гитара и борзые собаки, эти последние доставляют мне одни увеличения дохода. Держу я 10 собак и воспитываю 10 щенков, первых собственно для себя и сыновей, последние поступают в продажу. На эти деньги я покупаю овес для них и струны для гитары… Собаки мои все той же породы, так же ладны, статны, приземисты и с теми же полевыми достоинствами; так же породисты, только перемешаны от родства».

Мало кто знает, что Петр Михайлович изредка увлекался и ружейной охотой. Он охотился с маленьким короткоствольным пистонным ружьецом с великолепной отделкой. Ружье это, как ряд других ружей, бывших в имении, сделано было в собственной ружейной мастерской Мачеварианова. Для их изготовления он выписывал обычные стволы, а его крепостные умельцы, учившиеся у московских или петербургских оружейников, выполняли ложе, замки и всю остальную отделку. Знатоки утверждали, что их отделка и гравировка не уступала отделке ружей Лепажа или Лебеды. К сожалению, все ружья мачевариановской мастерской исчезли, не попав в музеи, где должны были бы храниться по праву.

В преклонные годы Петр Михайлович жил в почти полностью разоренном имении, все средства употребив на любимое дело. В его письмах к сыну в Симбирск часто проскальзывают сетования на дурное расположение духа: «потому что есть страсть как хочется, а есть нечего. Купленный тобой котел должно быть ошибочно отправлен в Ташкент, а потому собаки мои кое-как накормлены, чуть живы. Все охотники давно тешатся, а я…по безлошадности сижу дома… Мы почти постоянно сидим дома, потому что у нас нет даже простых выездных саней. Я совершенно оглох: обыкновенного голоса не слышу, а только крик, ослеп так, что вижу только в самые сильные очки».

Умер Петр Михайлович Мачеварианов в 1880 году на 74-м году жизни. Его потомкам не удалось сохранить знаменитую «мачевариановскую» породу борзых собак, но слава о них живет до сих пор, как и имя их заводчика.