Охотничья культура — исчезающее достояние России

В радиопередачах, статьях, на официальных встречах и в разговорах у костра меня часто просят рассказать о русской охотничьей культуре. Но мало кто может внятно сформулировать, что он понимает под словосочетанием «охотничья культура». Веточки-выкладки, дудение в рожок, не стрелять шумовых зайцев при работе гончей, «выпьем, други, на крови» — все это частные проявления.

Фото Дмитрия Щаницина

В действительности мы обсуждаем явление, суть которого плохо себе представляем. Поэтому, пока в сфере охотничьего хозяйства наблюдается относительное затишье, попробуем определиться с тем, что нужно понимать под словами «охотничья культура». Сразу оговорюсь: в этой статье я не претендую на масштабное, подробное описание охотничьей культуры. Моя задача лишь наметить общую структуру и показать основную проблематику.

Для начала нужно оттолкнуться от очень сложного и многогранного понятия «культура» вообще. Под ним в первую очередь подразумевается совокупность достижений человеческого общества в сфере технологий, общественной и духовной деятельности. Соответственно в этом ключе охотничья культура будет являться совокупностью достижений человечества в области охотничьей деятельности, всем тем опытом, который был накоплен за время существования и активности человека-охотника.

В первую очередь это опыт чисто технический, совершенствование которого можно увидеть при внимательном рассмотрении истории развития способов и видов охоты. Наиболее древними из них являются загонная охота, проводимая при участии всех членов племени, и охота с использованием ловушек (ловчих ям).

Возможна также их комбинация, при которой отдельный зверь или стадо загоняли в специально оборудованную или природную (овраг, расщелина) ловушку. 15–20 тысяч лет назад начала свое развитие охота с собаками, вернее, их полудикими предками.
Загонная охота, а также охота с применением ловушек и собак являются исконными для многих культур из-за наличия у древних племен однотипных примитивных охотничьих средств (камень, копье, собака).

С изобретением лука спектр охот значительно расширился, стала более эффективной охота скрадом. Зверя, для добычи которого раньше требовались усилия целого племени, теперь могла выследить и добыть небольшая группа охотников, в то время как остальные занимались собирательством или домашним хозяйством: уходом за детьми, поддержанием огня, изготовлением утвари и т.д.

Познание принципа устройства лука принесло древнему охотнику и возможность создания новых типов ловушек, поражения дичи на большем расстоянии, а также расширило возможность охоты на птиц.

Некоторые исследователи называют изобретение лука началом охотничье-технической революции, в результате которой охотничий и рыболовный промысел стали первыми механизированными отраслями хозяйства. Таким образом, охоту вместе с войной и ленью мы можем назвать значимым двигателем прогресса.

Наряду с техническим опытом необходимо отметить и опыт духовный, ведь мы понимаем культуру как правильное делание чего-либо: культуру общения, культуру чаепития и т.д. Можно описать культуру и как набор поощряемых значимых закономерностей в отношениях между людьми внутри сообщества. Усваивается культура через наблюдения за окружающим миром и взаимодействия с другими людьми.

В этом ключе охотничья культура может быть понята как традиция охоты, возникшая в определенной национальной среде. Это культура обращения с убитым зверем, организация охоты и досуга после нее. Вспомним хотя бы классический пример охотничьего праздника, описанный в книге Е.Э. Дриянского «Записки мелкотравчатого», медвежьи обряды коренных народов Севера или немецкую традицию вкладывать зеленую веточку в рот убитому зверю как «последнюю трапезу».

Такие традиции настолько сильны, что настоящий охотник будет следовать им, не только находясь в компании единомышленников, но и охотясь один, когда никто не наблюдает за тем, что он делает, будет поступать в соответствии с писаной и неписаной охотничьей этикой, уважать и любить окружающий мир, осознавать ответственность за свои поступки.

Он не будет палить по птице сверх меры или по неясно видимой цели, не пойдет на охоту вдрызг пьяным, не станет «мочить» все живое. И не только потому, что кто-то схватит его за руку, а потому, что он сам не захочет этого.

Охотничья культура постоянно развивается, все дальше отдаляясь от средневекового варварства. Это можно проследить на примере одного факта европейской культурной традиции. В немецкой охотничьей культуре имеется понятие prellen (das Fuchsprellen). Это развлечение, существовавшее в Европе до конца XVIII века, связанное с неоправданным мучением животных.

Ловцы становились друг напротив друга у разных концов растянутого на земле куска материи или сетки. По команде распорядителя охоты из клеток выпускали заранее пойманных лис (по некоторым свидетельствам и других животных).

Как только убегающая лиса наступала на лежащую на земле ткань, «охотники», державшие в руках ее края, резко растягивали полотнище, и зверь летел вверх. После этого лису на ткани роняли на землю и подбрасывали вновь. Это продолжалось до тех пор, пока животное не погибало. В подобной забаве принимали участие не только мужчины, но и женщины.

Так почему же она все еще упоминается в словарях? Объяснение, скорее всего, заключается в том, что именно знание такого черного прошлого охоты помогает современному охотнику не допускать подобных ошибок и относиться к дичи со всей возможной долей уважения, убивать, но не издеваться над зверем.

Сегодня наиболее культурным и правильным считается именно тот выстрел, который уложил зверя на месте, а наиболее удачной та охота, на которой удалось добрать всех подранков и отстрелять только тех особей, которых планировали.

Подобный пример можно привести и из истории русской охоты. В царских и княжеских дворах устраивались звериные травли (по свидетельству Кутепова, стравливали даже медведя со львом, но неудачно: царь зверей потерпел полное фиаско и едва был спасен из объятий Топтыгина).

Наряду с этим во времена царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича практиковалась забава, отражающая удаль и бесшабашность русского человека: бои с медведями, где смельчак-охотник с рогатиной и косолапый мишка рисковали на равных.

Со временем нравы общества изменились, травли и даже садочная стрельба утратили свою популярность. В конце XIX века Н.П. Кишенский открыто критиковал такого вида развлечение: «…травля какого бы то ни было пойманного зверя — варварство, — писал он, — и устройство садок ради потехи праздных ротозеев, на что падки некоторые господа, недостойно имени и звания настоящего охотника». На этом примере можно легко заметить значительные изменения в восприятии охоты и зверя.

Еще одно значение слова «культура» — высокий уровень развития какого-либо вида деятельности на определенной стадии существования человеческой общности. В этой связи с точки зрения охоты можно увидеть очень важный этап существования каждой, подчеркиваю это, каждой цивилизации — стадию охотничьей культуры древних людей.

Существует гипотеза, что именно увеличение в пище процента животного белка, добытого путем охоты, способствовало активному развитию человеческого мозга, а соответственно явилось одним из ключевых факторов, приведших к столь бурному процветанию человеческого вида.

До сих пор нельзя говорить о полном исчезновении охотничьих племен и охотничьих культур, принимая во внимание, к примеру, народы Сибири и Крайнего Севера. Это позволяет нам утверждать, что и такое понимание охотничьей культуры актуально до сих пор.

И последнее толкование понятия «культура» раскрывает ее как совокупность археологических памятников определенной эпохи. И здесь мы также находим возможность использовать данное определение в охотничьем ключе, поскольку значительная доля древнейших археологических памятников имеет охотничью тематику (наскальная живопись, примитивные фигурки из камня и кости).

Хрестоматийный пример этого — наскальная живопись в пещере Альтамира на севере Испании, которая не оставляет сомнений, что первые попытки выразить чувство прекрасного были предприняты именно первобытным художником-охотником. В современном обществе охотничья культура также может быть определена как общность уже не древних, а современных литературных и художественных памятников. Для этого достаточно вспомнить великолепную плеяду художников, писателей и поэтов, чье творчество связано с охотой.

Подведем итог вышесказанному.

Охотничья культура есть:

1) совокупность достижений человечества в области охотничьей деятельности, теоретический и практический опыт, накопленные за время существования и активности человека-охотника;

2) правильное осуществление процесса охоты, включающего в себя осуществление подготовительных мероприятий, выслеживание, преследование, добычу зверя, а по необходимости — добор подранка;

3) высокий уровень развития приемов и методов охоты и обработки трофея или иной охотничьей продукции;

4) совокупность охотничьих археологических памятников определенного периода.

Охотничья культура предстает перед нами как многогранное и интересное явление, базирующееся на непостижимой ментальной основе. Она обладает богатейшей историей и материальным воплощением: от видов и способов охот до уникальных национальных охотничьих традиций, от охотничьего оружия до традиции воспитания охотничьих собак. Сложно было бы найти какую-либо иную культурную традицию, которая бы оставила столь значительный след в истории человечества.

Сегодня в нашей стране сложилась интересная ситуация. В некогда великой охотничьей стране, в больших объемах экспортировавшей продукцию промысловой охоты в европейские страны, средства массовой информации и сформированное ими общественное мнение представляют охотника как кровожадного убийцу, который должен прятаться и оправдываться перед обществом.

Даже в школьных учебниках охота подается как фактор негативного воздействия на природу, подобный лесным пожарам или разливам нефти. И все это часто со ссылкой на «благополучные европейские страны».

А там. охотники бьют тревогу, опасаясь исчезновения из охотничьей культуры духовной составляющей, восприятия животного не как чуда творения, а как экологической единицы, избыточного вмешательства человека во внутренние процессы, протекающие внутри биотопов, превращения охотничьего участка в ферму, где разводят подлежащих отстрелу животных в заранее заказанном количестве. И активно пропагандируют охоту как один из способов семейного времяпрепровождения на природе.

Да, охотники добывают, то есть убивают животных. Ведь охота — это не только трепет перед огромной и прекрасной природой и уважение к той традиции, которую с любовью создавали наши предки.

Давайте будем честными перед самими собой. Наибольшую радость мы испытываем именно тогда, когда чудесный охотничий день заканчивается добычей желанного трофея. Удовольствие от общения с миром дикой природы и одновременно предвосхищение трофея и есть тот самый дух охоты, который по весне неудержимо тянет на вальдшнепиную тягу, заставляет сердце тревожно забиться в осеннем лесу, будто замершем в предчувствии раскалывающего его хрустальную тишину жаркого гона.

Это прикосновение к архаике и есть то, что объединяет с природой и окружающим миром современного охотника, увешанного рациями и GPS, и первобытного человека, сжимающего в руках рогатину.

Пребывание в угодьях (пресловутое любование природой), поиск, преследование (или «высиживание»), добыча зверя и его поедание, — из всего этого нельзя выделить что-то одно, да это и не нужно: охота есть неразрывное единство всех этих элементов.

Почему-то этот момент часто стыдливо замалчивается, и представляется культурная охота этакой прогулкой по угодьям с любованием животным миром. Только зачем-то еще ружье с собой носить надо.

Я думаю, многие согласятся со мной: вряд ли кто-то с любовью будет вспоминать день с тремя пустыми окладами или неделю, так и не завершившуюся выходом медведя на поле. Какие бы великолепные пейзажи он при этом ни созерцал.

Добыча зверя, его правильная разделка и употребление в пищу — важная часть охотничьей культуры, апофеоз охоты.

В социальных сетях и при личном общении мы часто сталкиваемся с агрессией со стороны «защитников» животных. Нас всячески пытаются унизить и оскорбить, называя убийцами беззащитных зверушек.

Мы не обязаны ни перед кем оправдываться. Не получится жить, никого не убивая. Комбайн, собирающий зерно, убивает за сезон больше зверушек, чем один охотник. Нужно просто понять и принять это. Охота и охотничья культура — часть нашего национального культурного достояния.

Давайте с честью хранить это, чтобы можно было спокойно и с гордостью сказать: «Я — охотник!»

Елизавета Целыхова 31 августа 2015 в 11:08

Оставьте ваш комментарий

Оставлять свои отзывы и комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Вы можете авторизоваться используя свой аккаунт на нашем сайте, а так же войти с помощью вашего аккаунта во «Вконтакте» или на «Facebook».

В приводимой формулировке охотничьей культуры, п.2, я бы слово «правильное» заменил на «рациональное», ибо что такое правильное или не очень или совсем неправильное может вызвать лишь ни к чему не приводящие споры: кто-то считает определённый процесс охоты правильным, а кто-то — нет.
Не хочу полностью погрузиться в формулировки «культуры охоты», а вот то, что охотнику не зачем оправ-дываться перед любыми «друзьями животных» за отстрел или добычу дичи — абсолютно согласен.Все эти высказывания о бедных диких зверюшках на фоне поедания домашних зверей и птиц, в течение длительного времени дающих содержащим их людям продукты питания для потребления массой других, в т.ч. и как бы болеющих за жизнь дичи, выглядят лицемерными.

«Пребывание в угодьях (пресловутое любование природой), поиск, преследование (или «высиживание»), добыча зверя и его поедание, — из всего этого нельзя выделить что-то одно, да это и не нужно: охота есть неразрывное единство всех этих элементов.
Почему-то этот момент часто стыдливо замалчивается, и представляется культурная охота этакой прогулкой по угодьям с любованием животным миром. Только зачем-то еще ружье с собой носить надо.
. Добыча зверя, его правильная разделка и употребление в пищу — важная часть охотничьей культуры, апофеоз охоты.»
Лучше и не скажешь!

По-моему, хорошая попытка структурирования понятия. Есть что обдумать.

Статья четкая,выверенная,и от того, что пишет женщина еще более заслуживающая внимания.
Именно. «понять и принять». И никому, ни на каком уровне не забывать о культурном наследии.
И с честью хранить!

Рискуя, что в меня «полетят тапки», опубликую свои размышления на заинтересовавшую читателей тему права на добычу зверя. Статью я написала этим летом для буклета к очередному варминтерскому турниру Московского охотничьего клуба «Сафари». Сразу предупреждаю: посты: «За сколько я «продалась» варминтерам» и т.д. просто игнорирую или пошлю на «три веселых буквы». Для адекватных читателей: по старой памяти заместителя главного редактора «НОЖ-охота» «приглядываю» за темой, хотя ни трофейная охота, ни варминтинг лично меня не интересуют.
Вот она: Этично и достойно.
В преддверии очередного турнира по варминтингу в сети Интернет на охотничьих сайтах снова появляются резкие критические высказывания в адрес его участников. Многие из обвинений я уже рассматривала в прошлогодней статье «Варминтинг: «за» и «против». Но одно изречение привлекло особое внимание. Приведу его полностью: «Если вы и в самом деле охотники, то не поддерживайте эту гниль! Охотник, если он и в самом деле охотник, не имеет права убивать животных ради медалек!».
Напрашивается вопрос: А ради чего тогда охотник вообще имеет право убивать? И как именно? Какая охота является этичной и достойной?
В большинстве случаев однозначно оправданной признается охота с целью добычи пропитания. То есть добыча зверя для того, чтобы его съесть и(или) продать его шкурку. По этой причине промысловую охоту априори можно считать этичной, поскольку она служит источником финансовых средств существования охотников и их семей.
Допустимым признается уничтожение опасных хищников, угрожающих жизни и здоровью человека, а так же нападающих на домашний скот. Однозначно или неоднозначно, но в этих случаях считается, что охотник может добыть (убить) и не вызвать общественного порицания.
С любительской охотой ситуация немного иная: она осуществляется не ради пропитания, а ради самой охоты. На любительской охоте тоже добывают (убивают) животных. Вопрос только зачем. Попробуем разобраться.
Охотник получает удовольствие от охоты. Это факт, иначе он не стал бы этим заниматься. Значит, охотник получает удовольствие от убийства? Ответы «да» и «нет» невозможны в принципе. Мы получаем удовольствие от охоты. Даже продвинутые европейцы отказались от подачи охоты как чистой заботы о сохранении биоразнообразия и сравнивают «экологические оправдания» охоты с утверждением, что причиной, по которой люди занимаются сексом, является забота о продолжении рода. А вот здесь имеется один принципиальный момент. Очень важно понимать, что охота это сложный комплексный процесс. Ошибочно считать продукцией любительской охоты только мясо, шкуры и прочие дериваты. В современной охоте, да и в живописных охотах прошлого слишком много компонентов: кому эмоции, кому мясо, кому трофей, кому просто погулять и водки попить в хорошей компании, а кому – точный выстрел на большое расстояние.
На коммерческой охоте (которой является варминтинг в России) клиент оплачивает все в целом, а вот вопрос того, от чего он получает удовольствие – его личное дело. Кстати, если не скатываться к натуральному хозяйству, то экономика охотничьего хозяйства – тоже не мясо, а деньги, которые можно получить, продавая все перечисленное. И если охотники идут на охоту, то получается, что кто-то отправляется за эстетикой, кто-то – за мясом, а кто-то – за трофеем или медалькой за отличный выстрел? Выходит, что так. Все очень относительно. Цель и задача зависят от самого охотника.
Никому из критиков варминтинга в голову не приходит высказывать замечания в отношении любого другого вида охоты. «Охотник-не-варминтер» едет не пострелять, не за мясом, а на охоту. Вот, к примеру, загон на лося. Стрелок сидит на вышке. Или стоит на номере. И стреляет в лося. Да, этого зверя не стреляют «на расстояние», а добывают ради трофейных рогов или мяса. Но что для этого делает сам охотник? Я имею в виду именно того человека, кто приезжает на так называемую «коммерческую» охоту. Технически он просто берет оружие, находится на номере и производит возможно более точный выстрел.
Другое дело, согласился бы этот охотник на такую же охоту, если бы сам осуществлял всю подготовку к ней. Как минимум: потратил несколько дней на поиск лося, сам осуществил подход или организовал (продумал) оклад, и только после пары – тройки неудач и «пустых» выездов добыл-таки его. Нужен ли ему такой «трудовой» лось?
Еще ярче это раскрывается при трофейной охоте на медведя. Каждый ли «трофейщик» готов в начале лета сеять овсяное поле (покупать зерно, нанимать трактор с трактористом (что в нашей стране, несмотря на повальное безденежье провинции, как показала практика, очень непросто даже за немалую мзду), ходить по пашне в туче комаров и оводов. А потом волноваться, пойдет ли дождь, как взойдет овес, считать «сучко-суки», пусть даже сидя не на «жердочке», а на комфортабельной вышке, а в итоге добыть медвежонка–третьяка. Или «скормить» овес семье прожорливых чушек. В случае успешной охоты приятного тоже мало: медведя нужно как можно скорее разделать и отправить на ветеринарный осмотр. А если он до этого неделю вкушал дохлую корову или еще какую-то падаль? Или выносить мясо приходится «на руках» пару километров через лес, а в итоге оно оказывается трихинеллезным, и его приходится утилизировать?
Но и здесь тоже есть другая сторона: на оплату работы сотрудников охотничьего хозяйства некоторые охотники тратят деньги, которые добывают своим трудом: организацией и поддержанием бизнеса, рутинной работой в офисе. Как пелось в одной песенке: «Степ бай степ — пока от монитора не ослеп». Не уверена, что досидеться до простатита в офисе лучше, чем доходиться до ревматизма по лесу.
Если даже с очень большим допуском предположить, что этичность, а скорее – благородность охоты может измеряться соотношением трудозатрат охотника с мясным результатом, варминтинг – одна из самых материально бескорыстных охот. Не считая, пожалуй, охоты на перепелок, бекасов и вальдшнепов. Дорогостоящие тренировки, оборудование – и все ради пяти сурчиных тушек.
Тот, кто осуждает варминтинг, должен тогда осуждать и прочие охоты, в которых мы получаем удовольствие от самого процесса. Вот, к примеру, классическая соколиная охота, включенная некоторыми странами в списки нематериального наследия ЮНЕСКО – по сравнению с финансовым затратами на приобретение, содержание и обучение ловчих птиц, фактическая ценность добытых «трофеев» стремиться к нулю. Она, в отличие от варминтинга, не подвергается гонениям, так как относится к традиционным и исторически ценным. А вот варминтинг – нет. Хотя ведь гораздо выгоднее и проще крыть мелких птичек сетями, ловить корсаков и лис капканами, а зайцев – петлями. Если неэтично стрелять сурков из высокоточного оружия с большого расстояния, то давайте тогда добывать лосей ловчими ямами и взрывать медведей гранатами. Чтобы уж наверняка. Кстати, не задумывались ли некоторые, почему де-факто самые добычливые виды охот являются незаконными? А ведь, например, при некоторых музыкальных способностях и знании повадок рябчика, весенняя охота на него представляла бы примитивное «свись – тресь».
Еще один нюанс: у каждого вида охоты, есть черная и белая сторона. Рассмотрим три абсолютно разных вида классических охот.
Охота с легавой по тетеревиным выводкам. Классическая охота с подружейной собакой, добыча прибылых птиц с высокими шансами на добор подранка.
Но при наличии хорошей собаки и достаточном навыке стрельбы влет можно уничтожить весь выводок, включая старку.
Аналогично и охота на тетеревов из шалаша и на глухаря на току: при должном тщании можно перебить весь ток.
Стрельба вальдшнепа на тяге. Доступная (дешево и не надо ехать далеко) весенняя охота, единственная возможность для «бессобачного» охотника добыть вальдшнепа. Но осуществляется в сумерках и теряется много подранков.
Охота на медведя на берлоге. Добычлива и довольно надежна. Но если медведь ушел, то он фактически обречен на медленную смерть – снова в берлогу он не ляжет. При современной организации плохо подходит в качестве трофейной – достоверно неизвестны трофейные качества зверя и при этом нет возможности отказаться от выстрела.
Многие наши соотечественники просто находятся в блаженном неведении: с той точки зрения, которую они, не формулируя ее постулаты, пытаются защищать, охота в Европе – вообще этический кошмар, убийство в чистом виде. Фактически охотник приобретает лишь право лишить животное жизни ради самого процесса. При этом все чаще в качестве объекта такой охоты выступает специально выращенное животное. Иллюзия охоты? Самообман? Некоторые европейцы трезвы в своих суждениях. Вот что пишет немецкий защитник прав охотников журналист Флориан Аше в своей книге «Охота, секс и поедание животных»: « … Вечером во дворе охотничьего поместья лежат 120 кабанов … Охота окончена и каждый уезжает с чувством того, что прожил замечательный день. И действительно, все прошло просто отлично: персонал был любезным, собаки работали хорошо, охотники стреляли метко, и погода была великолепной. Но вся эта красота – лишь иллюзия. Иллюзия потому, что угодья, где проходила охота, представляли собой вольер периметром 5 км, благодаря которому кабаны не могли сбежать. Именно поэтому этому каждый охотник встретил «своего» зверя. И так происходит всегда. Вольер – это охотничий бордель … Животному, в общем-то, все равно, где его убьют – за забором или в лесу. В этом отношении вольерная охота не лучше и не хуже обычной. Но нужно признать, что вольер – древнее явление в охотничьей культуре, знакомое еще римлянам. Равно как и «церемониальные» придворные охоты, при которых животных из удобных павильонов расстреливали внутри относительно небольших огороженный территорий. Они проводились еще 100 лет назад. И все это является частью истории охотничьей культуры.
Проблема вольерных охот – в нездоровом пресыщении охотников. Они похожи на некий вид стрелковой культуры, которой, теоретически, можно наслаждаться и играя в компьютерную игру. Теряется чувство неопределенности результата, которое обычно предшествует охотничьему успеху. В этом смысле вольер скорее представляет опасность для охотника, нежели для охоты. Охотник должен следить за тем, чтобы истинные природные ценности не заменялись на ложные, не принимать вольер за чистую монету. Иначе он будет так же смешон, как клиент, влюбившийся в девушку из центра эротических услуг. Тот же, кто связывает свою настоящую жизнь с природой и воспринимает охоту в вольере такой, какая она есть, то есть как наследие придворной охотничьей культуры, для того она действительно может стать частью прекрасного охотничьего дня» (перевод Е. Ц.).
Варминтинг – неологизм, своего рода специалитет российской охоты нашего времени. Можно относиться к нему хорошо или плохо. Как, в прочем, к вольерной охоте, сети Интернет и генетически модифицированным продуктам. Но пришла пора признать: варминтинг, как единственное охотничье соревнование с нарезным оружием, уже не нуждается в подтверждении своей жизнеспособности. Стрельба из высокоточного оружия на большое расстояние – один из способов добычи сурка.
Сурку безразлично, кто нажал на спусковой крючок и с какого расстояния прилетела смертельная пуля. А подранок, «сделанный» на обычной охоте, мучается ничуть не меньше того, который остается после турнира. Мы должны ставить вопрос скорее не об этичности или неэтичности каждого вида охоты, а о личностных качествах конкретного охотника. Все зависит от его умения контролировать себя, сдерживать свои амбиции. Я уверенна, что если сравнить турнир по варминтингу со среднестатистической коллективной охотой на лося, то сравнение явно может оказаться не в пользу последней. Безнравственность, спесь, больное самолюбие, невежество, жестокость и прочие человеческие пороки, точно так же, как и разруха, сидят в головах.
Оригинал у меня на сайте: http://www.huntingculture.ru/ohotnichya-kultura/stati-ob-ohotnichej-kulture/etichno-i-dostojno/

Читая, умозаключения оправдывающие варминтинг и исторические экскурсы по вольерной охоте, почему-то вспомнил старый анекдот: «Что объединяет владельца «Запорожца» и беременную десятиклассницу? И то, и то — позор для семьи». Список, позорящих семью, расширяется участниками данных «охот».