Охотники поневоле

Напомним, до этого пристреливать оружие можно было только на специально оборудованных стрельбищах. А еще раньше, лет двадцать назад, — в любых удобных местах. Главное, чтобы расстояние до ближайшего жилья было не менее ста метров, а пули или дробь ложились в естественный, так сказать, пулеуловитель — стенку оврага или холм, а не летали по открытому пространству. Теперь, кстати, расстояние от жилья увеличили до 200 метров.

С одной стороны, такая поправка вызвана самой жизнью. В стране около 4 миллионов владельцев оружия. Теоретически каждый из них вправе ходить на охоту и предварительно проверять и пристреливать свое оружие, тем более что тот же закон запрещает охотиться с неисправным оружием. Потому что это не только небезопасно, но и чревато появлению подранков. Но где на всех напасешься этих самых оборудованных стрельбищ и площадок? Тем более все они — платные. Не проще ли пойти в ближайший овраг и пострелять? Вот и разрешили охотникам ходить в этот самый овраг. Но только если этот овраг — в охотугодьях и у стрелка есть документы на право здесь охотиться.

И вот тут, с другой стороны, хождение с оружием в охотугодьях высветило многочисленные вопросы.

Не будем вдаваться в чисто охотничьи нюансы — когда какую дичь и каким калибром можно брать. Будем считать, что чиновникам минприроды это виднее. А вот новые правила нахождения в охотугодьях с оружием явно пересекаются с компетенцией Росгвардии. И не всегда совпадают. Неудивительно, что форумы переполнены недоуменными и критическими комментариями.

Так, теперь почему-то считается, что любой человек, оказавшийся в охотугодьях с оружием, даже зачехленным и разобранным, уже охотник. И подлежит проверке инспекторами. И если, не дай Бог, у него нет путевки на охоту именно здесь и сейчас, то у него могут изъять оружие и документы.

Но как быть, если человек идет с оружием самообороны в свою деревню через лес или поле, которые считаются охотугодьями? Тем более, если эти угодья вплотную примыкают к его населенному пункту. Или, скажем, пересекает «чужие» охотугодья, чтобы попасть в «свои», где он имеет право стрелять. Человека могут остановить и досмотреть даже в машине на дороге, которая пролегла через эти угодья. Право на хранение и ношение длинноствольного оружия у человека есть. Люди не понимают, почему они должны позволять себя досматривать егерям, а не полицейским или росгвардейцам? Да и вообще, кто вправе остановить машину, кроме сотрудников ГИБДД? А если владелец оружия откажется подчиняться?

Участники форумов удивлены внезапным расширением полномочий различных проверяющих. Охотничьи инспекторы, а также все должностные лица, уполномоченные на проверку, при предъявлении документа могут потребовать у вас разрядить и передать на осмотр оружие, показать любые документы, проверить ваши личные вещи и транспорт. Отказ от проверки может повлечь за собой решение о нарушении правил охоты и последующую конфискацию оружия и средств охоты. Вот только есть опасения, что не все вооруженные люди и не помышлявшие об охоте, но подвергнувшиеся проверке, с этим согласятся. Ведь если человек не охотился, то и никаких правил охоты не нарушал. А это значит, что возможны конфликты. Насколько известно, Росгвардия своими полномочиями по контролю за оборотом гражданского оружия ни с кем не делилась. А если и есть какие-то административные нюансы, то их надо людям разъяснять и закреплять законодательно. Возможно, именно это в скором времени произойдет — появятся новые обновления в законы и подзаконные акты.

Многих участников форумов удивляют и другие, вполне абсурдные с точки зрения здравого смысла, позиции. Например, вас могут обвинить в незаконной охоте, если вы выгуливаете в охотугодьях собачку охотничьей породы, даже не имея оружия. Или жарите там шашлык. А вдруг на мангале дичь, которую вы здесь незаконно добыли? И это при том, что люди могут даже не подозревать, что они в охотничьих угодьях. Ведь многие зоны отдыха вплотную к ним прилегают. Получается, что меры, призванные приструнить браконьеров, прежде всего ударят по законопослушным гражданам и, как это у нас обычно бывает, только подстегнут коррупцию — у чиновников появится дополнительная «статья доходов».

Глава Комитета Госдумы: какое будущее ждет российскую охоту

Как вытащить российское охотничье хозяйство из глубокого кризиса и сделать профессию егеря модной? Кто опаснее для имиджа легального охотника — прозападные зоозащитники или герои фильма «Особенности национальной охоты»? Где всплывет охотничья отрасль, которую «погрузил» в нацпроект «Экология» глава Минприроды Дмитрий Кобылкин? Об этом рассказал глава Комитета Госдумы по природным ресурсам, собственности и земельным отношениям Николай Николаев.

Отрасль находится сейчас в очень плачевном состоянии и требует срочных мер для исправления ситуации. Фото: Антона Журавкова

— Николай Петрович, давайте начнем с глобального — с национального проекта «Экология». В нем 11 блоков, но ни в одном из них даже слова «охота» нет. Вы не в курсе, куда ее, как выразился глава Минприроды Дмитрий Кобылкин, «погрузили»?

— Задачи, которые перечислены в нацпроекте, — это в первую очередь цели, обозначенные президентом.

Нацпроект — это, по сути, инструмент достижения этих целей. Но наличие нацпроекта и программ, которые в нем прописаны, вовсе не исключает каких-то других сфер деятельности и направлений. Поэтому если мы говорим об охоте, то я бы не привязывался к «Экологии».

Здесь важно то, что сейчас все понимают задачи для развития этой отрасли. Все понимают — и это самое главное, — что отрасль находится сейчас в очень плачевном состоянии и требует срочных мер для исправления ситуации.

Это обозначает и министр (Кобылкин. — прим.ред.), и министерство, и это чувствуем мы по своей работе.

— Вы сказали, что охота в плачевном состоянии. С чем, по вашему мнению, дела обстоят хуже всего и какие мероприятия должны быть приоритетными, чтобы вытащить отрасль из кризиса?

— Я не покривлю душой и не ошибусь, если скажу: плачевно все. Начнем с того, что у нас совершенно непрозрачная отрасль. Мы не понимаем, какие у нас планы, какое у нас количество животных. Мы не видим охотничьих ресурсов тех самых.

Мы проехали большое количество регионов, и там все говорят, что данные не соответствуют действительности. Нам нужно налаживать ситуацию с законодательством, потому что оно безнадежно отстало. В нем нет даже целого ряда понятий.

Например, нет определения вольерной охоты. Мы с этим столкнулись, когда рассматривали вопрос о переходе с долгосрочных лицензий на охотхозяйственные соглашения. Вопросов масса.

Поэтому сейчас приоритет — системно выстроить работу над формированием новой отрасли по требованиям и охотпользователей, и многомиллионной армии охотников, и государства.

— Возможно ли будет проделать такую огромную работу с учетом того, что Минприроды ликвидировало охотничий департамент и передало всю работу лесникам? Как в таких условиях мы будем исполнять свои международные обязательства по охране перелетных птиц и морских животных?

— Я считаю, что это не более чем истерия. Давайте смотреть на факты. У нас создан новый департамент только летом этого года. А теперь давайте посмотрим на результаты работы старого охотничьего департамента за несколько лет.

С 2016 года — за два с половиной года — принят один закон по Крыму, 14 ведомственных приказов, в основном на уточнение и изменение существующих норм. Постановлений правительства в этой области не принималось, планы не реализованы более чем на 90 процентов.

Образ охотника категорически испорчен. Фото: Антона Журавкова

Разве не те самые люди довели отрасль до такого состояния? Те. А сейчас за несколько месяцев с момента создания нового единого департамента уже создана рабочая группа при министерстве. В рамках национального Лесного форума профильный замминистра природы (Иван Валентик — прим.ред.) ездит, обсуждает проблемы с охотпользователями и с охотниками.

Мы составляем перечень законодательных инициатив. Так что давайте оценивать работу по факту. Если сейчас мы видим, что работа начинает сдвигаться с мертвой точки, то, может, и слава богу, что того департамента, который загубил отрасль, не стало?

— Звучали предложения отдать охоту в Минсельхоз или вообще создать под нее отдельное ведомство. Как вам такая идея?

— Многие говорят: «а давайте уберем охоту от лесников». Или, как это было давным-давно в советские годы, создадим отдельное ведомство. Но я не мыслю абсолютно, чтобы охота обсуждалась отдельно от леса.

У нас более 80 процентов охотничьих угодий находятся в лесах. Надо рассматривать лес в комплексе: использования его для охоты, лесозаготовок и лесовосстановления, для развития отрасли дикоросов и экологического туризма.

Нужно разработать критерии для эффективного использования каждого отдельного участка леса. И никакого конфликта между лесниками и охотниками я не вижу.

— Как обстоят дела с разработкой этих критериев для эффективного использования лесов?

— Я лично выступил с предложением создать единую систему использования лесных богатств. Первый шаг мы уже сделали — депутатскими поправками в Лесной кодекс обязали все регионы публиковать информацию о лесных участках.

Со своей стороны Минприроды и Рослесхоз создали карту участков, которые отдаются в аренду. Это нужно, чтобы понимать, какие земли у нас используются для охоты, для дикоросов. Потому что сейчас, например, если по программе «Дальневосточный гектар» отдается в аренду земля, а на ней охотничьи угодья, то для охоты ее использовать уже нельзя.

Теперь если муж работает лесником, жена не может работать в том же лесхозе. Фото: Антона Журавкова

То есть нам сейчас нужно как раз объединять усилия, а не разделять их по разным ведомствам. Такой опыт у нас уже был — он привел к конфликтам. Если мы когда-то дойдем до создания отдельного агентства по охоте, я буду только рад.

Но сейчас еще не время, отрасль еще не доросла. Этому новому агентству будет просто нечем управлять.

— Давайте переключимся на простых людей. Какие меры соцзащиты нужно прописать в законе для государственных охотничьих инспекторов? Это ведь очень опасная работа — можно на браконьера наткнуться, на хищного зверя.

— У нас на самом деле катастрофически не хватает людей, которые должны заниматься контролем в сфере использования природных ресурсов. Мы пока даже не дождались исполнения поручения президента по введению перекрестных полномочий между лесниками, инспекторами рыбнадзора и охотинспекторами.

У нас вся эта сфера просто истощена. Была совершена ошибка, которая подавалась как благая цель: прекратить семейственность. Теперь если муж работает лесником, жена не может работать в том же лесхозе. А чем, спрашивается, она будет заниматься, если вокруг только лес? Где она найдет работу?

Многие решения не учитывали специфику потрясающе сложной работы людей, которые живут и трудятся далеко от городов. Нам предстоит решать эту проблему, надо прописывать это в законе.

Иначе мы людей просто не затащим на эту работу. У нас есть рабочие места, есть вакансии, просто на них никто не идет.

— Как вы относитесь к законопроекту Ирины Яровой о повышении возраста владения охотничьим оружием?

— Мы все понимаем, почему родился этот законопроект. Это понятная реакция на страшную трагедию в Керчи. Многие сейчас говорят о том, что любое усложнение оборота оружия негативно скажется на охотниках. Давайте посмотрим на это с другой точки зрения.

У нас объем браконьерской охоты на два миллиарда превышает объем законной охоты. Фото: Семина Михаила

Кто сейчас имеет право купить ружье? Да кто угодно. Расписаться в том, что вы ознакомлены с охотничьим минимумом, не сложно. А что за этим стоит, мы не понимаем. Я считаю, что здесь нужно говорить о качественных мерах, которые будут исходить в том числе и от самих охотничьих сообществ.

Надо гарантированно повысить квалификацию владельцев оружия. Нужен обязательный экзамен по охотминимуму. Если мы хотим водить машину, мы не расписываемся в знании ПДД и вождения в теории. Мы садимся за руль, и у нас принимают экзамены. Здесь должно быть так же.

— Сейчас в сознании большинства людей образ охотника максимально демонизирован. Это заслуги зоозащитных организаций, финансируемых с Запада, или есть другие причины?

— Образ охотника категорически испорчен. Если большинству людей задать вопрос, как они себе представляют охотника, у них сразу возникает образ из фильма «Особенности национальной охоты». Это человек, который только и делает, что пьет и стреляет во все, что движется. Нам прививают этот образ, в том числе и политически настроенные зоозащитные организации.

Но со времен царской России в охоте всегда был приоритет сохранения природы. Все было подчинено только сохранению дичи. Нельзя забывать еще и то, что Российская империя дошла до Аляски во многом благодаря охоте.

Одним из основных наших факторов экономического развития была пушнина, которая поставлялась по всему миру. До двух миллионов шкурок соболей поставлялось во времена Екатерины Второй в год. Это была одна из основных валют. Стыдиться этого нельзя.

Это все равно что стыдиться того, что мы добываем и продаем нефть. Нам очень важно восстановить образ охотника.

— Как это сделать?

— Надо рассказывать, объяснять. Например, то, что в других странах, где развита охота, количество зверя не уменьшается, а увеличивается. У нас, к сожалению, возник информационный вакуум.

Как вытащить российское охотничье хозяйство из глубокого кризиса и сделать профессию егеря модной? Фото: Антона Журавкова

Выйдите на улицу и спросите у людей, к примеру, что такое вольер? Вам ответят, что это клетка, как в зоопарке. И в ней якобы томится несчастный кабан.

А на самом деле вольер — это десятки гектаров, на которых совершенно свободно чувствуют себя животные, где выращиваются охотпользователями кабаны, олени, а потом выпускаются в открытый лес. Но кто об этом знает? По-моему, никто. А вот об этом как раз надо говорить.

У нас сформировался информационный вакуум, из-за которого страшно даже трогать законодательство. Потому что как только затрагиваешь тему охоты, сразу возникают головы, вопящие, что охотники — убийцы животных!

Потому что люди вынуждены судить об охотниках по всем известным фильмам, по страшным роликам и пропаганде политических «экологов».

Все это нам очень вредит, потому что любые изменения в законодательстве должны восприниматься обществом в целом, должны быть понятны всему народу. А с охотой мы видим, что многое искажается.

— Как вы относитесь к шумихе вокруг трофейной охоты на редких животных?

— Мы должны говорить не только об опыте других стран — а он важен безусловно, но и смотреть на состояние нашей системы контроля. У меня на сегодняшний день возникают сомнения, сможем ли мы проконтролировать корректность такой охоты.

Мы должны быть уверены в том, что будет взят в качестве трофея именно старый баран, а не половина популяции. У нас народа не хватает. Нет охотинспекторов, мы не знаем, сколько у нас животных.

У нас объем браконьерской охоты на два миллиарда превышает объем законной охоты. И это только по официальным данным. Нам катастрофически рано об этом говорить. Мы очень далеки от этого, к сожалению.

Многие решения не учитывали специфику потрясающе сложной работы людей, которые живут и трудятся далеко от городов. Фото: Семина Михаила

А трофейную охоту не на краснокнижных животных, безусловно, надо развивать. Для этого нет препятствий, кроме инфраструктурных. У наших соседей белорусов, например, активно развивается трофейная охота на глухаря. Охотники-туристы платят за это неплохие деньги, это выгодно самому государству.

— Охотники предлагали узаконить у нас охоту с луком. Что вы об этом думаете?

— Я не специалист в этом вопросе. Но я не вижу, чем это плохо. Наверное, это одно из направлений, которыми просто никто не занимался.

У меня есть знакомый, который ходит на охоту с луком. Он не мыслит себе другой охоты. Хороший человек, ничего не могу сказать. Лук появился задолго до ружья, вроде ничего страшного не происходило. Наверное, и сейчас не произойдет.

— А вы сами когда-нибудь охотились?

— Нет, я не охотник! Я, наверное, не смог бы работать на своем месте, будь я заядлым охотником. Я очень много общаюсь с охотниками, езжу по охотхозяйствам. Охота — это что-то немыслимое. Это часть жизни, которая во многом определяет мировоззрение человека.

У меня самого отец был охотником. Вообще ведь это одна из сфер, которая переходит по наследству. Но отец рано умер и просто не успел мне передать эту любовь.

Но, думаю, будь я заядлым охотником, то не смог бы принимать взвешенные решения в этой области. Ведь моя работа требует слышать все стороны.