Припадок Текст

С этой книгой читают

Общество не прощает людям прошлого.(«Припадок»)

Когда мне прежде приходила охота понять кого-нибудь или себя, то я принимал во внимание не поступки, в которых все условно, а желания. Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты.(«Скучная история»)

Когда в человеке нет того, что выше и сильнее всех внешних влияний, то, право, достаточно для него хорошего насморка, чтобы потерять равновесие и начать видеть в каждой птице сову, в каждом звуке слышать собачий вой. И весь его пессимизм или оптимизм с его великими и малыми мыслями в это время имеют значение только симптома и больше ничего.(«Скучная история»)

Неправда, равнодушие — это паралич души, преждевременная смерть.(«Скучная история»)

Тон и манера у тебя таковы, как будто ты жертва. Это мне не нравится, друг мой. Сама ты виновата. Вспомни, ты начала с того, что рассердилась на людей и на порядки, но ничего не сделала, чтобы те и другие стали лучше. Ты не боролась со злом, а утомилась, и ты жертва не борьбы, а своего бессилия.(«Скучная история»)

Мои товарищи, терапевты, когда учат лечить, советуют «индивидуализировать каждый отдельный случай». Нужно послушаться этого совета, чтобы убедиться, что средства, рекомендуемые в учебниках за самые лучшие и вполне пригодные для шаблона, оказываются совершенно негодными в отдельных случаях. То же самое и в нравственных недугах.(«Скучная история»)

Михаил Федорович злословит. Катя слушает, и оба не замечают, в какую глубокую пропасть мало-помалу втягивает их такое, по-видимому, невинное развлечение, как осуждение ближних. Они не чувствуют, как простой разговор постепенно переходит в глумление и в издевательство и как оба они начинают пускать в ход даже клеветнические приемы.(«Скучная история»)

У меня есть ученики и слушатели, но нет помощников и наследников, и потому я люблю их и умиляюсь, но не горжусь ими. («Скучная история»)

— Я видела на своем веку много студентов и ваших молодых ученых, много актеров. Что ж? Ни разу не сподобилась встретиться не только с героем или с талантом, но даже просто с интересным человеком. Все серо, бездарно, надуто претензиями.

Все эти разговоры об измельчании производят на меня всякий раз такое впечатление, как будто я нечаянно подслушал нехороший разговор о своей дочери. Мне обидно, что обвинения огульны и строятся на таких давно избитых общих местах, таких жупелах, как измельчание, отсутствие идеалов или ссылка на прекрасное прошлое. Всякое обвинение, даже если оно высказывается в дамском обществе, должно быть формулировано с возможною определенностью, иначе оно не обвинение, а пустое злословие, недостойное порядочных людей.

[…] Если бы меня спросили, что мне не нравится в теперешних моих учениках, то я ответил бы на это не сразу и не много, но с достаточной определенностью. Недостатки их я знаю и мне поэтому нет надобности прибегать к туману общих мест. («Скучная история»)

Самое характерное в его манере говорить — это постоянно шутливый тон, какая-то помесь философии с балагурством, как у шекспировских гробокопателей. Он всегда говорит о серьезном, но никогда не говорит серьезно. Суждения его всегда резки, бранчивы, но благодаря мягкому, ровному, шутливому тону как-то так выходит, что резкость и брань не режут уха и к ним скоро привыкаешь. («Скучная история»)

Когда мне прежде приходила охота понять

«От меня пахнет Смертью!»-задумчиво сказал слесарь Петров и посмотрел в зеркало. Среди ржавых и мутных пятен медленно выплывало опухшее и давно не бритое лицо с рыжими будёновскими усами.
Показать полностью.
Усы Петров не узнал, хотя и мог бы, но. не признал. Зато он понял, что у лица нет глаз. Не было у него и носа. И рта у него тоже не было.
«Как странно-то!»-подумал Петров.-Ничего нет, а ебало есть! Круглое и гладкое, как варёное вкрутую яйцо, что я сегодня утром съел на завтрак».
Тут он даже несколько испугался, а кто же это смотрит на него из мутной глубины старого зеркала. А когда он пугался, то у него начинали мелко дрожать ноги и по спине тёк липкий и вонючий пот.
А потом он решил, что не стоит ему смотреть на это отражение. Петров отвернулся. Потом он неожиданно повернулся и быстро посмотрел в зеркало. Там уже никого не было. Ебало исчезло!
«Ну вот и здорово!-подумал Петров и решил выпить водки. Ему всегда хотелось выпить водки, когда напряжение спадало и по спине переставал течь холодный и вонючий пот. Он молча подошел к шкафу, достал из него бутылку водки и стал медленно наливать в стакан. Пока он наливал, капли водки медленно скатывались по стенке стакана, блестя и переливаясь, как капли ртути.
Петрову даже показалось, что это и не водка уже, а что-то иное, напоминающее студень или растаявшее мороженое.
Петров пристально посмотрел на дно стакана. И снова увидел будёновские усы и гладкое лицо. Но на этот раз на лице были глаза. Петров сразу узнал их. Они были плотно закрыты и напоминали собой два круглых шарика. И вдруг они открылись и пристально посмотрели на Петрова. Петров вздрогнул. Глаза были без зрачков! Обыкновенные белые шарики следили за ним. У Петрова снова задергались ноги и по спине поползла капля холодного пота.
«Господи, какие они страшные-то! Как две круглые пуговицы с женского пальто. И смотрят, поворачиваясь то влево, то вправо!»-подумал Петров.-И что им от меня надо. Вот заразы!»
Он передумал пить водку и решил выплеснуть содержимое стакана в окно. Он подбежал и сильно дёрнул за ручку рамы, чтобы окно раскрылось, но сразу ему это не удалось сделать. Рама была хорошо заклеена на зиму мучным клеем и не поддавалась Петрову. Тогда он залез на подоконник и дёрнул посильнее.
Окно широко распахнулось и Петров, не удержавшись, вывалился из окна. Тут Петров крепко зажмурил глаза, боясь ослепнуть от яркого солнечного света, что заливал дворик и сидевших на скамейке старушек.
«Как странно-то!-думал Петров.-Я вот лечу, лечу уже пять минут, наверное, а всё почему-то не упаду. А может я вообще не упаду. Так вот и буду лететь и лететь. Может даже буду Вечность лететь. Как ангел-птица или ещё кто. »
Ему стало очень приятно от этих мыслей. Воздух нежно посвистывал у него в ушах, давно нестриженые рыжие волосы красиво колыхались на ветру.
Но тут у Петрова зачесалось в носу и он чихнул. От этого чиха у него заложило в ушах. И он чихнул ещё раз.
И в этот момент Петров грузно упал на стоящее возле скамейки ведро с белой краской. Маляры, уходя на обед, оставили его, прикрыв куском фанеры. Ведро расплющилось, краска вытекла. Старушки вскочили и завизжали от ужаса.
Прямо перед ними лежало нечто, всё покрытое густой белой краской. Это была голова, белая и гладкая, с шариками плотно зажмуренных глаз. Без рта.
В воздухе терпко пахло краской, мочой и кровью.
В воздухе пахло смертью!

Когда мне прежде приходила охота понять

— То есть М.Е. Салтыков-Щедрин был убеждён в том, что:

Если общество будет понимать, что такое «внутренняя политика», то станет невозможно злоупотреблять его невежеством в области социологии, вследствие чего неизбежно качественно изменится и политика.

Но невежество в области адекватной жизненной реальности социологии характерно не только для простонародья, но и для представителей так называемой социальной «элиты». Герой повести А.П. Чехова «Скучная история» — «заслуженный профессор Николай Степанович такой-то, тайный советник и кавалер; у него так много русских и иностранных орденов, что когда ему приходится надевать их, то студенты величают его иконостасом. Знакомство у него самое аристократическое, по крайней мере за последние 25 — 30 лет в России нет и не было такого знаменитого учёного, с которым он не был бы коротко знакóм».В повести он характеризует себя как «человека, которого судьбы костного мозга интересуют больше, чем конечная цель Мироздания». Ему 62 года, и он в состоянии тяжёлой болезни оценивает, в общем-то прожитую уже, жизнь:

«Когда мне прежде приходила охота понять кого-нибудь или себя, то я принимал во внимание не поступки, в которых всё условно, а желания. Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты[6].

И теперь я экзаменую себя: чего я хочу?

Я хочу, чтобы наши жёны, дети, друзья, ученики любили в нас не имя, не фирму и не ярлык, а обыкновенных людей. Ещё что? Я хотел бы иметь помощников и наследников. Ещё что? Хотел бы проснуться лет через сто и хоть одним глазом взглянуть, что будет с наукой. Хотел бы ещё пожить лет десять…

А дальше ничего. Я думаю, долго думаю и ничего не могу ещё придумать. И сколько бы я ни думал и куда бы ни разбрасывались мои мысли, для меня ясно, что в моих желаниях нет чего-то главного, чего-то очень важного. В моём пристрастии к науке, в моём желании жить, в этом сидении на чужой кровати и в стремлении познать самого себя, во всех мыслях, чувствах и понятиях, какие я составляю обо всём, нет чего-то общего, что связывало бы всё это в одно целое. Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, театре, литературе, учениках и во всех картинках, которые рисует моё воображение, даже самый искусный аналитик не найдёт того, что называется общей идеей, или богом живого человека.

А коли нет этого, то, значит, нет и ничего» (выделено курсивом нами при цитировании).

Это — исповедь в жизненной неудовлетворённости, при всей внешне видимой социальной успешности. Причина же неудовлетворённости тоже названа в повести: судьбы костного мозга интересуют его больше, чем конечная цель Мироздания. Т.е. герой повести — придаток к своему рабочему месту и социальному статусу. В отличие от мужика, о котором писал М.Е. Салтыков-Щедрин, герой повести А.П. Чехова — «учёный раб»[7], и его тоска о том, что он не состоялся в качестве человека, одной из причин имеет его же невежество в области социологии и ограничения своих интересов узким профессионализмом, что по сути и убивает его в возрасте, когда говорить об исчерпании биологического ресурса организма, — рановато.

Далее А.П. Чехов продолжает:

«При такой бедности[8]достаточно было серьёзного недуга, страха смерти, влияния обстоятельств и людей, чтобы всё то, что я прежде считал своим мировоззрением и в чём видел смысл и радость своей жизни, перевернулось вверх днами, разлетелось в клочья. Ничего же поэтому нет удивительного, что последние месяцы своей жизни я омрачил мыслями и чувствами, достойными раба и варвара, что теперь я равнодушен и не замечаю рассвета. Когда в человеке нет того, что выше и сильнее всех внешних влияний, то, право, достаточно для него хорошего насморка, чтобы потерять равновесие и начать видеть в каждой птице сову, в каждом звуке слышать собачий вой. И весь его пессимизм или оптимизм с его великими и малыми мыслями в это время имеют значение только симптома и больше ничего.

Я побеждён. Если так, то нечего же продолжать ещё думать, нечего разговаривать. Буду сидеть и молча ждать, что будет» (выделено нами курсивом при цитировании).

Это — и приговор, и признание в том, что он — заложник обстоятельств, происхождения которых не понимает; и в том, что он не состоятелен как человек: достоинство человека — шире, нежели профессиональная состоятельность, хотя, безусловно, понятие «быть человеком» — включает в себя и быть общественно полезным, что невозможно без состоятельности в общественно полезной профессии.

Современники полагали, что А.П. Чехов выразил через профессора свои мысли. Если видеть в А.П. Чехове выразителя нравов и образа мыслей российской либерально-гуманистической интеллигенции конца XIX— начала ХХ веков, то в этом фрагменте выразилось всё, что привело к социальной катастрофе 1917 г., уничтожению и изгнанию прежнего образованного класса из России в ходе гражданской войны.

Социальная катастрофа 1985 — 1991 гг. также имела одной из своих причин невежество в области социологии как подавляющего большинства населения СССР, так и политиков без разделения их на консерваторов и реформаторов[9].

Т.е. господство невежества в области адекватной жизни социологии не только влечёт за собой неудовлетворённость жизнью множества людей, ставших заложниками обстоятельств, что является источником происхождения подавляющего большинства болезней[10], но и создаёт потенциал катастроф, которыми становится чревато будущее этого общества.

Можно найти признания в социологическом невежестве, высказанные и политиками, чью состоятельность в таковом качестве в большинстве своём не оспаривают ни обыватели, ни историки, ни аналитики. Вот два примера:

· Президент США в 1945 — 1953 гг. Гарри Трумэн (1884 — 1972): «Дайте мне одностороннего экономиста! Все мои экономисты говорят: “С одной стороны… с другой стороны…”» (цитата с сайта газеты «Известия», сентябрь 2003 г.; см. так же:http://www.wtr.ru/aphorism/new56.htm). Т.е. консультанты от экономической науки (а она одна из отраслей социологии) были не в состоянии дать удовлетворительные в смысле их управленческой состоятельности однозначно понимаемые ответы на вопросы, которые перед ними ставил президент США, а сам он не мог обличить их скудоумие и невежество.

· В.С. Черномырдин (1938 — 2010) в бытность премьер-министром России: «Хотели как лучше, а получилось как всегда»[11].По своему существу это — признание в несостоятельности всей искренне благонамеренной части политической «элиты» страны: если бы политический курс вырабатывался и проводился в жизнь на основе адекватной жизни социологии, то получалось бы даже лучше, чем хотели, и так было бы почти всегда, за редкими исключениями.

1.2. Предметная область социологии и её отрасли

Предметная область социологии включает в себя все стороны жизни общества как системы, образованной множеством людей в преемственности поколений, а также — аспекты жизни каждого человека, которые характерны для всех людей, составляющих общество в целом либо входящих в состав социальных групп, выделяемых в этом обществе. Индивидуально-своеобразное — то, что отличает одну личность от других и выделяет её из того или иного множества людей, — представляет интерес для социологии, если это индивидуально-своеобразное смогло (или способно) оказать судьбоносное воздействие на жизнь общества, которого не могут оказать все остальные. Наряду с этим социология должна включать в свою предметную область проблематику взаимодействия общества и людей с объемлющими жизнь общества природными системами и процессами.

Это правильный подход, поскольку реальная нравственность определяет характер обработки информации в психике личности и характер участия личности в жизни общества, её совместимость и взаимодействие с другими людьми, обладающими вполне определёнными личностными качествами. Об этом речь пойдёт в последующих главах.

В стихотворении А.А. Блока «Возмездие» есть строки: «Кто меч скуёт? — Не знавший страха. / А я беспомощен и слаб, / Как все, как вы, — лишь умный раб, / Из глины созданный и праха, — / И мир — он страшен для меня». — Эта самооценка более глубока, нежели признания героя «Скучной истории» А.П. Чехова. И если в психике личности есть место страху, то в ней нет места Любви — со всеми вытекающими из этого факта последствиями (см. Часть 4 настоящего курса).

Бедность в том значении, что индивид беден осознанием смысла жизни как своей собственной, так и общества и человечества в целом.

Хотя мы не являемся приверженцами «мраксизма», в этой связи процитируем Ф. Энгельса — одного из основоположников официальной государственной идеологии СССР. В статье «Внешняя политика русского царизма» (Часть I) он мимоходом выразил одну из социокультурных закономерностей бытия человеческого общества:

«Это превращение в свою противоположность, это достижение в конечном счёте такого пункта, который полярно противоположен исходному, составляет естественно неизбежную судьбу всех исторических движений, участники которых имеют смутное представление о причинах и условиях их существования и поэтому ставят перед собой (в цитируемом тексте «перед ними»: — наше замечание при цитировании) чисто иллюзорные цели. «Ирония истории» неумолимо вносит здесь свои поправки» (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. — Изд. 2. Т. 22, с. 21. Или см.: http://scepsis.net/library/id_757.html).

Иначе говоря, «и рад бы в рай, да грехи не пускают…».

По мнению западной медицины до 80 % известных ей болезней носят психосоматический характер: т.е. сначала возникает неудовлетворённость жизнью, вследствие чего психика либо прямо генерирует болезнь, изменяя физиологию организма; либо снижает активность иммунной системы, что открывает дорогу проникновению инфекций в организм извне. Кроме того неудовлетворённость жизнью, если она угнетает индивида психически, повышает риск бытового и производственного травматизма (в который при ошибках операторов техники могут быть вовлечены и окружающие), толкает людей на путь наркомании и является главной причиной самоубийств.

И это высказывание вызывает встречный вопрос: а действительно ли хотели? — Ведь себя и свои семьи властьимущие не обидели: они и члены их семей по уровню потребления многократно превосходили на протяжении всех лет хрущёвско-брежневской эпохи, перестройки и реформ постсоветских времён уровень потребления подавляющего большинства населения страны. Это обстоятельство даёт основание в соответствии с принципом «практика — критерий истины» полагать, что «как лучше для народа» — они не хотели, а только декларировали, но в действительности хотели «как лучше для себя», вследствие чего и получилось «как всегда» (прежде всего — для народа) .