Социальная структура охотников-собирателей основана не только на родстве, но и на дружбе

Елена Наймарк

Международная группа ученых-этнографов обобщила данные по социальной структуре современных охотников-собирателей. Как выяснилось, группы людей, ведущих этот примитивный образ жизни, включают не только супругов и их близких и дальних родственников, но и несвязанных родственными узами соплеменников. Процент родичей в такой группе составляет около 25%. Это означает невысокую степень генетического родства в группе. Маловероятно, что в группах с низкой степенью родства родственный отбор был основной движущей силой становления социальности и кооперативного поведения, как это предполагалось ранее. Скорее всего, первостепенное значение в эволюции человеческого коллективизма имело установление множественных внутри- и межгрупповых связей, что способствовало поддержанию и накоплению технологических и культурных навыков.

Гуаяки (Guayaki) — народ, обитающий в тропиках Южной Америки на территории современного Парагвая. Их активное этнографическое изучение началось в середине 20-х годов. Тогда они представлялись исследователям моделью нетронутой цивилизацией дикой жизни. В 60-е и 70-е годы было собрано много сведений о жизни этого народа, и теперь, когда почти все гуаяки живут в резервациях, можно эти данные как следует обдумать и проанализировать. История весьма печальная, хотя и типичная для современного «цивилизованного» общества.

В 1996 году была выпущена книга «Гуаяки: экология и демография собирателей» (Ache life history: The Ecology and Demography of Foraging People), где были суммированы все сведения, полученные за полвека исследований. Авторы этого труда — Ким Хилл и Магдалена Уртадо (Kim R. Hill, A. Magdalena Hurtado) из Аризонского университета — обратились теперь к более глобальным обобщениям, связанным с эволюцией человеческой социальности. Их новая статья, опубликованная в соавторстве с антропологами из университетов США, Англии и Эфиопии, призвана оценить роль родственного отбора в формировании кооперативного поведения человека.

Наиболее важным моментом этого исследования авторы считают переход от теоретизирования к количественным оценкам родственного отбора в человеческих обществах. Их расчеты базировались в основном на материале двух групп — гуаяков (самая проработанная и надежная выборка) и бушменов жуцъоанси (ju|’hoansi). Дополнительно были привлечены обширные данные по переписям охотников-собирателей со всего мира. Всего проанализировано 32 племенных группы, разделенных на 323 сообщества, в которых живут (или жили на момент переписи) около 5 тысяч человек.

В случае охотников-собирателей сообществом (residential band) формально считается группа людей, которые ночуют в непосредственной близости друг от друга. Такие сообщества непостоянны: члены сообществ всё время переходят из одной группы в другую. Это очень гибкая социальная структура. Средний размер сообщества в большинстве племенных групп составляет от 10–15 до 30–40 человек.

Как возникла и развивалась кооперативность в группах людей? Этот вопрос подразумевает, что мы четко понимаем, чем человеческое общество отличается от коллективов других высших приматов. То есть какие конкретно результаты были достигнуты в ходе эволюции человеческих социумов?

Во-первых, человеческие социальные группы сложно устроены, разделены на подгруппы, каждая из которых может быть включена в несколько альтернативных объединений. У приматов социальные группы простые, без сложноподчиненных группировок. Во-вторых, многие человеческие сообщества построены на основе связей моногамных пар, тогда как у других приматов моногамия весьма редка (или, как у гиббонов, группы состоят только из одной супружеской четы и их потомства). В-третьих, в человеческом обществе создание новых брачных связей не подразумевает разрыва с родительской группой или сообществом: и девушки, и юноши, обретшие новый дом, сохраняют связи с родственниками.

У приматов, напротив, достигшие половой зрелости самцы и самки, отправляясь на поиски новой семьи, навсегда покидают родную группу. Братья и сестры расселяются в разные семьи и перестают встречаться. И если в больших семьях приматов, состоящих из многих самцов и самок, всё же сохраняются связи с родичами матери, то с родичами отца связей не бывает практически никогда (в частности, потому, что индивиды обычно просто не знают, кто их отец). В человеческих сообществах поддерживаются связи и со стороны матери, и со стороны отца, а также характерны связи с дальними родственниками, двоюродными и троюродными, свояками и свояченицами (женами и мужьями братьев-сестер и их родичами).

Считается, что усложнение структуры общества было тесно связано с эволюционным развитием мозга. Рост мозга привела к увеличению объема памяти, так что индивид получил возможность распознавать и удерживать в памяти характеристики примерно 150 человек. Это так называемое «число Данбара» (Dunbar’s number). Для современных человекообразных обезьян это число вдвое меньше. Кроме того, важным фактором преобразования социальной структуры было появление моногамных семей (см.: Семейные отношения — ключ к пониманию эволюции человека). Моногамия сделала возможным установление кооперативных отношений между взрослыми самцами, в том числе неродственниками. У крупных обезьян отношения между самцами резко конкурентные, что не способствует «мужской дружбе». В семьях шимпанзе хотя взрослые самцы (деды, отцы, внуки) и сосуществуют в пределах одной семьи, но это территориальный вид, так что самцы-резиденты свирепо атакуют чужаков. Эти два фактора — увеличение мозга и моногамия — создали необходимые предпосылки для развития навыков сложного кооперативного поведения.

Предполагается, что основным механизмом становления кооперативного поведения при наличии необходимых биологических предпосылок был родственный отбор. Поддержка родственников должна способствовать выживанию генов, способствующих взаимовыручке и благоденствию всей семьи. Поэтому то, что шло на благо семьи — уход за детьми, своими и родственными, совместная добыча пищи для всех, защита от внешних врагов и внутренних предателей, — поддерживалось отбором. Необходимым и достаточным условием действенности родственного отбора является наличие в группе преимущественно родственников. Классическим примером работы родственного отбора служат семьи общественных перепончатокрылых насекомых. У них, как правило, семья состоит только из близких родственников — сестер и матери. Но какова была родственная структура древних человеческих обществ?

Конечно, этого никто не знает. Новейшие данные палеогенетики позволяют допустить, что неандертальцы жили в патрилокальных группах: самцы-родственники вместе с пришлыми самками и их общими детьми. По древним Homo sapiens таких данных пока нет. Но можно в качестве модели использовать общества современных охотников-собирателей, исходя из предположения, что их коллективы устроены более или менее примитивно, то есть близко к тому, как это было у ранних охотников-собирателей.

Анализ обширного массива данных показал, что у современных охотников-собирателей, несмотря на разнообразие брачных и семейных обычаев, поддерживаются связи и по материнской, и по отцовской линии. Процент братьев, живущих в одном сообществе, несколько выше, чем процент сестер. Это указывает на склонность к патрилокальности: по сравнению с мужчинами женщины чаще сменяют место жительства, переходят из одного сообщества в другое.

Также для всех сообществ характерны связи между дальними родственниками, в том числе и свояками и свояченицами, другими родичами со стороны супругов. Иными словами, с теми, с кем нет никаких общих генов.

В среднем около 7% сообщества представляют близкие родственники, а вместе с дальними родственниками этот процент увеличивается лишь до 25%. Еще 25% составляют близкие и дальние родичи со стороны супруга. Оставшиеся 50% приходятся на очень дальних родичей и не связанных никакими родственными узами людей.

Средний коэффициент генетического родства (величина r в формуле Гамильтона, см. Kin selection) в группе гуаяков (по которым статистических данных собрано больше всего) составляет всего лишь 0,054; у жуцъоанси, по-видимому, ситуация примерно такая же. Представители этих племен сообщали, что и раньше, во времена их дедов, сообщества состояли в основном из «друзей» (понятие «друг» у них довольно сложное и не совсем соответствует нашему), а не родственников.

Столь низкий коэффициент родства показывает, что родственный отбор в подобных сообществах не может играть первостепенную роль. Скорее следует принимать в расчет, как указывают авторы исследования, культурную эволюцию. Ее эффективность определяется способностью к обучению, развитым в совершенстве подражанием учителям (кем бы они ни были), поддержанием связей между сообществами. Последнее особенно важно, так как в маленьких группах культурные и технологические достижения могут быть с легкостью утеряны просто в силу случайных (вероятностных) причин. Так, северные гуаяки, изолированные в XIX веке от основных территорий, утеряли навыки разведения огня. И когда в середине XX века этнографы встретились с этими племенами, то с удивлением узнали, что огня у них нет. Хотя в племени от дедов и прадедов сохранились рассказы о том, что это дело человеку под силу, что предки умели добывать огонь, и даже сохранились воспоминания об отдельных элементах этой процедуры.

Между тем южные гуаяки не забыли, как разводить огонь. Подобные технологические и культурные навыки легко поддерживаются и восстанавливаются, если в обществе, состоящем из множества групп, существует и приветствуется постоянная связь между близкими и дальними родственниками, друзьями.

Культурные связи между коллективами способствуют быстрому распространению навыков и инноваций. Поэтому становление сообществ, в которых приветствуются разнообразные связи по отцовской и материнской линиям, поддерживаются дружеские связи, должно было сильно ускорить технологический и культурный прогресс человеческих обществ. Технологический прогресс, в свою очередь, способствовал выживанию сообществ с развитыми социальными связями. В особенности важно было искоренить конкуренцию самцов, заменив ее на мужскую солидарность (родственную и дружескую): мало того что в такой группе лучше была поставлена защита от врагов и коллективная охота — снижение мужской конкуренции способствовало также свободному обмену технологиями.

Источники:
1) Kim R. Hill, Robert S. Walker, Miran Boћičević, James Eder, Thomas Headland, Barry Hewlett, A. Magdalena Hurtado, Frank Marlowe, Polly Wiessner, Brian Wood. Co-Residence Patterns in Hunter-Gatherer Societies Show Unique Human Social Structure // Science. 11 March 2011. V. 331. P. 1286–1289.
2) Bernard Chapais. The Deep Social Structure of Humankind // Science. 11 March 2011. V. 331. P. 1276–1277.

Разноликое племя охотников

При практическом ведении охотничьего хозяйства возникает масса вопросов: на разведение каких видов животных надо делать упор, какие охоты будут наиболее интересны для охотников и востребованы ими, какова должна быть степень подготовки и организации охот егерями, какие охотбазы следует строить, какие дополнительные услуги желательны для посетителей.

При поиске ответов на эти вопросы основное значение имеет знание того, а для какого контингента охотников все это делается? Ведь охотник охотнику рознь. Поговорка «На охоте все равны» верна лишь отчасти и более подходит для членов одного приехавшего на охоту дружного коллектива.

Фактически же сегодня охотники – это исключительно разнообразное и многоликое племя людей, в разной степени охваченных страстью к охоте и имеющих к ней не одинаковые подходы. Каждый охотник подбирает себе те виды охоты, те компании и все другие сопутствующие условия, которые ему больше по душе и которые он может себе позволить. Оказаться на охоте «не в своей тарелке» удовольствие не из приятных и для себя, и для окружающих.

Учесть разнообразие контингента охотников, преобладание в тех или иных регионах определенных их категорий, ориентированных на те или иные виды охоты, их разные возможности по оплате услуг, связанных с охотой, крайне важно и при решении других вопросов. Это и разработка охотничьего законодательства, в частности Правил охоты, это и распределение угодий за охотпользователями, которые, кстати, также имеют разные интересы и, соответственно, по-разному строят свою работу, это и выработка общественного мнения по поводу охотничьей этики.

Опираясь на практический опыт работы в охотхозяйственной отрасли, хочется сделать попытку как-то классифицировать наших охотников, исходя из целей, преследуемых ими. Конечно, эта классификация весьма условна и не однозначна, однако можно достаточно четко выделить следующие группы охотников.

Для этой категории охотников главный интерес представляет охота во всех ее проявлениях. Им интересно думать о ней, планировать и искать места охоты, готовиться, разговаривать с единомышленниками. Им безумно интересно выслеживать, преследовать, стоять на стрелковом номере, стрелять, свежевать и разделывать дичь.

Заядлые охотники своей жизни без охоты не представляют. По-видимому, в них от природы чрезвычайно сильно заложен охотничий инстинкт. Потенциальных заядлых охотников, как правило, видно с первых же их выходов на охоту. Такой охотник непроизвольно для себя отслеживает температуру воздуха, осадки, ветер, туман, снежный покров («в такую погоду хорошо идет гусь», «а в такую непогоду вся лисица в норе сидит». ).

фото: Ильи Магрычева

Для заядлых охотников не бывает «плохой погоды» в общепринятом понимании. Они с нетерпением и наслаждением ожидают прихода нового охотничьего сезона. Их слух автоматически фиксирует первую песню скворца или жаворонка, а зрение даже в городской суете выхватывает пролетающую стайку уток.

Каждый выход на охоту для них – настоящий праздник души, который они не променяют ни на какой другой (сколько семейных скандалов бывает из-за срыва домашних торжеств!). Перевоспитывать их бесполезно, с этим надо смириться.

Это азартные и страстные охотники, опытные и умелые, выносливые и закаленные, хорошо подготовленные и оснащенные, многие из них имеют хороших охотничьих собак. Выезжают на охоту регулярно и при каждой возможности. Проявляют интерес к разным видам охоты, но нередко специализируются и на строго определенных охотах (зверовики, гончатники). Обычно добывают достаточно много трофеев, однако все-таки главное для них не трофей, а участие в охоте, впечатления, общение с себе подобными. Заядлого охотника могут отлучить от охоты только чрезвычайные обстоятельства или потеря здоровья

Их достаточно много, для них охота не является смыслом жизни, как, например, для заядлых. Это обычные люди, которым нравится охота как один из интересных, увлекательных и полезных видов отдыха на природе. Они с удовольствием занимаются ею от случая к случаю. Выезжают на охоту не часто, обычно 2-4 раза в году, но при большой загруженности вполне могут без особых переживаний и забыть на несколько лет свои охотничьи забавы.

Это же может произойти, если по какой-то причине развалилась своя охотничья компания, да и по многим другим причинам. При благоприятных же условиях, если их это не очень сильно обременяет, они на какое-то время могут очень активно «разохотиться» и даже стать похожими на заядлых.

Эта категория охотников занимается охотой как специфическим видом творчества. Они пытаются познать ту или иную охоту (и все с ней связанное) до мельчайших тонкостей Они постоянно находятся в поиске идей, тщательно наблюдают, сравнивают, анализируют, экспериментируют, изобретают. Внимательно изучают чужой опыт, тщательно готовятся к каждой охоте, пытаются найти новые оригинальные решения. Они любят подбирать необходимую экипировку до мелочей и совершенствовать ее до мельчайших нюансов. Это интересно экспериментатору не менее, чем сама охота.

Наибольший интерес для данной категории охотников представляют сложные индивидуальные охоты на относительно редких и осторожных животных. Им невыносимы примитивные, простейшие и тщательно подготовленные егерями охоты – это убивает творчество. Трофей им важен только как доказательство успешности их творчества.

Им хочется уехать на охоту, чтобы оторваться от суеты, шума, уединиться, восстановить душевное равновесие. Почувствовать полное единение с дикой природой, зарядиться творческой энергией, а если повезет, получить и вдохновение. На охоте они следят не столько за охотничьими сигналами, следами и зверями, сколько за красотой и очарованием окружающего мира, и от всей души восхищаются им. Они умеют видеть вокруг неразличимые для большинства людей нюансы и получают от этого исключительно богатые впечатления. Лирики могут получать огромное удовольствие от охоты, не сделав ни единого выстрела. Мало того, они могут и сознательно пропустить дичь без выстрела – «пусть живет!».

фото: Ильи Магрычева

Охотники этой категории, как правило, формируются не сразу. Чаще это представители старшего возраста, которые раньше были «страстными» охотниками, но уже «настрелялись». Такие люди избегают шумных сборищ, скопления охотников хоть на базе, хоть на охоте.

Главное для них – это постоянно получать новые острые, глубокие впечатления и психологические встряски, попадать в новые экзотические и необычные места, регулярно бывать в нестандартных экстремальных ситуациях «на выживание», где от человека требуется предельная мобилизация его физических и духовных сил, желание проверить себя «на прочность» и доказать это другим. Таким охотникам «влипнуть» в какую-нибудь остросюжетную историю – подарок судьбы! Например, заблудиться, оказаться на ночлеге под дождем, под открытым небом.

Таких охотников немного, но они есть. Им не нужны комфортабельные охотбазы, у них все необходимое с собой. Им интересно сплавляться по глухой таежной речке, пожить жизнью охотника-промысловика в несусветной глуши. Дичь им нужна в пределах пропитания, а охота – как неотъемлемый элемент «дикой» жизни вдали от цивилизации. На хорошо организованной коллективной охоте на лося в культурном охотхозяйстве им непреодолимо скучно. Чаще это охотники, проживающие в больших городах, романтики и творческие люди.

Главная задача для этих охотников – как можно больше заработать на охоте денег. Хотя, безусловно, для них дорога и сама охота как процесс. Такой контингент охотников всегда не многочислен. Это профессионалы-охотники и часть любителей. Труд их очень тяжел, связан с риском и бытовыми лишениями, требует высочайшей охотничьей квалификации, серьезного оснащения, а в конечном счете окупается весьма мало.

Слишком велика трудоемкость и себестоимость продукции, а ее объемы и цены малы. На охоте законным путем заработать на жизнь сложно, и большинство охотников в этом быстро убеждаются. Хотя заблуждение, что «охота – золотое дно», весьма популярно и устойчиво в народе.

Жизнь сейчас нелегкая, особенно для жителей промысловых регионов, проживающих в селе, которые раньше были охотниками-любителями. Теперь охота для них является важным источником заработка и пропитания. Тут не до красот природы и тонких эмоциональных переживаний.

Основная цель для этой категории охотников – добыча новых ценных охотничьих трофеев. В подавляющем большинстве – это состоятельные люди, охоты для которых устраиваются за высокую плату. Им, как правило, не нужна романтика, красоты природы, лишние трудности, вполне обходятся и без азарта и страсти. Настоящая страсть у них к коллекционированию трофеев, а не к самой охоте.

Это тонкие знатоки истинной ценности трофеев и в погоне за новыми или более ценными трофеями готовы пойти на большие материальные расходы, преодолевать лишения, трудности, огромные расстояния и неудобства походной жизни. Таких охотников пока у нас в России мало, но со временем их будет больше, как на Западе.

В народе их называют «крутые» или «блатные», но, конечно, не в криминальном смысле, а в отношении их особого социального статуса и возможностей, обязывающих оказывать им особое внимание при приеме и обслуживании. Эти охотники в основном выезжают только на престижные, так называемые представительские, либо коммерческие охоты, заранее хорошо подготовленные опытными егерями. Здесь все крутится только вокруг них. За уровень обслуживания и результаты охоты организаторы несут персональную ответственность. Успешность таких охот, как правило, весьма высока.

«Крутые» охотники обычно считают себя большими знатоками, т.к. за свою жизнь они добывают достаточно много крупных и ценных животных. У них хорошая амуниция, много прекрасных и дорогих ружей, но, к примеру, зайца они самостоятельно вряд ли сумеют добыть, да и вообще самостоятельно организовать любую охоту. И когда прекращается их высокий статус, тогда зачастую заканчивается и вся их охота.

фото: Ильи Магрычева

Справедливости ради необходимо заметить, что в организации подобных охот нет ничего зазорного и плохого. Особо заслуженным и почетным гостям, а также тем, кто платит большие деньги, надо оказывать соответствующее внимание и прием.

Любители «прикладного спорта»

– Дядь Вась, а мой папка на охоту не пойдет.

– Этого не может быть, сынок!

– Может. Мама разрешила ему водку пить дома.

Основная цель для охотников этой категории – охота как средство оторваться от повседневной рутины, домашних и рабочих забот и проблем. Там хорошенько встряхнуться в веселой компании и снять стресс. Характерны шумные, многолюдные и продолжительные застолья, бани, шашлыки, соревнования по стрельбе, розыгрыши, забавные истории и многие другие доступные развлечения – насколько хватит фантазии, денег и организаторских способностей.

После таких компаний обычно остаются горы пустых бутылок и стреляных гильз. Часты нарушения дисциплины. Они, как правило, не сильно огорчаются, если охота оказалась неудачной, охотничьи трофеи им не особенно-то и нужны.

Львиная доля охотничьих анекдотов – это про них! Эта категория охотников наиболее популярна в народе, большинство людей так себе охотников и представляет («охота – это та же пьянка, но только в резиновых сапогах»). Ярко и колоритно такие охотники представлены в кинофильме «Особенности национальной охоты».

Эта категория охотников достаточно многочисленна. С одной стороны, такие компании друзей часто являются первопричиной вступления новых людей в когорту охотников. С другой же, в последующем «вырваться» из такой компании бывает не просто. А нахождение в ней обязывает придерживаться и соответствующего стереотипа поведения.

В настоящее время их число превышает количество охотников всех остальных групп, вместе взятых. Главная их цель – владение огнестрельным оружием. Эта категория охотников начала очень быстро численно расти с 90-х годов, когда криминальная обстановка в стране обострилась и расширились возможности приобретения самого разнообразного оружия, в том числе и нарезного.

По сути дела, это, конечно, не охотники в полном смысле этого слова, однако юридически они являются таковыми, так как имеют на руках охотничьи билеты и охотничье оружие. Современное законодательство об охоте, оружии, самообороне и правах граждан весьма не полно и противоречиво, зачастую не соответствует природоохранным задачам. А владение оружием порождает естественное желание пострелять: сначала по мишеням, а затем и по животным.

фото: Ильи Магрычева

Наверняка из этой группы формальных охотников вполне возможно, да и нужно, обратить многих в настоящих охотников. Для этого необходимо их обучение, разъяснительная работа, более тесное общение с другими охотниками и привлечение к участию в охотах. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что многие формальные охотники, являющиеся членами общественных охотничьих организаций, фактически не занимаясь охотой, в определенной мере материально (в виде взносов) участвуют в развитии охотничьего хозяйства.

К группе формальных охотников можно отнести и достаточно большое количество «случайно вовлеченных» друзьями, которые почти не бывают на охоте, а также стариков-ветеранов, которые не расстаются с охотничьими билетами только в память о славном прошлом.

И, наконец, нельзя забывать о людях, также имеющих охотничье оружие и, как правило, охотничьи билеты, но которых и охотниками назвать трудно. Это «хапуги» и «рвачи», а попросту злостные браконьеры. Эти живут по принципу: «Бери, хватай от жизни все! После нас хоть потоп!».

Они не имеют никаких тормозов в погоне за наживой, кроме боязни наступления реальной ответственности. Смелые и дерзкие, циничные и алчные, без моральных и нравственных ограничений, их не остановит и то, что перед ними особо редкий зверь. В своих браконьерских набегах они очень изобретательны и хитроумны. Хорошо организованные и оснащенные, их «стаи» способны основательно опустошить угодья. Часто в состав этих «стай» входят богатые люди, способные на подкуп егерей и даже представителей правоохранных органов, необходимых им для «отмазки».

Настоящих, неисправимых хапуг, к счастью, бывает ничтожное количество, так как для этого необходим особый набор аморальных и криминальных качеств. Вместе с тем, при резком ослаблении охраны угодий и в условиях полной безнаказанности эта категория может временно пополняться из других групп охотников. При появлении в угодьях подобной «банды» необходимо прилагать максимум усилий, чтобы ее обезвредить в кратчайшие сроки.

Маленький отвлеченный штрих для общей характеристики охотников. Охота в России, по сути, это традиционный вид прикладного народного творчества, и поэтому у нас всегда ценились те охоты, где участие самого охотника было максимальным и где предельно высок процент его творческого подхода к делу. В этом охота в России всегда очень существенно отличалась от западноевропейской, где главная цель – добыть трофей, где охоты исключительно хорошо подготовлены егерями, но чрезмерно заорганизованы. Когда на тебя нагоняют сотни полуручных зайцев и фазанов, то вряд ли большинство российских охотников пришло бы в восторг от такой охоты.

Сегодня занятие охотой достаточно хлопотно, обременительно и дорого. Охотнику надо постоянно преодолевать массу объективных и субъективных барьеров. Охотник часто встречает со стороны окружающих людей непонимание, осуждение, иронию. На них зачастую смотрят как на разновидность «странных людей», «не от мира сего. ».

Стать охотником может далеко не каждый. Охотничьи инстинкты и устремления, по-видимому, генетически запрограммированы от рождения только у отдельных «особей», причем в достаточно строгом соотношении к общему количеству населения. Статистика показывает, что охотников (не будем учитывать формальных) на территории административной единицы почти всегда бывает в пределах 1,5-2,5% от общей численности населения.

фото: Ильи Магрычева

Поэтому можно рассчитать ориентировочную «норму» количества действительных охотников в составе любого сообщества. Естественно, где охота ближе, лучше и дешевле (или наоборот), там этот процент будет соответственно чуть больше или меньше. С преобладанием мужского населения норма будет также возрастать. Как правило, наивысший процент охотников бывает в военизированных организациях, состоящих практически полностью из крепких активных мужчин.

По моему мнению, лавинообразно возрастающее количество оружия на руках у населения истинных охотников практически не прибавит по вышеуказанным причинам, а вот армию потенциальных браконьеров пополняет. Это уже сейчас, а в будущем еще в большей степени будет порождать дополнительные проблемы для нашего охотничьего хозяйства.

Любые выделенные группы охотников при желании можно и дальше дробить на более мелкие однородные группы вплоть до конкретного индивидуума со своим комплексом индивидуальных личных качеств. Охотников можно разбивать на разные группы в зависимости от того, какие использовать критерии.

Например, если дифференцировать их по целям охоты, то среди них можно выделить охотников-любителей, профессионалов и коммерческих охотников. Большинство вышеописанных групп охотников относятся к «любителям». «Профессионалы» осуществляют промыслово-заготовительные и специальные охоты. «Коммерческие» охотники – это иностранные и отечественные охотники, которые охотятся по рыночным ценам, а также ВИП-охотники. Все эти группы охотников не только преследуют разные цели, но и охотятся зачастую в совершенно разных условиях.

На практике бывает необходимость особо выделять некоторые льготные категории охотников: «местных», малообеспеченных, заслуженные категории охотников, людей, проживающих в отдаленных, малонаселенных и малодоступных регионах, народы Севера, жизнь которых связана с охотой и т.п.

Для того, чтобы все группы охотников могли наиболее полно реализовывать свои права и потребности в сфере охоты, они требуют к себе совершенно разного законодательного подхода, дифференцированных правил и стоимости (в широком понимании) охоты, выделения квот и лимитов на лицензии в угодьях. Необходим их точный количественный учет.

К сожалению, проектируемое охотничье законодательство данные вопросы отвергает. И все это разноликое племя в законодательстве будет входить в единое понятие «охотник». Следовательно, этого нельзя будет делать и в ведомственных нормативных актах ни по каким критериям: все равны перед Законом и все имеют единое равное право на охоту!

На бумаге это выглядит красиво и демократично, а в жизни это все равно, что убрать весовые категории и разряды у боксеров. Правовое «равенство» в жизни однозначно обернется неравноправием, ограничениями и запретами, т. к. законодательство будет рассчитано не на конкретные реально существующие категории граждан, а на неких усредненных «среднестатистических» охотников.