Хороший охотник терпеливый охотник
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 271 367
- КНИГИ 634 959
- СЕРИИ 24 030
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 597 721
Кайон избран. Приказ отдан. Охота началась.
Сверкнула молния. Внизу бушевали пожары, пожирая заводы планеты. Хальфус горел. В небесах бушевали бури, поднятые при посадке десантными кораблями.
Империя Тау пришла освободить этот мир, этот самозваный оплот марсианского жречества.
Они пришли освободить его и изгнать слепой догматизм, навязываемый далёким сердцем Империума. Выбор был прост: жить свободными в гармонии с Высшим Благом или умереть.
Люди, потерянные и ослеплённые невежеством, скованные древними и нелепыми традициями, отвергли тау’ва. Встретили выстрелами слова. Криками заглушили предложения мира. Ответили молчанием на призывы к диалогу.
Жречество Марса, как называли себя гуэ’ла, встретило тау’ва насилием, выкрикивая молитвы. Посланников тау казнили, даже не дав им сказать ни слова. Вместо ответа Империя получила назад лишь изуродованные тела. Были предъявлены обвинения в разжигании мятежа, и тау, чей разум уже был устремлён к этой цели, к этой планете, ответили на них с тяжёлым сердцем. Индустриальный мир будет приведён к покорности Империи Тау, его кузницы будут перестроены, а люди освобождены в соответствие с тау’ва.
Но Шас’врэ Фал’шиа Бас’рех Валэль думал не об этом. В его голове всё ещё звенели слова. Приказы, отданные самим шас’о без изысков и предисловий. Простые приказы.
— Охоться, — сказал ему командир. — Покажи гуэ’ла, чего стоит отвергнуть Высшее Благо.
Врэ’валэль кивнул, признавая свою роль и место в великой борьбе. Отданные им приказы были так же просты.
И теперь он шёл через развалины города людей. При виде шас’врэ команды воинов огня уважительно склоняли головы, а в глазах их сверкало что-то близкое к благоговению. Он не обращал внимания.
Шас’врэ прошёл мимо команды «Залпов», что притаились за осыпающимися кирпичными стенами здания гуэ’ла. Они прекратили стрелять из рельсовых винтовок и в знак уважения опустили орудия.
Им, своим собратьям, Врэ’валэль сказал тихие слова ободрения.
А затем он ушёл, скрылся в густом сумраке неосвещаемых городских улиц.
Таласка Йонс вглядывалась в тёмную халфусийскую ночь из недр «Несокрушимого железа», но не видела ничего сквозь дым, пламя и пепел. Даже сеносоры — ауспики «Леман Русса» мало что могли разобрать, хотя работали на пределе. Они проехали под огромной аркой в форме половины шестерни — священного для механикус символа. Она быстро сложила на груди знамение шестерёнки.
Если бы Таласка Йонс была полностью человеком, то могла бы выругаться, но она стала иной более двадцати лет назад. Механикус — да восславятся они! — удалили части её мозга и тела и заменили надёжными машинами. Поэтому Таласка Йонс лишь прошептала молитву Омниссии и благословенному духу «Несокрушимого железа».
Булькающий голос командира танка, Энри Харнольда, донёсся до неё на машинном канте. Он был подчёркнут указателями вежливости, но суть была выразительной и суровой.
— Почтенный сэр, я не вижу ничего, — ответила Таласка Йонс, дополнив сообщение решимостью и дисциплиной.
Харнольд удовлетворённо кивнул. Это был странно человеческий жест для того, кто потерял почти шестьдесят процентов плоти.
— Хорошо, — прошептал командир танка. Они были далеко в тылу, вдали от ксеносов, но осторожность никогда не бывает лишней.
Танк двинулся дальше.
Через две минуты он погиб. Первые потери. Первые жертвы.
Таласка Йонс, командир Харнольд — никто так и не понял, что их убило. Никто не увидел. Никто не услышал.
Только что они были живы, а в следующее мгновение остались лишь дымящиеся обломки.
В четырёхстах метрах справа по параллельной улице двигался Дельта-88В. Адепт Гурольф Прайс использовал сенсоры танка, пытаясь проникнуть сквозь окутавший его туман войны, загрязнений и производства. Атмосфера Хальфуса никогда не отличалась особой чистотой и стала только хуже после того, как прибыли ксеносы, а взбунтовавшиеся рабочие подожгли половину благословенных заводов.
Они как раз ехали мимо двух таких заводов — огромных и внушительных созданных по одному шаблону кирпичных зданий, на стенах которых догорали молитвенные знамёна. Ветер раздувал пламя.
Адепт Прайс выругался. Он воспользовался грубым языком, обрывками кода, мерзкими по самой сути. Это выдавало в адепте глубокое чувство тревоги, глубокое чувство эмоций и недостатка благословенной логики.
Он получил от командующего танка предупреждение, смягченное, однако, выражающими понимание символами. «Эмоциональные реакции не подобает служителям машины».
Адепт Прайс прошептал извинения и продолжил сканировать маршрут. На экране прыгали и дрожали линии показателей, складывающиеся в здания или прячущихся в переулках диких рабочих.
Прайс смотрел на экраны аугментическими глазами, которые кликали и жужжали, пока остатки его мозга сканировали рудиментарный манифольд в поисках возможных ответов. Из-за помех система работала неправильно, сигнал то появлялся, то исчезал.
А затем по манифольду пронеслось нечто. Нечто маленькое, похоже на чашу и невозможно быстрое. Его глаза не увидели данного объекта. Прайс закрепил его ярлыком и передал пакет данных командующему для просмотра.
— Что за…? — начал командир.
Но он так и не закончил вопроса.
А Прайс так и не ответил.
Плазма пронзила «Леман Русс» и разнесла Дельту–88В на части. Прайса, командующего и экипаж распылило.
«Теорема» отставала. Какая — то вздорная часть духа машины, недовольная тем, что её так скоро пробудили после рождения, отказывалась идти на полной скорости.
Реггис Кверат, офицер-ноосферик «Теоремы», пытался объяснить проблему командующем офицеру в «Гибельном клинке» батальона, Альфе-01А. Он моргнул, когда в акустических приёмниках раздались помехи.
— 88В исчез, — прошипел Трейор Гант, сенсорий «Теоремы».
— Объясни, — потребовал ответа командующий Лювер Вьятт.
— Он просто исчез, сэр, — ответил Гант, ошеломлённый недостатком знания. По танку прошла дрожь. Недостаток знания одновременно тревожил и пугал.
Кверат попытался отрешиться от разговора, отбросить непрошеные чувства. Он сфокусировался на назначенной ему благословенной задаче и вернулся к обсуждению с офицером Альфы-01А. В его ушах вновь зашипели помехи, но теперь Кверат мог поклясться, что слышал сквозь них что-то, что-то… иное.
Он как раз собирался предупредить командира и попросить разъяснений, когда танк получил два попадания по траверсу.
«Теорема» перестала существовать.
Врэ’валэль улыбнулся. Не насмешливо, не из высокомерия и даже не радуясь победе. Это было ниже достоинства того, кто посвятил себя тау’ва, ниже его достоинства. Такое поведение более подобало гуэ’ла.
Впереди кружили дроны, ища, докладывая. Но на самом деле это было лишним. Гуэ’ла не пытались скрыться.
Двое уже пали от его руки. Были уничтожены во имя Высшего Блага, повержены за его неприятие и рабскую покорность доктрине нетерпимости.
Их машины или «танки», как они назывались на скверном языке гуэ’ла, были грубыми творениями высокомерия и силы, мало отличающимися от наспех сколоченных махин бе’гел. Дребезжащие механизмы с резкими линиями и мрачной окраской, подобающей замыслам их творцов, так непохожие на чистые плавные машины касты огня, сверкающие цветами Фал’шиа и Империи Тау.
Вокруг разбегались гуэ’ла или падали на колени при виде его и его костюма. По каналу связи разносились пронзительные крики, характерные для охотящихся круутов, в то время как воины в костюмах — невидимках сдержанно и профессионально уведомляли его о ходе идущей битвы. Молчание других было заметным и совершенно правильным.
Терпеливый российский охотник: мои предложения
Что и говорить, терпелив российский охотник! Чем больше его зажимают разными законами, чем дороже и недоступнее для него становится великое его увлечение – охота, тем больше в «РОГ» появляется публикаций о романтике охоты, особенно о действительно чудесной поре зарождающейся весны и непередаваемо увлекательной охоте на вальдшнепа!
Что ж, моему слабому перу не дано добавить к тем восторгам, что выплескивают на страницы газеты засидевшиеся за зиму в душных городах поклонники не столько добычи, а больше радости прикосновения к великому таинству охоты!
У меня же несколько иное желание, а именно – поделиться своими воспоминаниями об этой поре с надеждой, что и они будут кому-то интересны, как мне интересны многие воспоминания из публикаций в нашей газете.
Начинал я охоту с друзьями детства в начале шестидесятых годов в дружном коллективе охотников Уральского филиала АН в Свердловске, и первые три весны мы провели на утиной охоте в великолепном и прекрасно содержавшемся охотхозяйстве Мамынкуль в Курганской области.
А где-то в середине шестидесятых весеннюю охоту прикрыли лет на пятнадцать. Так мне с самого начала и не пришлось бы полюбоваться на лесного кулика на тяге, если бы не стремление нашей компании проводить праздничные майские дни на природе вместе с детьми, базируясь в вместительной покосной избе на речушке Черная, а это примерно в 17 км прямо на юг от остановки электрички «Платформа 1999 км», и все лесом и старыми вырубами.
Восстанавливая свои силы черемшей, в некоторые весны порой утопая выше колен в снегу, мы развлекались наравне со своими малолетними отпрысками прицельной стрельбой из рогаток. Что и говорить, эти два-три дня пролетали как миг, и в цивилизацию мы все возвращались полные сил и ожиданий новых подобных походов!
А там, в лесу, вечерами над избой и над соседними зарастающими порубками вовсю тянули вальдшнепы. До 25 пролетов за вечер! Надо сказать, что были мы весьма законопослушными охотниками, нам, дуракам, аборигены первоначально не верили: ходят шесть-семь здоровых лбов с мешками и без мяса. Так не бывает! Было. А вот на вальдшнепа весной, в запрещенное время я все же решил поохотиться с. рогаткой!
В следующий раз с особым тщанием сделал рогатку, запасся стальными шариками от подшипников и в первый же вечер ушел на увал на старую зарастающую вырубку. Тяга была прекрасной, но перед ней я еще и рябца подманил, но только полюбовался на него и пожелал себе осенней с ним встречи!
А как только потянули вальдшнепы, началось боевое испытание оружия. Хорошо и невысоко летали кулички, безотказно работала рогатка! И смею вас заверить, до чего же увлекательна такая охота! Видишь летящую птицу и выпущенный из рогатки шарик. Чаще всего, конечно, они расходятся на значительное расстояние.
Но все же несколько раз встреча должна была произойти, и вот тут самое интересное: вальдшнеп элегантно огибал летящий на него снаряд и продолжал свой путь точно по тому же маршруту! Уж это ли не мечта каждого охотника-романтика: и побывать на весенней охоте, и пострелять, а вернуться можно и без добычи! Никакого урона фауне!
Не нужно соблюдать кем-то придуманные сроки охоты! Ни шума, ни пламени выстрела в темнеющем притихшем лесу! А сколько творческого простора в подготовке к такой охоте! Как говорится, присоединяйтесь!
Конечно, позже, уже в Пензенской области я для себя открыл и эту охоту, но всегда предпочту удачному выстрелу по почти неподвижному весеннему вальдшнепу промах в летящую по немыслимой кривой птице, поднятой мной же с земли в осеннем лесу! Здесь мы с ней более чем на равных, что я всегда ценил в любительской охоте.
Еще мне хотелось бы высказать свое мнение по поводу того, огрубляет ли человека охота? Мне кажется, что это дело индивидуальное. Но каждый вступающий на охотничью тропу должен быть морально готов к детскому душераздирающему крику раненого зайца-беляка; к большим темным выразительным, смотрящим прямо в твою душу глазам умирающего от твоего выстрела лося; к слезам малолетнего сына, гладящего тобой принесенного рябчика со словами: «Ты такой маленький, а тебя уже убили!»
Уметь успокоить раненую утку, добрать из последних сил защищающую свою жизнь куницу, да и очень сильная птица глухарь без собаки требует к себе особого подхода.
Я все же надеюсь, что прежнее хорошее правило принимать в охотники только после сдачи охотминимума будет восстановлено, а к этому следовало бы добавить обязательную демонстрацию кандидату видеофильма о том, что кроме удовольствия может ждать будущего охотника в поле.
И демонстрация должна производиться для него одного, без компании, чтобы он мог подумать, готов ли свои убеждения и привычки принести в жертву этой страсти. При этом должно быть особенно подчеркнуто, что многое из увиденного не сможет случиться, если рядом с ним будет его верный друг – собака!
В этих майских походах с семьями мне пришлось впервые повстречаться с медведем. Сначала мы увидели его следы при переходе через речку Пузаниха, совсем недалеко от платформы. Они были хорошо видны на берегу в иле.
Сначала посмеялись: «Кто это тут прошел босиком?» Но пригляделись к особо длинным «ногтям», и нам уже было не до смеха. Не то, чтобы больно испугались, но все же. Потом продолжали ходить в те места, еще не раз встречали следы мишки. И вот один раз я утром один с кинокамерой ушел снимать тетеревиный ток.
Немного в этот раз их было, но дело сделал. Возвращался уже при солнышке. Прекрасная погода, зарастающая осинником вырубка. По узкой сырой дорожке вышел на чистое, освещенное солнцем место, положил камеру на пенек, сижу, греюсь. Слышу – по дорожке моим следом кто-то идет. Это меня весьма озадачило.
В том месте до ближайшего жилья более 15 км, и в такую раннюю пору некому там появиться! Тем не менее, сижу. Метрах в 25 от меня спокойно выходит медведь. Небольшой, кг 200–250. У меня кроме кинокамеры и игрушечного охотничьего ножа ничего нет для обороны! Беру камеру в руки, встаю, начинаю снимать.
Медведь сразу же меня замечает и тоже встает на задние лапы и начинает переминаться с ноги на ногу, видимо, в раздумье. Это противостояние длилось, как мне тогда показалось, с полминуты, а на самом деле около десяти секунд: съемка все же удалась.
Надо думать, как тщательно я обрабатывал пленку, ведь мне мои товарищи не очень-то и поверили. А что медведь? Покачался, покачался, да и слинял в осинник. Видимо, мой вид да еще со стрекочущей камерой не очень ему понравился.
Надо добавить к этому, что где-то за год до этого случая, также весной, недалеко от того места медведь задрал человека, случайно оказавшегося рядом с его добычей. Но об этом я как-то и не успел подумать.
То прекрасное место нашей стоянки было просто раем для вырвавшихся из города наших пацанов и их матерей! А ведь если бы была открыта в те годы весенняя охота, не было бы ничего этого для них. Упороли бы мы уже с ружьями куда-нибудь подальше, а домой возвратились, весьма довольные собой и с трофеями для близких. И вот вопрос: было бы это лучше?
Интересен и познавательный результат тех выходов на природу, и не только в приближении к ней. Еще зимой на охоте мы около реки Черная нашли остатки разбившегося истребителя. От нашей избы это около двух км. И вот весной с ребятишками мы его внимательно обследовали.
Ничего особенного не нашли, только немного изогнутый ствол от крупнокалиберного пулемета, совершенно не тронутый ржавчиной и с надписью на английском. И мы решили, что это один из тех американских самолетов, что перегоняли на фронт с Чукотки.
Этот ствол должен до сих пор лежать в музее боевой славы в одной из школ Екатеринбурга, если музей не ликвидировали за ненадобностью!
Эту избу, ставшую впоследствии, по мнению охотничьего начальства из Ревды, пристанищем для браконьеров, сожгли в начале 80-х. Но недалеко от нее мы знали еще две избы меньших размеров, и одна до сих пор жива и принадлежит охотнику из В.Серег.
Но как стал тесен мир: моему товарищу, позвонившему ему домой, сказали, что он на охоте и назвали номер его мобильника. Удобно, современно, а вот хорошо ли. У человека остается все меньше возможности остаться наедине с самим собой, а это порой так необходимо!
А теперь предложение. Есть ли резон в вежливой просьбе одного из авторов «РОГ» владельцам охотничьих автоматов закладывать в их магазины не более двух патронов? Да, есть. Стремительно скудеют российские охотугодья. И конечно, не только от количества патронов в магазинах охотничьих ружей!
Но следует признать, что подобный призыв ничего не сможет изменить. С таким же успехом можно призывать владельцев снегоходов заливать в их баки не более пяти литров бензина, если они собираются использовать их на охоте!
А вот справедливо уравнять шансы разновооруженных охотников хотя бы в плане все возрастающих трат на приобретение разрешения на охоту при желании, как мне кажется, можно. Скажем, можно размер стоимости путевки на охоту увязать с тем, с каким ружьем (или карабином) охотник будет охотиться.
Естественно, минимальная плата будет для охотников, владеющих однозарядными ружьями, а далее размер платы должен идти по возрастающей, возможно, в геометрической прогрессии, в зависимости от количества выстрелов, которые может произвести охотник без перезаряжания ружья. А для зверовых охот должно учитываться и наличие охотников с нарезным оружием в бригаде.
Предложение спорное, почти невозможное, но при желании вполне осуществимое и для большинства простых охотников могущее служить большим подспорьем в желании оставаться законопослушными гражданами, хоть как-то поддержанными властью в нелегкое для них время.