Как становятся охотником
Как становятся охотником
В настоящее время большинство охотников, независимо от финансового и социального положения, рассматривают охоту лишь как дополнительное подспорье к семейному бюджету в виде халявного куска мяса к столу. Забывая о том, что охота в первую очередь представляет духовное общение человека с природой, а уже потом меткий выстрел. Откуда же берутся в рядах охотников такие люди?
Основной причиной варварского отношения к представителям животного мира со стороны некоторых охотников является прием в члены обществ охотников «посторонних» людей, далеких от охоты, которые не имеют представления о видах охотничьих животных и птиц, у которых утки делятся на два вида: кряква, а все, что мельче – это чирки, все многочисленные виды куликов это бекасы, а на весенней охоте они становятся вальдшнепами на тяге, правила охоты этим людям либо незнакомы, либо просто ими игнорируются они считают, что стрельба с автомобиля – это нормальное явление. Хотя как гласят правила охоты, «на территории Российской Федерации запрещается применение автотранспортных средств для преследования и добычи любых видов животных, а также стрельба со всех видов автомототранспортных средств, за исключением стрельбы с плавающих средств с выключенным мотором». Все это связано с тем, что для вступления в общество охотников необходимы лишь характеристика, две рекомендации от знакомых охотников и оплата членских взносов – так появляются новоиспеченные охотники. Общества охотников при приеме новых членов руководствуются, прежде всего, финансовой стороной: деньги на заработную плату работникам общества во главе с председателем и какая-то их часть на биотехнические мероприятия в виде кормушки на видном месте для проверяющих органов,при этом никакой заботы о чистоте рядов общества.
Как ведется прием в районные общества охотников, могу сказать из своего личного примера. Мой прадед и дед были охотниками, отец-охотник с детства брал меня с собой на охоту поначалу просто рядом ходить, следы рассматривать и изучать, а потом и стрелять стали давать, т.е., что такое охота, я знал не понаслышке. И вот по достижении совершеннолетнего возраста я стал вступать в районное общество охотников и рыболовов. Собрав все необходимые документы, перечитав в очередной раз книгу «Охотничий минимум» (второе дополненное издание 1969 г.), пришел на прием к председателю районного общества, подал все документы и приготовился тянуть билеты и отвечать на вопросы.
Председатель в это время внимательно прочитав рекомендации, подписанные моим отцом и его другом, отложил их в сторону вместе с непрочитанной характеристикой. Внимательно посмотрел на меня:
– Охотничий минимум знаешь?
– Знаю.
– Молодец, завтра зайдешь за билетом.
Даже стало немного обидно, как школьнику, который готовился к уроку, а его не спросили. Мной были выучены практически наизусть: «Календарь природы» Л.Сабанеева, «Биология лесных птиц и зверей» под редакцией Г.А. Новикова, прочитаны все журналы «Юный натуралист» и «Охота и охотничье хозяйство» с 70-х по 90-е годы и много других изданий. А тут даже не поинтересовались, знаю ли я, что-либо и вообще достоин ли стать членом общества охотников, три листа исписанной бумаги плюс взнос и все – так я стал официальным членом Балаковского районного общества охотников и рыболовов. Но у меня хотя бы уже был опыт охоты с отцом и его товарищами, я знал правила охоты, а также то, что настоящий охотник не станет расстреливать нелетающих хлопунцов на открытие осенней охоты, что не стреляют зайчат-листопадничков и другие нормы и правила охотничьей этики.
Своего сына Владислава я беру с собой на рыбалку и охоту, также как и мне в свое время рассказывал отец, объясняю ему где чей след, что за птица пролетела, на какую дистанцию стрелять, так как в ранние годы, как правило, все поддаются первобытным инстинктам – охоте и рыбалке, просто их надо направить в нормальное цивилизованное русло. Вот так и вырастают охотниками, а не как многие: купил билет, ружье и давай палить во все, что движется.
Так что большая часть вины за нерадивых членов обществ охотников лежит на правлениях обществ. Конечно, кто-то безалаберно ведет себя на охоте ввиду своей тупости, кто-то – наглости, а кто-то просто по незнанию. Поэтому я считаю, что в обществах охотников при приеме новых членов необходимо проводить кратковременные курсы хотя бы в течение нескольких часов для получения необходимых знаний для занятия охотничьим спортом, что позволит хоть немного сократить неразумное отношение к животному миру.
Как я стал охотником
В моей семье охотников не было. Отец мой, Ярцев Петр Борисович, родился в многодетной семье отставного фельдфебеля Бориса Федоровича Ярцева на Рязанщине в 1915 году. Воевал еще на Халхинголе, был тяжело ранен, имел награды. В годы ВОВ трудился на 8-м авиационном заводе. К охоте не имел ни малейшего отношения.
Мама — Мария Ивановна, 1917 года рождения, происходила из поволжских староверов. Семья была крепкая: мой дед Иван Евсеевич Гордеев был колесником, в помощниках имел троих сыновей.
Мама была младшей. С детства работала и дома, и в поле под присмотром моей бабушки Марфы Федоровны. После отказа деда вступить в колхоз, семью раскулачили, лишив всего хозяйства и дома.
Дедов брат, дядя «Ехрем» (так называла его мама), был охотником и самым бедным в селе. Из «скотины» имел выжловку по кличке Будилка. Служил писарем в сельсовете. Он и приютил родственников.
Похоже, охотничьи гены дяди Ехрема перешли мне по наследству.
Двух годов от роду я, деревенский парень, подружился с ровесником и тезкой Сашей Гаряиновым, жившим у бабушки по соседству.
Его отец, Станислав Александрович, был легендарным человеком: военный летчик, принимавший участие в разгроме «Квантунской» армии в Японии; профессор-«микроэлектронщик», один из создателей славы города Зеленограда.
Много лет держал курцхааров-сук. Помню его Марту, Пальму, Весту, Чайку. Этот замечательный человек много своего личного времени посвящал нам, деревенским мальчишкам. Мы водили его сук на рингах московских выставок тех далеких лет, возились со щенками, участвовали в натаске молодых легашей, в поймах рек Клязьмы и Учи.
На десятилетие сыну Станислав Александрович подарил одноствольное ружье ИЖ-18 32-го калибра.
Стреляли мы из него по очереди: собака на стойке — посыл, выстрел, промах — ружье переходит следующему «юноху».
Сидя в школе, за партой, рисуя прекрасные линии двустволок и одностволок, сердце замирало от сознания того, что никто, кроме меня, во всем классе, не знает слов: «цевье», «антабка», «бокфлинт».
Эти первые охоты я помню и сейчас. Калининская область, речка Бережа, глухая деревня, крыши крыты щепой. Бедность. В сенях корзины с ягодой и грибами. Дочке хозяйки в этом году идти в школу, но купить принадлежности, портфель и форму не на что. Станислав Александрович дает нам, пятиклашкам, деньги, и мы собираем для девочки все необходимое — посылку.
В школьном сочинении на тему «Как я провел лето» я писал о вечернем тумане, ночевке в стогу, звездах, заглядывающих сквозь сено, недосоленную похлебку из сбитого вальдшнепа. В 1969 году, тринадцати лет от роду, я вступил в секцию юных охотников «Мытищинского межрайонного общества охотников и рыболовов».
Джин Фрикс
| Джин Фрикс | |
|---|---|
 | |
| Имя на японском | ジン=フリークス |
| Ромадзи | Ging Furikusu |
| Первое появление | |
| Манга | Глава 01 (на фото) |
Глава 66 (флэшбэк) Глава 318 (лично)
Эпизод 47 (флэшбэк)
Эпизод 37 (флэшбэк) Эпизод 136 (лично)
Янтарный (в аниме)
Бывший Зодиак (Свинья)
мать Гона (жена, мертва)
Абе (бабушка)
Мито (свояченица в аниме, кузина в манге)
Отец Гона Фрикса, отсутствие которого является причиной того, что Гон хочет стать охотником. О Джине Фриксе почти ничего не известно, кроме того, что он является Охотником с 3 звездами. Все другие сведения о нем засекречены даже в базе данных Охотников. Президент Нетеро сказал Биски ,что Джин является одним из пяти лучших нэн пользователей в мире. Он также является главным создателем игры Остров Жадности. По одному ему известным причинам, он хочет, чтобы Гон встретился с ним в одиночку, утверждая, что это бестактно и бесхарактерно, приводить с собой кого-либо еще.
По приблизительным подсчетам Джину чуть больше 32 лет, потому что он стал Охотником в возрасте 12 лет,а затем женился на матери Гона в возрасте 20 лет. Когда Гону было 2 года, Джин отдал его Мито Фрикс (двоюродная сестра Джина) и попросил заботиться о нем. Джин утверждает, что не хочет видеться с Гоном, потому что ему слишком стыдно за то, что он отсутствовал в жизни Гона.
Способности
Джин может копировать способности.Будучи единожды атакованным какой-то способностью,он может сымитировать её.Джин утверждал,что видимо это его врождённый талант в Главе 347.
Как я стал охотником. Д. Овсянкин.
Наша деревушка состояла из десяти дворов. Находилась она в полутора верстах от мельницы графа Строганова на реке Очере, в Острожской волости, Оханского уезда.
Мой отец был старшим из четверых братьев. Он отделился от семьи, когда мне еще не было семи лет. Дяди продолжали жить вместе большой семьей. В праздничное время все они любили походить с ружьишком или порыбачить. Дед нередко ворчал: «Рыбка да рябки, потеряй деньки». Когда же приходили домой с добычей, старик молчал.
На полях вокруг деревни было много мелких колков, в которых водились зайцы, тетерева, куропатки. Дяди таскали меня с собой выгонять из кустов зайцев. Так, бывало, умаюсь за день, что сонного на плечах принесут домой.
Три класса сельской школы я кончил десяти лет. Один из дядей, мой крестный отец, нашел где-то обломок ружейного ствола, в кузнице приделал казенник, смастерил ложу, приладил замок с курком от бросового ружья и подарил мне в день рождения это ружьецо. Невозможно описать мою радость от такого подарка; скажу только, что я прыгал от восторга до полуночи, и уснул с ним в обнимку. Отец пороху и дроби не давал. Дядя же мне ружье и заряжал. Сначала я стрелял воробьев, а потом убил ворону, что считалось уже достижением, так как вороны у нас были очень осторожные. Все порывался идти на охоту, но отец строго запретил; опасался, что застрелю себя. Крестный брал меня «на поруки» и водил с собой. Воскресенья ждал я, как великого праздника. В ночь на воскресенье уходил ночевать к дядям, чтобы утром идти на охоту.
Курок я поднимал обеими руками сам, но если выстрелить не приходилось, то спустить его шел к дяде, а ходить с поднятым курком не полагалось. Скоро изобрел способ, чтобы устранить этот недостаток: клал на пистон рукавицу и нажимал спусковой крючок; выстрела не получалось. Позднее стал брать с собой кусок войлока и обходился без посторонней помощи. В конце дня дядя всегда давал мне зайца или куропатку, и я шел домой с трофеем. Отец, правда, не верил, что я убил сам, но мой покровитель его как-то сумел убедить. Мой охотничий авторитет рос.
Однажды зимой мы пошли на лыжах обходить в поле овсяные клади в поисках куропаток. Кладей было много. Дядя ходил в одном конце поля, а я в другом. Подхожу к кладям, а там стайка куропаток. Птицы сбежались в кучу, вытянули головки и смотрят на меня. Помню, как затрепетало сердце, задрожали руки, выстрелил, почти не целясь. Стайка шумно вспорхнула и улетела, а четыре птицы остались на месте. Схватил их и помчался домой. Отбежав с полверсты, спохватился: ружье-то оставил там, у кладей.
В тот день чувствовал себя героем. Даже скупой на похвалу отец назвал меня молодцом. Шутка ли сказать, ведь две пары куропаток стоили рубль! С того дня мне разрешалось ходить одному.
К четырнадцати годам я научился стрелять хорошо. Убивал на бегу зайцев. Беда была только в том, что из-за короткого ствола дальше пяти саженей не било. Длинное же и тяжелое отцовское ружье мне брать не разрешали. 
По первому снегу в ноябре пошли мы с дядями за зайцами. Стояла прекрасная погода. Нежный снежок покрывал мерзлую землю двухвершковым слоем. Кусты казались укутанными ватой. Холодное солнце только что выплыло из-за горы. На западе, в синеве неба, неподвижно висело белое облачко, как обрывок тончайшей ткани. Над полем кружились два коршуна; временами они застывали в воздухе, не двигая крыльями. С ночлега, из ближнего леса, беспорядочной стаей летели к деревне вороны, нарушая тишину карканьем.
Мы шли по косогору, изрезанному мелкими оврагами и усеянному вересковыми кустами. Из оврага выскочил матерый русак и вытянулся столбиком на задних лапках шагах в десяти от меня. Пока дяди бросали цигарки и прицеливались, заяц свалился от моего выстрела.
— Вот, сопляк! — выругался младший дядя, взглянув на меня с завистью. Пока я заряжал ружье и связывал шнурком ноги русака, дяди ушли далеко. Мне оставалось только идти домой, но, услыхав за горой какой-то непонятный шум и выстрелы, я решил подняться на гору и узнать, кто стреляет. На вершине горы я остановился возле куста и осмотрелся. На соседнюю возвышенность, в полверсте от меня, выехал мужик на лошади, запряженной в розвальни. К нему подошли три охотника и бросили в сани убитых зайцев. Из колка вышли восемь человек мужиков и подростков. Тут мне стало понятно, что охотятся облавой. «Эх, думаю, перебьют всех наших зайцев».
Лощина между мной и неизвестными людьми заросла сплошными кустами. Гонщики начали расходиться цепью и охватывать лощину с той стороны, а охотники пошли в обход с моей. Скоро они появились под горой, где стоял я, и заняли места шагах в трехстах от меня, выстрела на два-один от другого.
Облавы мне видеть не приходилось, а тут было все перед глазами, как на ладони. Надеялся еще, что на меня выбежит заяц, которого не убьют охотники. Гонщики подняли шум трещотками и колоколами. Из кустов со стрекотом вылетели две сороки. На крайнего стрелка сразу выбежали два русака. Одного он убил, а по другому промазал. Перепуганный заяц пробежал мимо шагах в тридцати. Я подержал его на мушке, но не выстрелил, зная, что бесполезно. Над головой среднего охотника пролетела стайка куропаток. Он ударил дуплетом, и три птицы упали к его ногам. Когда охотник рылся в патронташе и перезаряжал ружье, в десятке саженей от него стрелой пронеслась черно-бурая лисица, и прямо ко мне. У меня дрогнули колени, задрожали руки, бешено заколотилось сердце. А зверь уже в пятнадцати шагах, летит, как будто не касаясь земли. Я, должно быть, задел стволом сук куста, лисица повернула в сторону шагах в десяти. Помню, как около прыгающей мушки мелькнул пушистый мех, но так стучало сердце, что выстрела своего я не слышал. Забрасывая передние ноги, лисица поползла. Я подбежал к ней, она оскалила зубы и тоненько, по-собачьему залаяла. Из-под горы бежали ко мне два охотника, один из них кричал: — Эй, углам, не трогай, это в нашей облаве!
Внутри у меня все бушевало: азарт, радость и страх, что сейчас отберут дорогую добычу. Размахнувшись, ударил лисицу по голове ружьем, приклад отлетел в сторону. Схватив полуживого зверя, бросился бежать. Почувствовал острую боль в руке.
На шнурке через плечо тяжелый русак, в одной руке ствол ружья, в другой под мышкой трепещется лисица. Оглядываясь назад, споткнулся и упал. Охотники меня догнали. Усатый выхватил у меня лисицу и придавил ей шею валенком. Я заревел и замахнулся на него стволиной. Другой схватил меня за шиворот и зарычал:
— Что делаешь, щенок, сгною в тюрьме!
Я вырвался и ударил его стволом. Он увернулся, удар пришелся по ружьям. Отлетел один курок. Еще успел его ударить и бросился на другого отбирать добычу.
Я уже не помнил себя. Не знаю, чем бы кончилось дело, если бы не подбежал третий охотник с мужиками. Они отобрали у меня обломок ружья.
Из кисти левой руки текла кровь. Оказывается, лисица меня укусила. Я продолжал реветь и кричал, что буду жаловаться. Здесь же находилось двое подростков из соседней деревни, с которыми я учился в школе; они явно сочувствовали мне.
Подъехал мужик. Мою лисицу положили в сани. Кровь из руки шла все больше. Третий охотник достал из кармана бинт и перевязал мне руку. В нем я узнал врача Оханской больницы Зубаткина. Усатый протянул мне трехрублевую бумажку, я порвал ее и бросил ему в лицо.
Сопровождаемые моей бранью, охотники пошли. Вернув мне обломок ружья, мужик проворчал:
— На кого хочешь жаловаться! Зачем так ругаешься, дурак, тут ведь сам земский начальник и исправник!
От потрясения я стал заикаться. Этот недостаток остался у меня навсегда. Обозленный, ограбленный и окровавленный шел я домой. Рука разболелась. Увидев меня в таком виде, отец с матерью испугались. Со слезами рассказывая им о происшествии, я говорил отцу: «Эх, тятя, была бы у меня двустволка, никто бы не отобрал у меня лисицу».
— Подожди до осени, куплю тебе ее, — ответил отец.
В тот же день вечером ребята, бывшие у господ гонщиками, принесли мне отломленную ложу. Через месяц я был в городе и свою лисицу увидал на шее у жены исправника Склюева. Доктор Зубаткин, осматривая распухшую руку, не смотрел мне в глаза.
Осенью отец поехал в Пермь и действительно купил мне шомпольную двустволку. Пробовать ее я пошел на пруд повыше мельницы. Спрятался под плетнем у самой воды и жду. Кругом темень, тишина. Доносился только глухой шум от жерновов, да изредка высоко пролетали утки. Начинался перелет. На острове среди пруда сверкнул огонек, видимо, кто-то закуривал. Стало клонить ко сну. На рассвете с шумом подплыла стая домашних уток; ныряют, плещутся. Плюнул с досады, отогнал. Отплыли на полвыстрела и затеяли возню: гоняются одна за другой, крякают, за версту слышно. Пропала, думаю, охота, не полетят же дикие утки на такой базар.
Темень поредела. От воды поднимался туман. На реке, ниже мельницы, раздались выстрелы. Высоко пролетела стайка кряковых. Домашние притихли, озираются. Не заметил, как около них оказалась пара чирков. Старая утка с селезнем кинулась их отгонять. «Кто, дескать, просил вас в нашу семью». Чирочки отплыли немного в сторону, ныряют себе поочередно и никак не сплываются вместе. А мне хочется уложить обеих одним выстрелом. Утка-мать снова подплыла к чужакам и закрякала; за ней потянулась вся стая. Чирки поплыли прочь, уходя на предельный выстрел. Домашние остались позади и сгрудились в кучу. Ждать дальше я не мог: взял на мушку уплывающих чирков. Когда дым рассеялся, у меня волосы зашевелились под шапкой: чирки-то оба лежали неподвижно, но и больше половины домашних оказались перебитыми. Остальные подняли шум на весь пруд.
На несколько секунд я оцепенел и не мог двинуться с места. Меня трясло как в лихорадке. Очнувшись, перепрыгнул через плетень и помчался в сторону от пруда. С острова кричали какие-то люди, но мне было не до них. Бежал логом к своей деревне. Перебегая дорогу, наткнулся на соседа, которого все звали Ванюхой-Дикарем. Он шел на мельницу и сел покурить. Я, оказывается, ничего перед собой не видел.
Тут необходимо сказать, что это был за сосед.
Семидесятилетний бобыль-старик жил на краю деревни в убогой избенке. Изрезанное морщинами лицо походило на иссохшую на солнце овчину. Бороду заменяли три длинных волосинки. Ванюха отличался от всех тем, что не ходил в церковь и терпеть не мог попов. Существовал тем, что отдавал соседям свою землю «исполу», а когда прижимала нужда, то уходил просить милостыню за пределы своей волости. Занятие его состояло в ежедневном обходе всех десяти домов деревни и передаче новостей из дома в дом. При этом он не, брезговал и отсебятиной. Имел Ванюха острый язык, не умел льстить и не стеснялся высказать прямо каждому все, что о нем знал и думал. Заочно его ругали, но побаивались и, стараясь задобрить, всегда называли Иваном Петровичем.
На пасхальной неделе кто-то угостил Ванюху водкой. Будучи под хмельком, он не пустил попа в свою избенку, публично обозвал его долговолосым чертом, да еще вслед ему закурлыкал по-журавлиному, за что и получил прозвище «дикарь».
Вот на этого-то Ванюху я и набежал после злосчастного выстрела.
— Чего бежишь, Митька, как от бешеной собаки? — крикнул он мне.
Я тут же остановился. Горошинки холодного пота катились по лицу.
Ванюха вынул изо рта чубук, пустил клубок дыму, посмотрел на меня подслеповатыми глазами и спросил;
— Какая нечистая сила за тобой гонится?
Что-то надо было отвечать, а язык не повиновался.
— Иван Петрович, — заикаясь, взмолился я, не сказывай никому, что видел меня здесь; я тебе десять восьмушек табака куплю за это.
— Здорово, видно, ты варнак, напроказил, али убил кого, а?
Ванюха искоса посмотрел на меня. Тронул ли его мой жалкий вид, польстился ли он на обещанную махорку — не знаю, но, выпустив через нос струйки дыма, проговорил:
— Ладно, ежели купишь табак, никому сказывать не стану.
— Завтра же принесу, Иван Петрович, — обрадовано бормотнул я, и побежал без оглядки.
Далеко обогнул свою деревню. Отмахал добрых шесть верст и лег на опушке леса. От пота рубашка прилипла к телу. Лежал до того, что продрог. Встал, зарядил ружье и пошел в лес.
Выстрел и убитые утки казались мне тогда большим преступлением. Если все выяснится, то моему отцу грозил серьезный скандал. Десять пачек махорки для Ванюхи — большая находка, но в молчание его верилось плохо; очень уж слаб он был на язык в тех случаях, где дело касалось охотников.
Поздно вечером, как ни в чем не бывало, пришел я домой. Принес двух тетерок и глухаря. Семья садилась за стол. Мать разрезала пирог из мелкой рыбы. Ждали меня, пока раздевался и умывался. Тут зашел дядя, мой крестный отец. Он начал рассказывать о происшествии на мельнице, где был днем. Отец с братом до того заинтересовались рассказом, что перестали есть, а я сидел, как на каленой сковороде, усердно набивая рот пирогом. Вот о чем рассказывал дядя.
Мельниковы ребята утром бегали по берегу пруда и увидели, как кружатся над чем-то вороны. Подбежали ребятишки и обнаружили девять своих убитых уток, которых прибило к берегу; с ними два чирка. Младший мальчик побежал сказать матери, а старший взял лодку, собрал уток и повез домой. Старая утка в это время подплыла к плотине с остатками выводка. Мельничиха заревела и запричитала, как по покойнику. Сбежались помольщики. На ту беду, берегом, с верхнего пруда, подошел какой-то охотник. Разъяренная мельничиха набросилась на него и чуть не выцарапала ему глаза. Без вины виноватый охотник только пятился да лицо руками закрывал. Оказавшийся среди помольщиков Ванюха-Дикарь подзуживал мельничиху: «Так его, так Елизавета Ивановна, пусть знает наперед, как уток твоих стрелять!» Та колошматила охотника по чему попало, а он не знал куда деваться. Помольщики надрывали животы от хохота. Выручили человека от обезумевшей женщины земский начальник с исправником. Они сказали, что видели с острова, как по уткам выстрелил какой-то парнишка и убежал. Я не мог дослушать рассказа. Чтобы не выдать себя, сделал вид, что подавился костью, закашлялся и ушел на полати. Ничего не подозревавшая мать, совала мне хлебную корку:
— На, проглоти, корка продавит в горле, и кость пройдет. Зачем торопился, пирога всем хватит.
Я старательно глотал, но «кость» не проходила. Кашлял до слез.
— Кто же это мог хлопнуть уток, ведь на этом берегу нет охотников? — удивлялся дядя.
Отец с братом переглянулись. Они знали, что с вечера я собирался на пруд, но промолчали. Дядя пожал плечами, встал, заглянул на полати и спросил:
— Ты, Митяха, случайно не был утром на пруду?
— Нет, я весь день был в лесу,- ответил ему сквозь кашель.
Отец молча развязал пестерь и достал глухаря с тетерками. Дядя ушел а полном недоумении.
Рано утром я снова отправился в лес. Отшагал лишних двадцать верст, чтобы купить махорки в чужом селе, где меня никто не знал. Ночью занес ее Дикарю. Старик обрадовался, как ребенок игрушке. Такого количества табака у него никогда не бывало. Сказал спасибо и заверил, что меня не выдаст. Только тогда у меня гора с плеч свалилась.
Недели две спустя мы встретились с Ванюхой за деревней. Он рассказал, как его выспрашивал мельник. «Скажи, — говорит, — Иван, не из вашей ли деревни углан моих уток перебил?» А я ему ответил: «Что ты, Максим Евдокимович, ежели бы он тяпнул из двух стволин, так у тебя бы только один селезень на племя остался, а не семь штук. Мужики захохотали, а мельник плюнул, обругал меня дикарем и больше спрашивать не стал. «
Все описанное было полвека назад. Много воды утекло с тех пор. В ноябре прошлого года я ездил охотиться в родные края. От Перми до своего села доехал за четыре часа. Там уже не видел лаптей и прежней нищеты и забитых крестьян. Неузнаваемо изменился облик родной земли, родной деревни. На полях и гумнах — машины. Новая жизнь вошла в село, в колхозные избы. Вечерами окна залиты электрическим светом, люди ходят в кино, берут в библиотеке книги, молодежь веселится в клубе.
С хозяином квартиры, другом своего детства, мы проводили за беседами долгие ночи. Вспоминали старину, мельчайшие эпизоды из детской жизни, из своего далекого прошлого.