Мачеварианов п м записки псового охотника симбирской губернии
На чтение 22 минОбновлено
Мачеварианов п м записки псового охотника симбирской губернии
ЖАНРЫ 360
АВТОРЫ 271 351
КНИГИ 634 934
СЕРИИ 24 020
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 597 592
Об этом писателе мало что известно. Кажется, ни к какому другому автору в истории русской литературы XIX века так не подходит определение «забытый», но применительно к Дриянскому оно наполняется каким-то особым смыслом. Ведь, похоже, сама судьба распорядилась, чтобы скудные и почти всегда безрадостные сведения о его жизни отступали на второй план перед тем удивительным миром, который открываешь в его книгах. И наверное, совсем не случайно именно в наше время, когда человек, словно спохватившись, вновь и вновь пытается осмыслить свои взаимоотношения с природой, написанные более ста лет тому назад произведения Егора Эдуардовича Дриянского с их основной темой: люди, земля, небо, звери и птицы — возвращаются к читателю, становятся необходимыми в его движении в будущее.
Е.Э. Дриянский был автором одного романа, написал что-то около десяти повестей, рассказов и очерков, две пьесы. С 1851 по 1872 год он сотрудничал почти во всех крупных русских журналах. Где-то начиная с середины 60-х годов писатель стал задумываться и об итогах своей творческой деятельности. «Видите ли, — писал он С.В. Максимову в ноябре 1865 года, — еще в третьем году покойник Аполлон Григорьев адресовался ко мне с предложением от Стелловского (Ф.Т., известного книгоиздателя. — В.Г.) насчет полного собрания моих вещей… Всех вещей будет до пятнадцати, и со всем наберется листов вблизи ста…»[1]
Но не прошло и десяти лет, как итоги пришлось подводить уже его друзьям. «Милый Миша, — писал Александр Николаевич Островский брату 4 декабря, 1872 года, — Егор Эдуардович Дриянский при последнем издыхании: нужда, сырые квартиры сломили его железное здоровье и довели до лютой чахотки. В темном углу, за Пресней, без куска хлеба, без копейки денег умирает автор «Одарки Квочки», «Квартета», «Туза», «Паныча», «Конфетки» и пр., таких произведений, которые во всякой, даже богатой литературе были бы на виду, а у нас прошли незамеченными и не доставили творцу-художнику ничего, кроме горя. Теперь уж поздно бранить его за непрактичность, за хохлацкое упрямство, за неуменье показать товар лицом; теперь надо помочь ему. Сделай милость, напиши кому-нибудь из членов Литературного фонда, чтобы поспешили помощью несчастному Дриянскому (формальности на этот раз можно и обойти)…»[2]
Письмо Островского было доложено на 32-м заседании комитета Литературного фонда, и 18 декабря нуждающемуся писателю выделили 100 рублей. «Чтобы понять, как вовремя и к месту была эта помощь, — благодарил Островский казначея Литфонда, — надо было видеть, как крестился Дриянский, принимая деньги»[3].
Той зимой московские газеты сообщали о постановке в Малом театре новой комедии Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын» — Островский будет писать Некрасову о «сумасшедшем, бешеном успехе» пьесы. Открылся модный каток на Пресненском пруду, в двух шагах от квартиры Дриянского, по соседству с Зоологическим садом: именно той зимой — как впоследствии точно установят литературоведы — толстовский Константин Левин будет здесь кататься вместе с Кити Щербацкой. Или вот: «Саратовский помещик Петр Иванович Богданов осенью выехал из Саратова в поле с собаками; куда бежали зайцы и лисицы, туда и Богданов ехал с охотою; так за зайцами и лисицами доехал до Симбирска, где захватила его зима. Между Саратовом и Симбирском до 400 верст по почтовой дороге. Богданов хорош собой, богат, щеголь, танцор, немного поэт — быстро стал необходимым членом общества…» Излагали газеты и другие новости, предупреждали об осторожном обращении с огнем — приближался новый, 1873 год, а с ним и новогодние праздники с их всегдашней пиротехникой.
О смерти литератора Егора Эдуардовича Дриянского 29 декабря 1872 года в доме Александрова, в Безымянном переулке, что за Пресненским мостом, газеты не сообщали.
Островский был, конечно, прав в своем утверждении, что лучшие вещи Дриянского, произведения «творца-художника», прошли незамеченными в тогдашней литературе. В самом деле: если на первые его сочинения и были положительные отзывы в печати (среди них в первую очередь следует выделить оценки Аполлона Григорьева), то вскоре их сменили характеристики из частной переписки, а затем и полное молчание.
Подтверждается и другое заключение Островского, что эти вещи не принесли Дриянскому ничего, кроме горя. Лучшим комментарием к нему могут служить письма писателя, в особенности последние. В них речь идет о нищете, «чистой нищете», когда нет 1 рубля 19 копеек в аптеку сегодня, а завтра денег может не оказаться и на «более необходимую потребность», то есть на похороны. В одном из писем конца 60-х годов писатель попытался обобщить опыт своих литературных и прочих злоключений: «Знаете, я не фаталист и верю, что все несообразности и неудачи зависят исключительно от нашего неумения орудовать делом, от непрактичности, нерасчетливости и от подобных причин, но о себе имею право сказать, что я именно та исключительная личность, для которой придуманы нарочно и исключительные препоны во всем. Например, я твердо уверен, что если мне завтра предстоит перейти улицу для того, чтобы получить что-либо желанное, даже должное в смысле интереса, непременно посреди улицы окажется либо загородка, либо канава непроходимая, — одним словом, то, что скажет: «Ступай назад! Другим можно, тебе нет!» Черт знает что такое! Так ли, сяк ли, бог меня убей, становится совестно за самого себя. И кружится голова, и тоска разъедает душу»[4]. Знаменательно и само дословное совпадение писем (Островского о Дриянском и Дриянского к Островскому), только Островский убрал «исключительность», и, думается, не потому, что ее вовсе не было, а просто больше было «непрактичности», «неуменья показать товар лицом» и других «подобных причин».
Мнение Островского о том, какие произведения Дриянского считать лучшими, разделялось и многими другими литераторами их круга, так полагал, по-видимому, и сам их автор. Для большинства Дриянский был создателем «Одарки», «Квартета» — и это служило достаточной рекомендацией (во всяком случае, в воспоминаниях современников и их переписке его имя чаще всего фигурирует именно с такой пояснительной характеристикой). О «пр.», то есть о прочих произведениях писателя, как-то не вспоминалось.
Пожалуй, единственное исключение составлял С.В. Максимов.
На письмах Дриянского к нему рукой адресата для справки уверенно проставлено: «Письмо автора «Записок мелкотравчатого». Постепенно именно эта точка зрения возобладала: известно, что «Записки» высоко оценивал и использовал в своих произведениях Чехов, читал и хвалил Бунин, что к числу ценителей «Мелкотравчатых» принадлежали А.М. Ремизов и М.М. Пришвин.
В 1930 году известный историк литературы П.Е. Щеголев переиздает книгу Дриянского и в своем предисловии называет ее «лучшей из охотничьих книг», ставит в один ряд со знаменитыми охотничьими записками С.Т. Аксакова, «Записками охотника» И.С. Тургенева, блистательными страницами, написанными об охоте Львом Толстым. То есть ставит наравне с лучшими, классическими образцами великой русской прозы XIX века. И авторитетно утверждает: «Не только охотничья книга, а еще общечеловеческая и художественная», «написана пером первоклассного мастера».
Но что же это все-таки за книга, заслонившая собой все остальные произведения Дриянского? Что такое «Записки мелкотравчатого», которые позволяют их автору с полным правом претендовать на почетное место в русской литературе и чем они отличаются от других, классических охотничьих записок?
25.01.2013 | Масонские тайны псарного двора
История русской печатной книги, посвященной псовой охоте в России, насчитывает лишь два с небольшим столетия. Но написано об охоте с борзыми и гончими за эти годы немало. Книги, написанные уже после отмены крепостного права, были призваны привлечь внимание читателей к борзым и гончим собакам, которых разводили на продажу в дворянских усадьбах.
Реклама – двигатель торговли
История русской печатной книги, посвященной псовой охоте в России, насчитывает лишь два с небольшим столетия. Но написано об охоте с борзыми и гончими за эти годы немало – почетное место на книжных полках современных борзятников и гончатников занимают «Записки псового охотника Симбирской губернии» (1876 г.) П.М.Мачеварианова и «Полное руководство ко псовой охоте» (1891 г.) П.М.Губина, до сих пор не потеряли своих читателей «Псовая охота» (1846 г.) Н.Реутта и «Псовая охота вообще» (1847 г.), А.М.Венцеславского, не имеют аналогов в охотничьей беллетристике замечательные «Записки мелкотравчатого» (1857 г.) Е.Э.Дриянского.
Несколько особняком в этом ряду стоят произведения, созданные авторами рубежа XIX-XX вв. и отличающиеся определенной рекламной направленностью. Это – «Псовая охота» (1913 г.) Д.П.Вальцова, писавшаяся к 25-летию великокняжеской Першинской охоты, «Четыре дня в деревне псового охотника» (1895 г.) А.С. Вышеславцева, «Записки и признания псового охотника» (1907 г.) Д.М.Голицына, «Псовая охота Владимира Сергеевича Хомяковского» (1890 г.) и некоторые другие. Все эти книги, написанные уже после отмены крепостного права, были призваны привлечь внимание читателей не только к угасающему год от года старинному виду русской охоты, но и к борзым и гончим собакам (разводимым на псарных дворах авторов или заказчиков произведений), торговля которыми становилась в эти тяжелые для русского дворянства годы серьезным подспорьем в пошатнувшемся усадебном хозяйстве.
Эта же тенденция захватила и практически все без исключения публикации о псовой охоте в периодических изданиях. «Положительно неприятно становится, когда читаешь некоторые статьи современной полемики наших псовых охотников! Положим, наш век – есть век реклам, но, как мне кажется, и в рекламах, как и во всем, нужно знать границы и через край хватать не следовало бы. В особенности, как вещь заморская, реклама не пристала к такому делу, как дело русской псовой охоты, этой исконной молодецкой забаве наших отцов и дедов»! – писал в мартовском номере «Природы и Охоты» за 1886 г. саратовский охотник В.А. Дмитриев.
Через два десятка лет вторил ему на страницах «Охотничьего Вестника» и С.С.Кареев: «Запуганный, как и все мои сотоварищи, я боюсь писать в охотничьих журналах, где наносят оскорбления не только разные издатели, но и сама редакция, которая, желая заставить замолчать других в своих собственных целях, дабы остаться одной со своими прихлебателями и рекламировать свои питомники, маскирует себя и прячется за псевдонимами – неизвестными в псовой охоте фамилиями: «Сидоркиными», «Ивашкиными», «Старыми Охотниками» и пр.». Как бы то ни было, но принимаемые нашими современниками едва ли не за догму рассуждения авторов охотничьей периодики тех лет сводились в основном лишь к восхвалению собственных «Угадаев» на фоне безудержного поношения соседских «Отгадаев», делая их в определенной степени калькой интернет-сообществ нынешних любителей борзых. К величайшему сожалению, рекламные баталии псовых охотников прошлого привели к закреплению в умах современных читателей уверенности в существовании мифических курляндской, густо- и чистопсовой «пород» борзых, повальной метизации русских борзых с восточными и западными, избавиться от которой в наши дни чрезвычайно сложно.
Книги «Времен Очаковских и покоренья Крыма»
Таким образом, чтобы разобраться с тем, как выглядели псовые борзые в прошлом и как с ними охотились, мы вынуждены обратиться к литературе тех лет, когда охотничьей периодики не было еще и в помине, то есть к тем самым книгам «времен Очаковских», что послужили первоисточниками и Мачеварианову, и Губину, и другим мэтрам псовой охоты.
Что же это за книги? Первой ласточкой в их ряду стало вышедшее в типографии Московского университета в 1779 г. «Новое предложение о псовой охоте, или Приятное с полезным», написанное Г.С.Поповым и посвященное всесильному светлейшему князю Г.А.Потемкину. Надо заметить, что чтение этого раритета ничуть не поможет приблизиться к разрешению нашей задачи, поскольку автор в своем повествовании ограничивается лишь рекомендациями хозяйственного характера о том, как, к примеру, сократить число лошадей, участвующих в охоте с 30 до 3-4. Однако примечателен сам факт выхода в 1779 г. книги, написанной автором, имеющим к этому времени охотничий стаж 40 лет. Есть над чем призадуматься сторонникам гипотезы о широком распространении псовых охот лишь к концу XVIII в.!
П.М. Мачеварианов, автор широко известной книги «Записки псового охотника Симбирской губернии» (1876 г.)
Как видим, круг интересующей нас литературы суживается до нескольких наименований. Прежде всего, это книга с пространным названием «Псовой охотник, содержащий в себе: о свойствах, названии и должности оного; о высворке борзых и наездке гончих собак; о узнании по статям борзых резвых и гончих мастеров и о содержании оных; о узнании на гоньбе гончих мастеров; о должности охотников во время полевой езды; о порошах и осоках; о лечении собак от разных болезней и о кличках борзых и гончих собак. Изданной любителем псовой охоты Г.Б.».
Вышел в свет «Псовый охотник» в 1785 г. «иждивением Типографической компании, в типографии И.Лопухина». Н.Ю.Анофриев в «Русской охотничьей библиотеке» (Брест-Литовск, 1905) писал о нем: «Весьма толковая книжка, написанная с любовью к делу и порядку; интересна каждому псовому охотнику и в настоящее время. Старейшая русская книга (печатная – А.О.) о псовой охоте».
За «Псовым охотником» следует изданный шесть лет спустя (1791) в С.-Петербургской императорской типографии В.А.Левшиным двухтомный и не менее пространный «Совершенный егерь, стрелок и псовый охотник, или Знание о всех принадлежностях к ружейной и псовой охоте, содержащее в себе: полное описание о свойствах, виде и расположении всех находящихся в Российской империи зверей и птиц с приложением притом достаточного описания о псовой охоте, также высваривании и наездке борзых и гончих собак». Это было уже второе издание «Совершенного егеря…» Левшина, отличающееся от вышедшего в 1779 г. однотомника лишь… дословной перепечаткой Левшиным (за исключением главы X «О кличках собак») во втором томе уже известного нам «Псового охотника» Г.Б.
И, наконец, замыкают наш список изданные тем же В.А.Левшиным «Всеобщее и полное домоводство» (М., 1795) с главами, рассказывающими о псовой охоте, «Псовый охотник, или Основательное и полное наставление о заведении всякого рода охотничьих собак вообще и особенно: о содержании и обучении оных, о корме их, о болезнях, лекарствах и предохранительных средствах от оных и проч.» в 2-х частях (М., 1810), и «Книга для охотников до звериной, птичьей и рыбной ловли, а также до ружейной стрельбы» в 4-х частях (М., 1810-1814). Вот, собственно, и все! И хотя в «Псовом охотнике» 1810 г. и «Книге для охотников» автором приводятся ранее не встречающиеся описания русских борзых, надо признать, что основой этих (да и всех последующих!) книг о псовой охоте стала ничем, казалось бы, не примечательная, по выражению Л.П.Сабанеева, «книжонка Г.Б. «Псовый охотник», перевод какой-то, вероятно рукописной, польской книги, заключающий в себе описание хортой борзой». Оставив на совести издателя «Природы и Охоты» уничижительное «книжонка» и «описание хортой борзой», рассмотрим это произведение более пристально.
Нужно сразу отметить, что «Псовый охотник» не является переводом с польского и не имеет аналогов в польской охотничьей литературе. Более того, если основная часть «Псового охотника» совпадает по своему содержанию с ранней рукописной «Книгой о содержании псовой охоты» (1748), то порядка 40% текста Г.Б. вполне оригинальны. Хотя среди части русских исследователей бытовало и отчасти продолжает бытовать мнение о том, что сама «Книга о содержании псовой охоты» является переводом польского издания «Myslistvo z ogary» Jan Ostrorog, тем не менее, несмотря на видимое заимствование в «Книге о содержании псовой охоты» посвящения королевичу Владиславу, правильнее вслед за А.И.Соболевским (Переводная литература Московской Руси XIV – XVII вв. – СПб., 1903. – С. 110) и М.В.Булгаковым (Первые книги для охотников//Про книги. – М., 2008. — №2. – С. 65) признать, что текст «Книги о содержании псовой охоты» «совершенно отличен от текста польской книжки».
Повод же заподозрить польское происхождение «Псового охотника» дал Сабанееву сам автор, писавший в предисловии: «Будучи в деревне, случилось мне у одного моего приятеля найти в библиотеке старинную книгу, переведенную с Польского на Российский язык под названием: О содержании псовой охоты. Зная, что такового рода книги на Российском языке издано еще не было, вознамерился я, исправив и дополнив, что в оной казалось мне недостаточным для обстоятельного сведения о псовой охоте, оную издать, и чрез сие услужить тем, кои желают иметь сведение, как должно содержать и заводить псовую охоту. Если оная случится быть в руках у совершенных охотников, то надеюсь, что не найдут в ней ложных советов о содержании охоты. Ежели же найдут, то бы в том меня простили; ибо я еще и сам недавно как сделался охотником, то посему, может быть, что многие обстоятельства, знания и опыта, касающегося до псовой охоты, мне и неизвестны; да притом намерение мое есть не такое, чтоб сделать наставление совершенным уже охотникам, но только тем, кои хотят быть, или в недавнее сделались оными. И так я надеюсь, что знающим сие издание понравится тем, что увидят изданную на Российском языке такую книгу, коей чтение их увеселит; а тем, кои желают заводить у себя охоту, преподанием правил, необходимо нужных для псовой охоты. Впрочем, желая сим посильным моим трудом пользоваться, пребываю, Издатель, Любитель псовой охоты Г.Б.».
Неискушенному читателю могут показаться странным и упоминание перевода с польского и «скромность» Г.Б., заставившая скрыть свое истинное имя под псевдонимом. Но не будем забывать о том, что «вольным» (т.е. частным) типографиям указом Екатерины II было дано дозволение печатать исключительно переводную литературу, в связи с чем многие произведения отечественных авторов получили иностранное «гражданство». Во времена всеобщего преклонения перед любым иноземным произведением наши литераторы сплошь и рядом объявляли свои оригинальные произведения переводными. Достаточно вспомнить «переводные» стихотворения Пушкина, Державина и Жуковского!
Столь же широко распространена была в XVIII – XIX вв. практика использования русскими дворянами-литераторами псевдонимов. И хотя уже в наши дни М.В.Булгаков предпочел посчитать, что эта страсть – лишь свойственная тогдашним псовым охотникам «щепетильность и скромность интеллигентов!», гораздо правильнее уловил истинные причины «скромности», а вернее – сословного снобизма А.С.Пушкин, писавший в «Повестях покойного Ивана Петровича Белкина» от имени близкого друга их «автора»: «Но в случае, если заблагорассудите сделать из сего моего письма какое-либо употребление, всепокорнейше прошу никак имени моего не упоминать; ибо хотя я весьма уважаю и люблю сочинителей, но в сие звание вступить полагаю излишним и в мои лета неприличным».
Д.П. Вальцов, Непременный Член Императорского Общества Правильной Охоты, управляющий Першинской охотой
Преемственность поколений
Вернемся, однако, к «Псовому охотнику», тем более что текст его до сих пор остается незнакомым для подавляющего числа наших современников. Книга состоит из десяти глав.
Текст первой главы совершенно оригинален и ни в чем не повторяет ранее известные произведения о псовой охоте. Более того, подобное вступление, очень характерное для бесчисленных немецких «Совершенных егерей» XVIII столетия, в русской литературе до «Псового охотника» ни разу не встречающееся. Зато впоследствии почти все авторы книг о псовой охоте считали необходимым начинать свое повествование с подобного вступления: «Псовый охотник должен быть следующих свойств, а именно: верен, трезв, хороших поступков, трудолюбив, вежлив, опрятен, осторожен, чуток, не горяч, рассудителен, проворен, хитр, нестрашлив, несонлив и ласков. Он должен знать, как вязать тенеты на разных зверей, то есть медвежьи, волчьи, лисьи и заячьи; также надлежит ему знать следы в порошу помянутых зверей, как их объезжать и обметывать теми тенетами; уметь высворить борзых и наезжать гончих собак, и знать лекарства от случающихся им разных болезней».
Ну чем не вступление из книг Губина или Мачеварианова? По своему объему первая глава составляет порядка 15% от общего объема «Псового охотника». Столь же оригинальна и вторая глава, занимающая до 10% книги.
Третья глава «О узнании по статям борзых резвых, а гончих мастеров, и о должности, предписывающей, как оных содержать» вобрала в себя параграфы, взятые Г.Б. из «Книги о содержании псовой охоты» и, кроме этого, содержит значительные вставки, не встречавшиеся ранее ни в «Регуле», ни в «Книге о содержании псовой охоты»:
«Ежели от борзых и гончих собак желаешь развести охоту, и были б домашние выкормленные борзые лихие, а гончие мастера, то надобно знать породу тех собак, от которых желаешь развести псовую охоту – борзые лихие ль, а гончие – мастера ль в породе были, что узнав, легко можно развести от таких породных и добрых собак.
Борзых резвых и цепких узнать по статям, а именно: голова сухая, долговатая и клинчатая; щипец (рыло) длинной и тонкой; глаза большие и хорошие; ноги сухие и жиловатые, в пазанках сжатые и узковатые, не лаписты и не разноперсты, ногти бы утыкала в землю; ребра долгие, плотные, ровные и ниже локотков (локоть у собаки у передней ноги в том месте, где состав, соединяющий лопатку с берцом), и были б бочковатые; задние ноги потянулись, черные мяса (окорока) велики, толсты и крепки; правило (хвост) серповатое; и в себе бы была свободна, широкая в груди и локотках, крепкого тела, не узка и не кругла, сверху была бы широка, не переляка (на спине над ребрами ямка) и не очень долга; а кобель, что круче и короче, то красивее. Суке борзой должно быть статной, длинной и широкой; хотя которая и крутая, только бы в себе была широка, хороша и не переляка, крепка, довольных черных мяс, головы сухой, острых глаз, щипца и шем длинной, правило серповатое, не слабых ног и не лещеватых и узких ребер. И так, ежели сих вышеупомянутых статей собака будет, то верно знающий охотник скажет, что тупа она быть не может.
Ежели худые приметы в борзой собаке, то есть не по росту длинна, мясная голова и ноги, с малыми короткими выше локотков ребрами, с плохими черными мясами, и в прочем худых статей – то в такой собаке никогда пути быть не может, и редкая без статей резва бывает, но которая и удастся резва, только от ней щенков хороших получить не можно, разве сама от породных собак, то по породе могут быть статны и резвы».
Читая эти строки, становится забавным суждение Сабанеева, увидевшего в них описание хортых борзых. Также мы можем заметить, что выражения, употребляемые автором «Псового охотника», практически дословно приводили в своих трудах и авторы, чьи произведения увидели свет много позже. Так, например: «По выражению старинных охотников о чистопсовой борзой, в книге под заглавием: «Псовый Охотник», издания 1728 года, говорится так: «не узка и не кругла, была бы сверху широка» (Губин П.М. Полное руководство ко псовой охоте. – М., 1891) и т.д.
Четвертая глава «Псового охотника» представляет собой существенно отредактированный автором шестой «порядок» «Книги о содержании псовой охоты», в котором повествуется о полевых достоинствах и недостатках гончих.
Глава пятая полностью отведена автором под описание производства охот и обязанностей их участников. Например, охотники с борзыми, проехав вперед и встав по краям острова, «должны быть под гоньбою и переезд зверя делать искусно и осторожно, где случится в иных местах травить. Притом наблюдать, чтоб было место чистое, не пнистое и не каменистое; ибо в таких местах убиваются борзые многие до смерти, чего охотникам должно остерегаться, дабы сберечь собак своих. Также ежели занадобится которому охотнику переехать с одного места на другое, а пред ним стоит охотник, то переезжать позади оного, чтоб не отпугнуть от него зверя».
Рассказывается в пятой главе и о голосовых сигналах, которыми обмениваются между собой псовые охотники, и о правилах торочения затравленных зверей – зайцев, лисиц и волков. В «Регуле» и «Книге о содержании псовой охоты» об этом нет ни слова: «А как помчат, то съехать со зверева пролаза и выехать из острова, если с борзыми собаками, вон с поспешностью, и становиться на удобных местах, где зверю должен быть лаз, не близко опушки, и стоять осторожно, дожидаясь его с молчанием и прилежным смотрением, чтоб не проберечь и не отпужать, и дождавшись к себе в меру, указать собакам, свистнув; а как намерются к угонке, то закричать умеренным голосом: ух, ух, ух, эх! Милая, не упусти! И по затравлении отозваться громко сим образом: о, го, го, го, хлыст! Дошел, дошел! Для известия охотникам. Ежели заяц, один раз; а красный зверь, то есть лисица или волк, три раза».
В 6-й главе, кроме отредактированного седьмого порядка «Книги о содержании псовой охоты», автором сделано примечание о приемке лисицы из тенет и завершающее главу дополнение о распознавании следов зверей и порядке развешивания тенет.
Главы 7 – 9 полностью посвящены ветеринарии. Наконец, десятая, заключительная, глава начинается словами: «Я думаю, угодно будет желающим иметь сведения о псовой охоте, а более кто заводит у себя оную, узнать клички собакам, чтоб не иметь лишнего затруднения при выдумывании, как прокликать собаку. И так я за нужное считаю услужить сим. Притом надобно знать, чтоб собаке давать кличку, борзой по шерсти и по резвости ее, а гончей по сходственности ее голоса и мастерства в гоньбе». Для борзых приведено 429 кличек (266 для кобелей и 163 для сук), для гончих – 135 (83 для выжлецов и 52 для выжловок). Этот перечень вполне оригинален и не имеет ничего общего с «реестрами», приведенными в «Регуле» и «Книге о содержании псовой охоты».
Алексей Оболенский, иллюстрации из собрания автора, «Охотничий двор» №01/2012
