Большая рыба Эрнеста Хемингуэя
«Теперь мне плевать, что я ее упустил,— сказал Дэвид. — И плевать мне, что я не поставил рекорда. А ведь думал, что мне хочется его поставить. Очень хорошо, что она цела и я цел. Мы с ней не враги.»
Эрнест Хемингуэй любил зеленые холмы Африки — сочный фон его лучших рассказов. Страстно любил Париж — праздник, который был всегда с ним. Но больше всего на свете любил море. А домом, где он провел, пожалуй, самые счастливые дни, был его дом на флоридском островке Ки-Уэст, стоящий на улице, которая вела к маяку.
На море не было ни семейных неурядиц, ни финансовых затруднений, ни хлопот с издателями, а был только Хемингуэй — мужественный боец, испытывающий себя в единоборстве с хищной рыбой, и погруженный в думы писатель.
Хемингуэй почувствовал влечение к воде еще мальчишкой. Он рос в Оук-Нарке — уютном пригороде Чикаго, и лето обычно проводил на озерах Верхне-Мичиганского полуострова. В 19 лет стал военным — водителем санитарной машины. Был ранен. Вернулся домой, чтобы стать репортером «Канзас-Сити Стар» и снова отправиться за границу в качестве иностранного корреспондента. Пришли знаменитые парижские годы, большой успех. К тридцатым годам Хемингуэй был готов вернуться домой. В это время идол его мальчишеских лет — автор вестернов Зейн Грэй увлекся рыбной ловлей у Флоридского Рифа и стал описывать в ярких красках картины борьбы с тарпаном или марлином. Хемингуэй был потрясен имя, и в 1928 г. заказал билет во Флориду.
Прошло сколько-то лет — и сам Грэй пригласил его для совместной работы над документальным фильмом о спортивном рыболовстве. И Хемингуэй позволил себе некоторое удовольствие отклонить это предложение (потом он рассказывал, что Грэй завидовал ему как рыбаку и просто хотел использовать его славу).
Однажды субботним утром он с Джоном Дос Пассосом, его женой, Майком Стрейтером — президентом Тунцового клуба и двумя своими почитателями ушел к острову Бимини. Ловля на дорожку при свежем зюйде была удачливой. У всех почти сразу что-нибудь да попалось. Когда Эрнест, который в этот день слишком рано начал заправляться джином, подтягивал свою акулу к борту, стреляя ей в голову из кольта, багор неожиданно сломался и он. прострелил себе обе ноги. И все же можно сказать, что море спасало его от многих береговых опасностей и диких нелепостей, которые досаждали ему всю жизнь. Неукротимое буйство Хемингуэя было покорено. Чистая красота мужественного спорта одолела его природную бесшабашность задиры и бретера. Рыболовный спорт стал увлечением, значившим для него больше, чем бокс или даже охота. Как самое чистое и стойкое он изображал вдохновение от боевого спора между человеком и рыбой.
В 1939 г., закончив сборник рассказов «Смерть после полудня», Хемингуэй зафрахтовал 32-футовый рыболовный катер Джоя Рассела, владельца бара «Мокрый Джой» (этот бармен послужил, говорят, прообразом Генри Моргана — героя романа «Иметь и не иметь»). Экспедиция Хемингуэя продолжалась два месяца. Он вернулся, слагая гимны рыбам, побежденным в честных поединках.
Примерно в это же время начал выходить журнал «Эсквайр». Его редактор дал Хемингуэю 3000 в счет будущих статей. С этими деньгами Хемингуэй отправился на верфь «Уиллер» и вложил их в постройку 38-футового «полуглиссирующего» катера. Кроме «Крайслера» мощностью 76 л. с. на борту ныне прославленного «Пилара» был установлен и вспомогательный 40-сильный «Лайкоминг», используемый при ловле на дорожку к в качестве аварийного. Под одним двигателем катер развивал скорость 10 уз, при одновременной работе обоих — добрых 15 уз. Через носовой кокпит открывался вход в носовую двухместную каютку. Главная же каюта была необычной — располагалась на двух палубах. Специально по указанию Хемингуэя фальшборт на транце срезали по высоте, а на кромке его закрепили 6-футовой длины ролик, чтобы легче было втаскивать на палубу крупную рыбу. Судно было оборудовано собранной из труб башней с верхним мостиком, с парусиновым навесом. Полная стоимость судна составила 7500 долларов.
Катер, конечно же, был назван испанским именем «Пилар», которое особенно дорого Эрнесту: так он называл свою вторую жену, а позже дал имя Пилар одной из героинь романа «По ком звонит колокол».
Первый поход Хемингуэй совершил к тому же острову Бимини. За месяц он выловил несколько впечатляющих марлинов а также акулу весом 357 кг.
Без преувеличения можно сказать, что Эриест Хемингуэй совершил революцию в технике морского спортивного рыболовства. Джон Рибович, известный строитель рыболовных катеров, говорил, что до Хемингуэя большинство любителей ходили вокруг рыбы и нежно уговаривали ее пойматься. Это было в стиле спокойного послеобеденного отдыха на воде. Хлопоты возникали лишь во время изматывания гигантского тунца и медленного подтягивания его, а тем временем акулы «значительно уменьшали добычу». Это было не для Папы! Хемингуэй был большой, сильный мужчина — настоящее пособие для изучения мускулатуры, — рассказывает Джон. — И вот Хемингуэй отточил свои приемы поиска и захвата так, что стал вылавливать тунца за 40 минут.
При сегодняшних быстроходных катерах можно вымотать рыбу, обгоняя ее и отсекая, когда она пытается уйти от судна. В те времена катера были слишком тихоходны для такого загона, зато шкиперу требовалось проявить настоящее судоводительское искусство. Главное преимущество метода Хемингуэя было в том, что он не оставлял акулам достаточно времени для атаки. В 1936 г. он стал первым спортсменом-рыболовом, который доставил в Бимини неповрежденного тунца.
Карлос Бэйкер рассказывает о Хемингуэе-моряке: «Туристы любили глазеть на него, когда он стоял, широко расставив босые ноги, за штурвалом своего крейсера, с зеленым противосолнечным козырьком над глазами, в драной рубахе, в брюках, испачканных смазкой и рыбьей кровью».
Это было радостное и продуктивное для писателя время! Он продолжал побеждать больших рыб за рекордное время. Да и оставаясь на берегу, продолжал жить морем. Вставал рано, писал до обеда, потом брел к «Мокрому Джою» — пить с постоянными клиентами, замышлять рыболовные экспедиции, рассказывать рыбацкие побасенки.
Однажды Хемингуэй услышал жестокую историю о старом кубинском рыбаке. Тот был подобран в море — полупомешанный, рыдающий от своей потери: огромный марлин был начисто обглодан акулами. Хемингуэй, страстно мечтавший написать книгу о море, уложил эту историю в 23 тысячи слов, не имеющих равных в американской литературе.
Последнее опубликованное произведение — «Острова в океане». И добрая треть романа — опять од-на из прекрасных охотничьих историй. Это снова море, снова борьба с большой, сильной и гордой рыбой!
Хемингуэй рассказы про рыбалку
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 271 351
- КНИГИ 634 933
- СЕРИИ 24 020
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 597 585
Поезд исчез за поворотом, за холмом, покрытым обгорелым лесом. Ник сел на свой парусиновый мешок с припасами и постелью, которые ему выбросили из багажного вагона. Города не было, ничего не было, кроме рельсов и обгорелой земли. От тринадцати салунов на единственной улице Сенея не осталось и следа. Торчал из земли голый фундамент «Гранд-отеля». Камень от огня потрескался и раскрошился. Вот и все, что осталось от города Сенея. Даже верхний слой земли обратился в пепел.
Ник оглядел обгорелый склон, по которому раньше были разбросаны дома, затем пошел вдоль путей к мосту через реку. Река была на месте. Она бурлила вокруг деревянных свай. Ник посмотрел вниз, в прозрачную воду, темную от коричневой гальки, устилавшей дно, и увидел форелей, которые, подрагивая плавниками, неподвижно висели в потоке. Пока он смотрел, они вдруг изменили положение, быстро вильнув под углом, и снова застыли в несущейся воде. Ник долго смотрел на них.
Он смотрел, как они держатся против течения, множество форелей в глубокой, быстро бегущей воде, слегка искаженных, если смотреть на них сверху, сквозь стеклянную выпуклую поверхность бочага, в котором вода вздувалась от напора на сваи моста. Самые крупные форели держались на дне. Сперва Ник их не заметил. Потом он вдруг увидел их на дне бочага, – крупных форелей, старавшихся удержаться против течения на песчаном дне в клубах песка и гравия, взметенных потоком.
Ник смотрел в бочаг с моста. День был жаркий. Над рекой вверх по течению пролетел зимородок. Давно уже Нику не случалось смотреть в речку и видеть форелей. Эти были очень хороши. Когда тень зимородка скользнула по воде, вслед за ней метнулась большая форель, ее тень вычертила угол; потом тень исчезла, когда рыба выплеснулась из воды и сверкнула на солнце; а когда она опять погрузилась, ее тень, казалось, повлекло течением вниз, до прежнего места под мостом, где форель вдруг напряглась и снова повисла в воде, головой против течения.
Когда форель шевельнулась, сердце у Ника замерло. Прежнее ощущение ожило в нем.
Он повернулся и взглянул вниз по течению. Река уходила вдаль, выстланная по дну галькой, с отмелями, валунами и глубокой заводью в том месте, где река огибала высокий мыс.
Ник пошел обратно по шпалам, туда, где на золе около рельсов лежал его мешок. Ник был счастлив. Он расправил ремни, туго их затянул, взвалил мешок на спину, продел руки в боковые петли и постарался ослабить тяжесть на плечах, налегая лбом на широкий головной ремень. Все-таки мешок был очень тяжел. Слишком тяжел. В руках Ник держал кожаный чехол с удочками, и, наклоняясь вперед, чтобы переместить тяжесть повыше на плечи, он пошел по дороге вдоль полотна, оставляя позади, под жарким солнцем, городское пожарище, потом свернул в сторону между двух высоких обгорелых холмов и выбрался на дорогу, которая вела прочь от полотна. Он шел по дороге, чувствуя боль в спине от тяжелого мешка. Дорога все время шла в гору. Подниматься в гору было трудно. Все мускулы у Ника болели, и было жарко, но Ник был счастлив. Он чувствовал, что все осталось позади, не нужно думать, не нужно писать, ничего не нужно. Все осталось позади.
За это время – с той минуты, как он сошел с поезда и ему выбросили мешок из багажного вагона, – Ник увидел, что многое изменилось. Сеней сгорел, и склоны кругом обгорели и стали совсем другими, но это ничего. Все не могло же сгореть. Ник был в этом уверен. Он брел по дороге, весь в поту под жарким солнцем, поднимаясь в гору, чтобы пересечь цепь холмов, отделявшую полотно железной дороги от лесистой равнины.
Дорога шла то вверх, то вниз, но в общем все поднималась. Ник шел все дальше в гору. Наконец дорога, некоторое время тянувшаяся вдоль обгорелого склона, вывела его на вершину холма. Ник прислонился к пню и сбросил плечевые ремни. Прямо перед ним, сколько он мог охватить взглядом, раскинулась равнина. Следы пожара кончались слева, у подножья холмов. Среди равнины были разбросаны островки темного соснового леса. Вдали, налево, виднелась река. Ник проследил ее взглядом и уловил блеск воды на солнце.
Равнина раскинулась до самого горизонта, где далекие голубые холмы отмечали границу возвышенности Верхнего озера. Далекие и неясные, они были едва видны сквозь дрожащий от зноя воздух над залитой солнцем равниной. Если пристально глядеть на них, они пропадали. Но если взглядывать на них вскользь, они были там, далекие холмы Верхнего озера.
Ник сел на землю, прислонился к обгорелому пню и закурил. Мешок лежал на пне, с ремнями наготове, на нем еще оставалась вмятина от спины Ника. Ник сидел, курил и глядел по сторонам. Ему незачем было доставать карту. По положению реки он и так мог сказать, где находится.
Пока Ник курил, вытянув ноги, он заметил, что с земли на его шерстяной носок взобрался кузнечик. Кузнечик был черный. Когда Ник шел по дороге в гору, у него из-под ног все время выскакивали кузнечики. Все они были черные. Это были не те крупные кузнечики, у которых, когда они взлетают, под черными надкрыльями с треском раскрываются желтые с черным или красные с черным крылышки. Это были самые обыкновенные кузнечики, но только черные, как сажа. Ник обратил на них внимание, еще когда шел по дороге, но тогда он над этим не задумался. Теперь, глядя, как черный кузнечик пощипывает ворс на его носке, он сообразил, что они стали черными, оттого что жили на обугленной земле. Пожар, должно быть, случился в прошлом году, но кузнечики и сейчас были черные. Любопытно бы знать, сколько еще времени они останутся черными?
Он осторожно протянул руку и поймал кузнечика за крылья Ник перевернул его – кузнечик при этом все время перебирал лапками в воздухе – и стал рассматривать его кольчатое брюшко. Да, и брюшко тоже было черное, переливчатое, а голова и спина тусклые.
– Ну, ступай, кузнечик, – сказал Ник; в первый раз он заговорил громко. – Лети себе.
Он подбросил кузнечика в воздух и проводил его взглядом, когда тот полетел через дорогу к обугленному пню.
Ник поднялся на ноги. Он прислонился спиной к своему мешку, лежащему на пне, и продел руки в ременные петли. Он стоял на вершине холма с мешком на спине и глядел через равнину вдаль, на реку, потом свернул с дороги и стал спускаться прямиком по склону холма. По обгорелой земле было легко идти. Шагах в двухстах от склона следы пожара прекращались. Дальше начинался высокий, выше щиколотки, мягкий дрок и сосны небольшими островками; волнистая равнина с песчаной почвой, с частыми подъемами и спусками, зеленая и полная жизни.
Ник ориентировался по солнцу. Он знал на реке хорошее местечко, и теперь, чтобы выйти туда, пересекал равнину, поднимаясь на невысокие склоны, за которыми открывались новые склоны, а иногда с возвышения вдруг обнаруживался справа или слева большой остров густого соснового леса. Он нарвал похожего на вереск дрока и подсунул себе под ремни. Ремни растирали дрок, и Ник на ходу все время чувствовал его запах.
Он устал, и было очень жарко идти по неровной, лишенной тени равнине. Он знал, что в любое время может выйти к реке, стоит только свернуть налево. До реки, наверное, не больше мили. Но он продолжал идти на север, чтобы к вечеру выйти к реке как можно выше по течению.
Уже давно Ник видел перед собой большой остров соснового леса, выступавший над волнистой равниной. Ник спустился в лощинку, а затем, выйдя на гребень, повернул и пошел к лесу.
В лесу не было кустарника. Стволы поднимались одни прямо вверх, другие немного наклонно, но все были прямые и темные, и внизу веток на них не было. Ветки начинались высоко вверху. Местами они переплетались, отбрасывая наземь густую тень. По краю леса шла полоса голой земли. Земля была темная и мягкая под ногами. Ее покрывал ковер из сосновых игл, выдвинувшийся здесь за пределы леса. Деревья выросли, и ветки передвинулись выше, и те места, на которые раньше падала от них тень, теперь оказались открытыми. На небольшом расстоянии от деревьев эта лесная почва сразу кончалась, и дальше шли заросли дрока.
Эрнест Хемингуэй «На Биг-Ривер I»
На Биг-Ривер I
Big Two-Hearted River I
Рассказ, 1925 год
Язык написания: английский
Перевод на русский: О. Холмская (На Биг-Ривер, На Биг-Ривер I, На Биг-Ривер, I) , 1968 — 12 изд.
- Жанры/поджанры: Реализм
- Общие характеристики: Психологическое | Антивоенное | Философское
- Место действия: Наш мир (Земля)( Америка( Северная ) )
- Время действия: 20 век
- Линейность сюжета: Линейный с экскурсами
- Возраст читателя: Любой
Около сгоревшего города Синея, между высоко вытянувшихся сосен несет свои воды Биг-ривер, и Ник приехал сюда, в эту тишину, лесное спокойствие и речное журчание на рыбалку, за стремительными форелями.
— антологию «Рассказы», 1943 г.
Издания на иностранных языках:
DeadPool, 16 мая 2011 г.
Рассказ о войне,в котором война не упоминается.
Ник Адамс с заплечным мешком сходит с поезда на станции городка,сгоревшего в пожаре и отправляется на рыбалку.Разбивает лагерь,делает всякие бытовые мелочи,размышляет о своей жизни.Казалось бы где тут война?Но она сквозит в этом рассказе.Везде:в воспоминаниях героя,в природе,которая приходит в себя после пожара,в надежде Ника на светлое будущее.
В отличии от многих рассказов Хемингуэя,этот рассказ получился каким-то светлым и тёплым,лишённым того драматизма с надрывом,свойственного этому автору.
А вот плюс это или минус каждый я думаю решит для себя.
artem-sailer, 3 ноября 2020 г.
Отличный рассказ про рыбалку. Главный герой сходит с поезда в какой-то дикой американской глухомани, идёт куда глаза глядят, рад тому, что не нужно думать о той, другой жизни, стремительно катящейся по оставленным им рельсам.
Он разбивает палатку, варит кофе, готовит нехитрый ужин из консервов — такое вот простое счастье. Впереди ещё несколько дней, форель ждёт его в быстром течении реки, но сегодня уже поздно, он заслужил отдых, полноценный сон в лесной тиши.
sergej210477, 31 июля 2016 г.
Это самый лучший рассказ про рыбалку, из всех, которые я прочитал. Не считая, конечно, «Старик и море», но это совсем другое. А «На Биг-Ривер II» — продолжение, вообще шедевр. В двух таких коротких рассказах так мастерски показать внутренний мир героя — это работа Мастера. Ты полностью сживаешься с Ником Адамсом, чувствуешь как он, смотришь на мир его глазами. Психологически сложный рассказ, из жанра «потерянного поколения», Ремарка и Хемингуэя. Герою пришлось нелегко в жизни, и он смывает всю грязь войны общением с природой, рыбалкой. Ник научился ценить в жизни вот такие моменты, потому что он знает, что их очень немного. И он счастлив просто от того, что идёт с рюкзаком по выгоревшему от пожара лугу, а впереди несколько дней рыбалки.
Как многим из нас не хватает этого умения! Получать удовольствие от таких простых вещей, быть счастливым, несмотря ни на что, и ценить каждый момент жизни. Ведь она такая короткая!