Сборник рассказов «Записки охотника» Ивана Тургенева — новая страница русской литературы

Рассказы сборника «Записки охотника» Тургенева были написаны в период с 1847 по 1851 гг. и печатались по очереди в журнале «Современник». Единым сборником «Записки охотника» вышли в 1852 году.

Исторический контекст

Середина XIX века – время назревания в российском обществе значительных перемен. И одновременно время реакции властей на эти приближающиеся перемены, судорожные попытки цензуры запретить и спрятать от людских глаз и умов любые намеки на удручающее положение вещей в России.

Крепостное право, как социальное явление, разделило российское общество того времени на два лагеря: одни считали его обыденным и естественным явлением, другие же не могли мириться с тем, что человек угнетает человека. И особенно удивительным было то, что за судьбу крепостных вступались люди состоятельные, имевшие дворянское звание, во владении которых была не одна сотня крестьян. Иван Тургенев был одним из таких людей.

Взгляды Тургенева

Иван Сергеевич родился и провел ранние годы жизни в родовом имении Спасское-Лутовино в Орловской губернии. Во владении его матери Варвары Петровны было более 5000 душ крепостных крестьян, и Иван с самого детства был тесно связан с жизнью простого народа. Он много общался с дворовыми людьми, многих из них полюбил всей душой и видел немало сложных и даже откровенно поломанных судеб среди крестьян. Кроме того, его матушка Варвара Петровна отличалась властным характером и самоуправством, и Иван Сергеевич не раз мог наблюдать, что ей просто нравилось «вершить судьбы» крестьян: наказывать и миловать, по своему хотению выдавать замуж и женить, переселять на другое место жительства, не говоря уж о насмешках и словесных издевательствах.

Все это вызывало отвращение и протест Тургенева, который выдел, что крепостные – такие люди, как и их хозяева, а зачастую даже более добрые, умные и чуткие. Писатель понимал, что не может в одночасье изменить существующее положение вещей, но и молчать не мог. Именно поэтому он писал свои произведения в надежде, что сможет достучаться до людских сердец и умов и открыть глаза на противоестественность крепостного права.

История создания сборника «Записки охотника»

Лето и начало осени 1846 года Иван Тургенев, которому тогда было 29 лет, провел в имении своей матери Спасское-Лутовиново. Он почти не брался за перо в эти дни, зато много охотился. С ранней юности Иван Сергеевич пристрастился к охоте и старался каждый год уделить любимому занятию время. В тот год его постоянным спутником на охоте был егерь Афанасий Алифанов. Тургенев объезжал большие расстояния во время охоты, часто ночевал в близлежащих деревнях и лесных сторожках, и во время этих отлучек много общался с местными жителями. Лето и осень 1846 года оказались богатыми на знакомства: в течение последующих пяти лет автор напишет 25 рассказов на основе впечатлений этого времени.

• Титульный лист первого издания. 1852

В октябре 1846 года Иван Сергеевич вернулся в Петербург и тут узнал, что журнал «Современник» возглавили его товарищи по литературному цеху Николай Некрасов и Иван Панаев. Редакция обратилась с просьбой к Тургеневу прислать новые сочинения для наполнения первого номера обновленного журнала.

Тогда и появился рассказ «Хорь и Калиныч», который был опубликован в «Современнике» в январе 1847 года. Рассказ вызвал столь большой резонанс и так полюбился читателям, что эта реакция заставила Ивана Тургенева продолжить поднятую им тему. Летом 1847 года Тургенев в компании своего друга Виссариона Белинского уехал в город Зальцбрунн, где писатель и продолжил сочинять новые рассказы будущего сборника.

Пётр Петрович Соколов. Иллюстрация 1890-х к рассказу «Пётр Петрович Каратаев».

Заголовок

Интересно, что название сборника появилось почти случайно. Когда Иван Панаев готовил первый рассказ «Хорь и Калиныч» к печати, он дал ему подзаголовок «Из записок охотника», чтобы уже в заглавии ввести читателя в курс дела и дать настрой на все произведение. В итоге, когда Тургенев написал остальные рассказы и решил объединить их в единую книгу, он остановился на названии «Записки охотника».

Собственноручный рисунок Тургенева к рассказу «Гамлет Щигровского уезда»

Цензура

Когда рассказы выходили по отдельности в течение нескольких лет в разных номерах журнала «Современник», особых препятствий со стороны Цензурного комитета они не встречали. Однако, когда в 1852 году рассказы вышли единым сборником, чиновник цензурного ведомства Владимир Львов, которые дал разрешение на его публикацию, лишился должности. А его коллеги получили строжайшее распоряжение впредь читать произведение целиком до печати, так как даже если статьи не кажутся предосудительными в разрозненном состоянии, то собранные воедино могут представать в невыгодном государю свете. Стало очевидно, что основная тема этих рассказов – не только и не столько охотничьи заметки, сколько описание тяжелой жизни крепостных крестьян и просто народа в целом.

Цикл «Записки охотника» — состав сборника

Сборник состоит из 25 рассказов. «Хорь и Калиныч», «Ермолай и Мельничиха», «Малиновая вода», «Уездный лекарь», «Мой сосед Радилов», «Однодворец Овсяников», «Льгов», «Бежин луг», «Касьян с Красивой Мечи», «Бурмистр», «Контора», «Бирюк», «Два помещика», «Лебедянь», «Татьяна Борисовна и ее племянник», «Смерть», «Певцы», «Петр Петрович Каратаев», «Свидание», «Гамлет Щигровского уезда», «Чертопханов и Недопюскин», «Конец Чертопханова», «Живые мощи», «Стучит», «Лес и степь».

«Хорь и Калиныч». Иллюстрация Елизаветы Бём. 1883

Влияние на литературу и историю

По единодушному мнению многих литературоведов «Записки охотника» Ивана Тургенева открыли новую страницу русской литературы. До выхода этих рассказов никто так откровенно, ярко и просто не описывал быт простого народа. Иван Сергеевич приоткрыл для светского общества ту сторону жизни, которую сам он знал с самого детства, но о которой как-то не принято было говорить в высшем обществе. Здесь же писатель вывел обычного земледельца, крестьянина, бедняка в главные герои. И, описывая случаи из их жизни, исподволь подводил читателя к однозначному выводу: жизнь русского народа в том виде, какая она сейчас есть – недопустимое явление, которое нужно искоренять.

Последующее развитие истории показало, что Ивану Сергеевичу удалось оказать нужное воздействие на умы соотечественников. В 1861 году в Российской империи был выпущен указ об отмене крепостного права. Император Александр II, который и подписал этот указ, просил передать Ивану Сергеевичу Тургеневу, что его «Записки охотника» сыграли большую роль при принятии решения об освобождении крестьян.

«Бурмистр». Иллюстрация Елизаветы Бём. 1883

Природа и язык

Нельзя не отметить и высокую художественную ценность рассказов и очерков Тургенева. Его произведения полны прекрасных пейзажных зарисовок русской природы. Автор через эти зарисовки показывает читателю, как сильно можно любить родную природу и людей, живущих на ней. Тургенев, близко общавшийся с крестьянами, хорошо знал их язык и многие говоры разных местностей, поэтому персонажи его рассказов имеют колоритную речь и образный народный язык.

«Записки охотника» были переведены на всей европейские языки.

Записки охотника — Тургенев И.С.

Хорь и Калиныч

Кому слу­ча­лось из Бол­хов­ского уезда пере­би­раться в Жизд­рин­ский, того, веро­ятно, пора­жала рез­кая раз­ница между поро­дой людей в Орлов­ской губер­нии и калуж­ской поро­дой. Орлов­ский мужик неве­лик ростом, суту­ло­ват, угрюм, гля­дит испод­ло­бья, живет в дрян­ных оси­но­вых избен­ках, ходит на бар­щину, тор­гов­лей не зани­ма­ется, ест плохо, носит лапти; калуж­ский оброч­ный мужик оби­тает в про­стор­ных сос­но­вых избах, высок ростом, гля­дит смело и весело, лицом чист и бел, тор­гует мас­лом и дег­тем и по празд­ни­кам ходит в сапо­гах. Орлов­ская деревня (мы гово­рим о восточ­ной части Орлов­ской губер­нии) обык­но­венно рас­по­ло­жена среди рас­па­хан­ных полей, близ оврага, кое-как пре­вра­щен­ного в гряз­ный пруд. Кроме немно­гих ракит, все­гда гото­вых к услу­гам, да двух-трех тощих берез, деревца на вер­сту кру­гом не уви­дишь; изба лепится к избе, крыши заки­даны гни­лой соло­мой… Калуж­ская деревня, напро­тив, боль­шею частью окру­жена лесом; избы стоят воль­ней и пря­мей, крыты тесом; ворота плотно запи­ра­ются, пле­тень на задворке не раз­ме­тан и не выва­лился наружу, не зовет в гости вся­кую про­хо­жую сви­нью… И для охот­ника в Калуж­ской губер­нии лучше. В Орлов­ской губер­нии послед­ние леса и пло­щадя 1 исчез­нут лет через пять, а болот и в помине нет; в Калуж­ской, напро­тив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не пере­ве­лась еще бла­го­род­ная птица тете­рев, водится доб­ро­душ­ный дупель, и хло­по­ту­нья куро­патка своим поры­ви­стым взле­том весе­лит и пугает стрелка и собаку.

В каче­стве охот­ника посе­щая Жизд­рин­ский уезд, сошелся я в поле и позна­ко­мился с одним калуж­ским мел­ким поме­щи­ком, Полу­ты­ки­ным, страст­ным охот­ни­ком и, сле­до­ва­тельно, отлич­ным чело­ве­ком. Води­лись за ним, правда, неко­то­рые сла­бо­сти: он, напри­мер, сва­тался за всех бога­тых невест в губер­нии и, полу­чив отказ от руки и от дому, с сокру­шен­ным серд­цем дове­рял свое горе всем дру­зьям и зна­ко­мым, а роди­те­лям невест про­дол­жал посы­лать в пода­рок кис­лые пер­сики и дру­гие сырые про­из­ве­де­ния сво­его сада; любил повто­рять один и тот же анек­дот, кото­рый, несмотря на ува­же­ние г‑на Полу­ты­кина к его досто­ин­ствам, реши­тельно нико­гда никого не сме­шил; хва­лил сочи­не­ния Акима Нахи­мова и повесть Пинну; заи­кался; назы­вал свою собаку Аст­ро­но­мом; вме­сто однако гово­рил одначе и завел у себя в доме фран­цуз­скую кухню, тайна кото­рой, по поня­тиям его повара, состо­яла в пол­ном изме­не­нии есте­ствен­ного вкуса каж­дого куша­нья: мясо у этого искус­ника отзы­ва­лось рыбой, рыба – гри­бами, мака­роны – поро­хом; зато ни одна мор­ковка не попа­дала в суп, не при­няв вида ромба или тра­пе­ции. Но, за исклю­че­нием этих немно­гих и незна­чи­тель­ных недо­стат­ков, г‑н Полу­ты­кин был, как уже ска­зано, отлич­ный человек.

В пер­вый же день моего зна­ком­ства с г. Полу­ты­ки­ным он при­гла­сил меня на ночь к себе.

– До меня верст пять будет, – при­ба­вил он, – пеш­ком идти далеко; зай­демте сперва к Хорю. (Чита­тель поз­во­лит мне не пере­да­вать его заиканья.)

– А кто такой Хорь?

– А мой мужик… Он отсюда близехонько.

Мы отпра­ви­лись к нему. Посреди леса, на рас­чи­щен­ной и раз­ра­бо­тан­ной поляне, воз­вы­ша­лась оди­но­кая усадьба Хоря. Она состо­яла из несколь­ких сос­но­вых сру­бов, соеди­нен­ных забо­рами; перед глав­ной избой тянулся навес, под­пер­тый тонень­кими стол­би­ками. Мы вошли. Нас встре­тил моло­дой парень, лет два­дцати, высо­кий и красивый.

– А, Федя! Дома Хорь? – спро­сил его г‑н Полутыкин.

– Нет, Хорь в город уехал, – отве­чал парень, улы­ба­ясь и пока­зы­вая ряд белых, как снег, зубов. – Тележку зало­жить прикажете?

– Да, брат, тележку. Да при­неси нам квасу.

Мы вошли в избу. Ни одна суз­даль­ская кар­тина не залеп­ляла чистых бре­вен­ча­тых стен; в углу, перед тяже­лым обра­зом в сереб­ря­ном окладе, теп­ли­лась лам­падка; липо­вый стол недавно был выскоб­лен и вымыт; между брев­нами и по кося­кам окон не ски­та­лось рез­вых пру­са­ков, не скры­ва­лось задум­чи­вых тара­ка­нов. Моло­дой парень скоро появился с боль­шой белой круж­кой, напол­нен­ной хоро­шим ква­сом, с огром­ным лом­тем пше­нич­ного хлеба и с дюжи­ной соле­ных огур­цов в дере­вян­ной миске. Он поста­вил все эти при­пасы на стол, при­сло­нился к двери и начал с улыб­кой на нас погля­ды­вать. Не успели мы доесть нашей закуски, как уже телега засту­чала перед крыль­цом. Мы вышли. Маль­чик лет пят­на­дцати, куд­ря­вый и крас­но­ще­кий, сидел куче­ром и с тру­дом удер­жи­вал сытого пегого жеребца. Кру­гом телеги сто­яло чело­век шесть моло­дых вели­ка­нов, очень похо­жих друг на друга и на Федю. «Все дети Хоря!» – заме­тил Полу­ты­кин. «Все Хорьки, – под­хва­тил Федя, кото­рый вышел вслед за нами на крыльцо, – да еще не все: Потап в лесу, а Сидор уехал со ста­рым Хорем в город… Смотри же, Вася, – про­дол­жал он, обра­ща­ясь к кучеру, – духом сомчи: барина везешь. Только на толч­ках-то, смотри, потише: и телегу-то попор­тишь, да и бар­ское черево обес­по­ко­ишь!» Осталь­ные Хорьки усмех­ну­лись от выходки Феди. «Под­са­дить Аст­ро­нома!» – тор­же­ственно вос­клик­нул г‑н Полу­ты­кин. Федя, не без удо­воль­ствия, под­нял на воз­дух при­нуж­денно улы­бав­шу­юся собаку и поло­жил ее на дно телеги. Вася дал вожжи лошади. Мы пока­тили. «А вот это моя кон­тора, – ска­зал мне вдруг г‑н Полу­ты­кин, ука­зы­вая на неболь­шой низень­кий домик, – хотите зайти?» – «Извольте». – «Она теперь упразд­нена, – заме­тил он, сле­зая, – а все посмот­реть стоит». Кон­тора состо­яла из двух пустых ком­нат. Сто­рож, кри­вой ста­рик, при­бе­жал с задво­рья. «Здрав­ствуй, Миняич, – про­го­во­рил г‑н Полу­ты­кин, – а где же вода?» Кри­вой ста­рик исчез и тот­час вер­нулся с бутыл­кой воды и двумя ста­ка­нами. «Отве­дайте, – ска­зал мне Полу­ты­кин, – это у меня хоро­шая, клю­че­вая вода». Мы выпили по ста­кану, при­чем ста­рик нам кла­нялся в пояс. «Ну, теперь, кажется, мы можем ехать, – заме­тил мой новый при­я­тель. – В этой кон­торе я про­дал купцу Алли­лу­еву четыре деся­тины лесу за выгод­ную цену». Мы сели в телегу и через пол­часа уже въез­жали на двор гос­под­ского дома.

– Ска­жите, пожа­луй­ста, – спро­сил я Полу­ты­кина за ужи­ном, – отчего у вас Хорь живет отдельно от про­чих ваших мужиков?

– А вот отчего: он у меня мужик умный. Лет два­дцать пять тому назад изба у него сго­рела; вот и при­шел он к моему покой­ному батюшке и гово­рит: дескать, поз­вольте мне, Нико­лай Кузь­мич, посе­литься у вас в лесу на болоте. Я вам стану оброк пла­тить хоро­ший. – «Да зачем тебе селиться на болоте?» – «Да уж так; только вы, батюшка, Нико­лай Кузь­мич, ни в какую работу упо­треб­лять меня уж не извольте, а оброк поло­жите, какой сами зна­ете». – «Пять­де­сят руб­лев в год!» – «Извольте». – «Да без недо­и­мок у меня, смотри!» – «Известно, без недо­и­мок…» Вот он и посе­лился на болоте. С тех пор Хорем его и прозвали.