Что нибудь охота рыбалка
Рассылка Пикабу: отправляем лучшие посты за неделю 🔥
Спасибо!
Осталось подтвердить Email — пожалуйста, проверьте почту 😊
Комментарий дня
Рекомендуемое сообщество
Пикабу в мессенджерах
Активные сообщества
Тенденции
Рыбалка на Сахалине. Голец и Кунджа
Этот пост будет посвящён рыбалке на Сахалине. Первая рыбалка на Севере нашего острова Сахалин. Ловим гольца и Кунджу в зимний период, не путать с кумжой. Ловится такая рыба на мармышку 20-30 грамм с использованием опарыша или тампона из икры. Леска для такой рыбалки нужна мощьная, так как может клюнуть таймень на 10 кг, да и кунджа под 3кг очень легко рвет 0,35 леску.
В видео есть момент как я вяжу тампоны с сыном.
Верхняя Кунджа и две нижних Голец.
А также юге Сахалина все в зимний период охотяться за корюшкой (зубатка), кто не знал это семейство лососевых. И когда в магазинах пишут продается лосось это не верное изречение. Используется гирлянды из 4-6 крючков, вариантов сотни 🙂 на удочке у вас должно быть не меньше 50 метров, часто приходилось ловить рыбу с глубины 30 метров и если вдруг леска запутается у вас должен быть запас.
За этой рыбкой охотно гоняются и птицы, если рыбаки поделятся.
Часть1. С бизнес-тренинга в тайгу
Здесь я расскажу, как городской житель, по рекомендации писателя-шекспироведа покинул душную Москву, на несколько месяцев и оказался в тайге с охотником, чей стаж насчитывал более 40 лет.
Что из этого получилось, сложно сказать, лучше я приведу некоторые примеры наших взаимоотношений, выложу фотографии и видео, а позже расскажу всю историю целиком.
Первым делом Раскольный (псевдоним охотника) научил завязывать портянки, выдал 20-летнюю рваную куртку заместо моего фирменного обмундирования, научил пользоваться ружьем.
Дальше, в течение практически каждого дня мы делали переходы по тайге, находясь в пути до 15 часов.
Один из самых сложных переходов. Придётся взбираться на сопку (та, что впереди), а дальше почти 10км тундры. Впереди Раскольный и привязанный кобель «Пират» (одна собака все время на привязи, чтобы они сворой не убежали охотиться в свое удовольствие).
Учитывая, что до этого опыт моего общения с природой не простирался дальше подмосковного леса, это было для меня тяжелое физическое испытание. На привалах я с жадностью выливал в рот последние капли жирка из банки тушенки, на которую дома смотрел с отвращением и брезгливостью. Вечером после ужина я валился на нары застеленные шкурой оленя и засыпал как младенец.
На переходах между избушками, когда я падал в снег с рюкзаком больше 20 кг, Раскольный шел дальше и не то что бы не помогал подняться, даже не оборачивался, отчего мое отчаяние становилось еще сильнее.
Московские манеры вежливости здесь не приветствовались. Как-то в очередной раз сказав Раскольному «Спасибо», он с раздражением ответил: «заколебал со своим спасибо, не в благородном доме находимся».
Раскольный учил меня за всем наблюдать и все запоминать. Поблажек он не делал. Например, на одном из переходов я замочил одежду и ноги. До этого Раскольный показывал, как нужно выворачивать утепленные вкладки ботинок, где у печки вешать вещи, но я поленился сделать несколько лишних движений. Раскольный все это заметил, но ничего не сказал, утром я выступил в мокрой обуви и одежде.
Он постоянно раздражался от того, что я везде делаю 5 движений, где должно быть одно.
Каждый день я совершал какую-нибудь глупость, Раскольный говорит, не может вспомнить и дня, что бы я чем-нибудь его не удивил. Начиная от потерянного топора, заканчивая проваливанием под лед.
Кстати, когда я провалился под лед, падая сильно ушибся коленом. Когда я вылез из воды, говорю Раскольному:
– Коленом сильно ударился.
— Лучше бы ты головой ударился, — ответил Раскольный. Было смешно и обидно.
Или бывает, рублю я дерево, проходит мимо Раскольный, останавливается и стоит смотрит: Да, говорит, увидел бы это дерево Дерсу Узала, сказал бы, что женщина рубила.
Сказал, что любая моя инициатива плохо заканчивается. Сначала я с этим не соглашался, однако ближе к концу сезона материала набралось достаточно, что бы поверить в его слова. Например, когда шли по припорошенному болту, я решил, что Раскольный, который охотится в тайге уже 40 лет, наступает не на те кочки, и решил пойти по следам молодой собаки. В результате провалился обеими ногами по колено.
Или помню, решил удивить Раскольного, приготовить холодец. Раскольный вернулся поздно, обратно ехал на снегоходе и продрог до самых костей. Он мечтал побыстрее добраться до зимовья и отведать горячей пищи, а я на стол выставил холодец с кусочками льда (это был мой первый приготовленный холодец). Он мне его потом еще долго вспоминал.
Помню, мне загорелось пойти на соседнюю избушку, что бы быстрее замкнуть круг. На улице был мороз, Раскольный сказал, что этого делать не стоит. Вроде как начался спор, тогда Раскольный рассказал историю, как Два начинающих охотоведа (проходивших практику) в -40С проходили протоку и один из них провалился. Недалеко стояла избушка для рыбаков, добежав до нее, они обнаружили, что ни печки, ни дров в ней нет. Избушку с трех сторон окружали колхозные покосы. Они подались до ближайшего леса (находился в 500метрах), но и там рыбаки за долгие годы вытащили весь ближайший сушняк. Костер они разжечь так и не смогли. Тогда решили, что один побежит в ближайшую деревню за помощью, а обледеневший товарищ постарается двигаться в его направлении. Когда товарищ вернулся с помощью из деревни, было уже поздно, его друг лежал замерзший. Когда охотники, слышат эту историю, первом делом спрашивают, чего же они избу не порубили на дрова?
Часто хотелось все бросить и уйти, такие обиды накатывали, что аж горло стискивало, но находясь по среди участка в 1000км2 (как пол Москвы), сделать это не так просто. Приходилось, затыкаться и работать дальше.
Я даже и представить не мог, что спустя какое-то время меня будут учить ставить петлю на медведя, делать камусные лыжи, настораживать ловушки на соболя, разделывать добытого зверя и работать с собаками.
Лайка по кличке «Шилка», провокаторша любой драки.
Черный щенок по кличке «Дружок», с которым меня постоянно будут сравнивать.
В свободные минуты Раскольный рассказывал разные охотничьи истории, иногда про себя.
Отец Раскольного работал на мартеновских печах. Подарил своему сыну ружье, когда тому было 4 года. Ружье еще с Русско-Японской войны. Имело оно довольно внушительный вид. Однажды Раскольный напугал им свою тетю, и отец, не знаю куда спрятать ружье, подвесил его к потолку. Раскольному пришлось набить много шишек, прежде чем он смог научиться балансировать на конструкции из трех стульев, что бы незаметно снимать и вешать обратно это ружье.
Со сверстниками он практически не общался. Обычно он проводил время в компании взрослых мужчин, где молча сидел и слушал, они же брали его с собой на охоту. В 18 лет охотился с 72 летним дедом, который во время войны в одиночку расстрелял банду из 19 человек. В 20 лет высадившись на промысел, когда его покинул напарник, познакомился с настоящим старовером Фокой, ему было за 50.
С детства он любил читать. Когда мать ругалась, залазил с фонариком под одеяло и читал там. Поглощал все книги, что попадались под руку.
Может быть поэтому Раскольный посоветовал написать мне книгу о нашем путешествии. В итоге я написал черновик, но он так и не нашел себе применения. А теперь я решил его опубликовать с некоторыми изменениями, разбивав на небольшие части в хронологическом порядке.
Писатель из меня фиговый, правда я уже делал пробу пера на одном охотничьем форуме, там люди поддержали, сказали интересно. Надеюсь и здесь найдутся те, кому будет интересна эта история. Поэтому ваши комментарии, вопросы и критика — лучший стимул делать публикации.
А история эта началась вот с чего:
Сидел я на очередном бизнес тренинге в гостинице Москвы и слушал, как очередной «успешный» бизнесмен в белом костюме и белых туфлях рассказывал как надо жить. Еще он почему-то хвастался тем, что у него в очередной раз украли все деньги с кредитной карточки.
Когда настал перерыв, я спустился перекусить и прочитал сообщение от писателя-шекспироведа Алексея Александровича Меняйлова, что для его исследований в области философии нужен репортаж с охотником из фильма «Счастливые люди», который мог бы ответить на вопрос: «как можно использовать дубинку?». Да, да, я не опечатался, именно такой вопрос и надо было задать ему в интервью и поехать для этого надо в деревушку на берегу Енисея.
Толком не разобравшись, что это за мероприятие, в глаза бросились всего два слова «Енисей» и название деревни. Загрузил на телефоне карты и начал смотреть, где это находится. От Москвы 3000км. по прямой, не мало.
После обеда конференция практически не воспринималась, я рылся в интернете, смотрел стоимость билетов, маршрут. Пытался понять, сколько времени займет поездка.
Не знаю, что меня дернуло, но я ответил, что готов взяться за это дело. Так же на это просьбу откликнулся еще один человек, мой товарищ Сергей.
Остальные товарищи из нашего философского кружка шекспироведов, которые не могли поехать, старались оказать посильную помощь. Кто-то дал видеокамеру, кто-то помог советом, кто-то предлагал поддержать материально, кто-то готов был встретить нас в незнакомом городе.
Сказано-сделано. И вот мы уже в Красноярске. Нас встретил человек, вызвавшиеся нам помочь — Илья.
Теплоход стоит со вчерашнего дня, но официальная погрузка еще не разрешена. Те, у кого есть билеты, могут за дополнительную плату заселиться в свои каюты за сутки.
Поднимаемся на теплоход. Сообщаем фамилии, показываем паспорта. Нам указывают путь на нижнюю палубу и сообщают номер нашей каюты. Заходим в каюту. Ощущения противоречивые. В моих фантазиях она была с туалетом и душем. Смешно, конечно, было рассчитывать на это, за такую стоимость билета. Осматриваемся. Здесь два иллюминатора, двух ярусная кровать и мебель времен моего прадеда. Но к этому мы быстро привыкли, и каюта показалась очень уютной. Я спросил Сергея, на какой полке он хотел бы расположиться, предварительно соврав, что мне все равно. На самом деле я быстро прикинул, что на нижнем ярусе можно облокотиться в полный рост к стенке, и читать а на верхней койки чтение возможно только в лежачем положении.
Каюта на нижней палубе. Жаль, что в кадр не вошло уютное кресло для чтения.
Периодически меня смущало расположение нашей каюты на -1 палубе. Когда я набирал воду в бойлере и спускался вниз в свою «хрущевку», испытывал некое стеснение, особенно перед молодыми проводницами. Впрочем, на обратном пути, это чувство притупилось и я даже уловил некую романтику в каюте с иллюминаторами, старым креслом и лампами для чтения.
Однажды, покупая пирожки в буфете, нам предложили разогреть их на камбузе. Пока ждали, заметили надпись на немецком языке на щитке и тут же вспомнили вышеупомянутого Илью, который делал ремонт на этом теплоходе и рассказывал, что оригинальный кафель на нем был немецкий. Исходя из этого, мы сделали вывод, что судно немецкое.
Промежуточная остановка. Процесс «парковки» довольно интересен. На берегу находится плавучая пристань.
Плавучая пристань (вид с берега).
Местные торговцы. Быстро подъезжают на машинах к каждому приходу теплохода и раскладывают на столах все, что душе угодно. Здесь можно купить все чем богат Енисей и тайга.
Местные торговцы. Быстро подъезжают на машинах к каждому приходу теплохода и раскладывают на столах все, что душе угодно. Здесь можно купить все чем богат Енисей и тайга.
Лёхины горы. Часть вторая, вдохновляющая
Утро выдалось росное и очень холодное. Зябко поеживаясь, мы выбрались из палаток и потянулись к костру, где уже вовсю хлопотал Миша. Он не признавал палатки и спал под кедром, уютно пристроив голову на могучем корневище и накрывшись овчинкой. Как он не замерзает?
Желания повторять вчерашний подвиг с утренним купанием у меня не было никакого, холод и так пробирал до костей. Кружка горячего ароматного чая грела руки сквозь рукава куртки, тепло от потрескивающего костра наполняло душу радостью. Тонкий сизый дымок от костра смешивался с висящим над водой плотным туманом и путался в пушистых кедровых лапах над нашими головами. Совсем рядом стрекотала белка, пофыркивали за деревьями привязанные на ночь кони, в озерке гулко плеснула рыбина. Гляди-ка, точно есть крупные! Азарт тут же забурлил в крови, но сегодня нас ждет охота, так что азарт поворчал немного и забился в самый дальний уголок.
— Миш, а куда пойдем? – я с громким швырканьем отпил горячего чая и выжидательно смотрел на друга. Второй участник нашей будущей охоты Леха который воин по армейской привычке молчал. Когда придет время, всю нужную информацию до него доведут. А вот лезть с вопросами… ну его. Миша, тоже немало времени отдавший службе, отвечать не спешил. Неспешно пил чай, что-то обдумывая. Затем неопределенно махнул рукой:
Тоже верно. Что бы мне дал предметный ответ на вопрос? Я предложил бы альтернативный маршрут? Или обрадовано закивал бы, мол, да, там-то как раз и водятся все маралы в этих горах? В общем, какой вопрос…
Сборы много времени не заняли. Винтовки, ножи, патроны, небольшой запас отварного медвежьего мяса, пара луковиц, лепешки – вроде бы все. Мне достался какой-то звероватый конь. Он сразу попытался меня цапнуть, и даже кусок крепко присоленного хлеба его настроения не улучшил. С помощью Ирыса, одного из наших проводников, я все же оседлал этого зверя. Должен сказать, что история общения с лошадьми у меня, прямо скажем, небогатая. Но делать нечего, пешком ведь не пойдешь. Остальные уже сидели в седлах и ждали только меня. Лихим кавалерийским подскоком я взлетел в седло, заставив коня шарахнуться в сторону. Если бы не Ирыс, крепко державший повод, то я уже мчал бы сломя голову по тайге. Причем «слоям голову» это не просто оборот речи. Ирыс обнажил в улыбке крепкие белые зубы и сказал, похлопав коня по шее:
Я так и не понял, кому из нас он это сказал.
— Ирыс, а коня этого как зовут?
— Иногда ат, а иногда теке… — Ирыс заулыбался еще шире, а затем хлопнул коня по крупу и прикрикнул:
Конь со звучным именем Теке (я так тогда думал) вальяжно зашагал следом за остальными, уже скрывшимися за ближайшими деревьями. Ехалось мне удобно. Седло, правда, было непривычным, но все когда-то бывает впервые. А тут ведь первая в жизни горная охота! С алтайцами, в тайге, на конях…приключение!
Мы степенно двигались по тропе, вытянувшись цепочкой. Тропа петляла между могучими кедрами, сваливалась в заросшие мрачными елками балки и взбиралась на покрытые огоньками взлобки. Красота необыкновенная.
Наконец тропа выбралась из тайги на гребень горы, и мы остановились. Вид отсюда открывался потрясающий. Прямо перед нами на расстоянии километров в 50 белыми горбами стоял Северо-Чуйский хребет с его ледниками. Величественные покрытые снегом вершины ослепительно сверкали на фоне синего неба. Влево от нас бесконечным всхолмленным одеялом тянулись покрытые тайгой горы – там дальше Монголия. За спиной – крутобокие горы над Чулышманом. А чуть правее – Джолуколь с его отвесными скалами по берегам. А где-то справа от нас за горами лежит Улаган. Стою я на этой вершине, верчу головой во все стороны и чувствую себя пылинкой – так прекрасны и велики горы вокруг меня, так бесконечно небо над головой.
И вдруг Ирыс запел. Запел на своем странном гортанном языке, закрыв глаза и обратив лицо к солнцу. Он раскинул рыки в стороны и напевал что-то, негромко и совсем не мелодично, но… Это было очень по-настоящему. Я вдруг словно провалился лет на тысячу назад. Древние горы вокруг и вечно молодое небо над ними, древняя песня из уст молодого парня… Меня пробрало, до печенок пробрало. Это и есть секрет Алтая. Здесь каждый живет в гармонии со своей землей и не отделяет себя от нее. Здесь каждый – часть этих гор, и горы – часть каждого живущего. Эта песня…она ведь не для нас была вовсе, нам просто очень, очень повезло ее услышать. Миша молча смотрел на Ирыса пока тот не допел. Допел, тронул пятками коня и мы пошли дальше, спустившись на десяток шагов и двигаясь в тени вдоль хребта. А мне так хотелось идти именно по хребту, ощущая бесконечность мира вокруг… Но нельзя. Если маралы там, где рассчитывают наши проводники, мы можем их спугнуть.
Я догнал Мишу, заставив его недовольно нахмуриться:
— Миш, а о чем Ирыс пел? – почему-то у Ирыса я спросить не додумался.
Миша ответил совсем не то, чего я ожидал:
— Скоро спешимся, марал там – он вытянул руку вперед.
— Там? А ты откуда знаешь?
— Сам увидишь – Миша пожал плечами и замолчал.
Я чуть приотстал, вставая на свое место в цепочке.
Через полчаса Ирыс спрыгнул с коня, забросив поводья на седло, и крадущимся шагом направился к вершине. Мы последовали его примеру, стараясь не шуметь. Подошли к вершине, улеглись на короткую жесткую траву и осторожно выглянули в надежде увидеть ниже по склону тучные стада маралов. Угу. Горы были все так же бесконечны и пустынны. Я вознамерился было подняться, но Ирыс цыкнул, призывая к тишине. Затем он показал куда-то вперед. Я обшаривал взглядом склоны напротив нас и ничего там не видел. Миша же в это время уже заряжал винтовку. Кого они там увидели-то?
Я раз за разом возвращался взглядом к склону горы, на который смотрели оба охотника. И вдруг краем глаза уловил движение. Маралы! Как же это я их сразу не заметил? И почему их сразу увидели мои алтайские друзья?
— На, стрелять будешь – Миша протянул мне винтовку.
Расстояние – метров 400. Ой не факт. Стрелок я, прямо скажем….в общем, рыбак я. Но, во-первых, очень хочется попробовать. А во-вторых, взять и отказаться? Да ладно, вы бы смогли?
Я принял винтовку, пристроил ее на камне и принялся искать маралов. Скажу вам, что через прицел делать это значительно труднее. Но ничего, справился. Вот они, застыли на одном месте. Десяток маралух, три молодых бычка и один взрослый, с развесистыми рогами и темной, почти черной шеей.
Вот в нее и будем целить. Выцеливал я долго, так долго, что Миша с Ирысом уже нетерпеливо поглядывать начали. Задержал дыхание, плавно потянул спуск… приклад увесисто боднул в плечо, выстрел сухим щелчком разлетелся по горам, и маралы сорвались с места. Все маралы. Я промазал. Миша подхватил винтовку, вскинул ее к плечу и выстрелил в угон, практически не целясь. Марал на полном ходу ткнулся мордой в склон, а затем завалился на бок. Готов. Остальные стремительно скрылись за урезом горы.
Мне было и стыдно и радостно одновременно. Стыдно из-за промаха, хотя я точно понимал, что попасть вряд ли смогу, но блин! Как я мог промазать-то? И радостно от того, что не я лишил жизни это гордое красивое животное.
Ирыс посмотрел на меня как-то… не знаю, я не понял. Наверное, это было разочарование, хотя по черным алтайским глазам очень сложно что-то понять. Дальше был спуск и подъем к лежащему на склоне маралу, его быстрая разделка, пятиминутка из чуть присоленной парной печени… Когда несчастный марал был упакован в арчимаки, на гребне горы над нами показался всадник. Увидев его, Аржан схватил винтовку и тут же выстрелил в его сторону. Мы с Лехой обомлели, а Аржан вскочил на коня и рванул в гору, вслед за скрывшимся всадником.
— Миш, чего это он, а? – голос мой не дрогнул, но я изрядно волновался.
— Тувинец – Миша пожал плечами.
— А стрелять-то зачем?
— Они у нас коней угоняют постоянно, вот и стреляемся…
— И что, прям вот так, всерьез? А если убьет?
— Да нет – Миша как-то очень уж спокойно пожал плечами – ни разу не убили никого. Так только, пугануть.
Аржан вернулся минут через десять, довольный донельзя.
— Ушел – улыбка до ушей, винтовка на плече висит.
— Точно ушел? – Леха недоверчиво смотрел на алтайца.
— Точно. Как заяц бежал – Ирыс хохотнул и хлопнул своего коня по шее, направляя вперед. До лагеря нам часа три добираться. День в самом разгаре, солнце палит немилосердно, небо затянуто кисеей облаков. Мы движемся в гору, из-под конских копыт веером рассыпаются кузнечики. Пахнет чабрецом и клубникой, нагретыми камнями и снегом (с ближайшей вершины тянет свежим холодком). Из звуков только глухой топот копыт, стрекот кузнечиков, тихий говор Миши и Ирыса и все тот же крик коршуна. Нереальное, невероятное спокойствие. Вот так я бы ехал и ехал бесконечно.
Именно в этот момент я вдруг осознал, какой же древний и глубокий народ алтайцы. Они живут среди этого спокойствия, среди легенд и духов. Они – хранители понимания жизни, хранители истории мира. Их песни – сама суть мира, их музыка – ветер, их жизнь – река. Может быть, меня просто растворили в себе эти горы, и я поддался впечатлениям. Но я ехал и жалел о том, что не могу услышать алтайскую музыку, немного тоскливую, летящую и древнюю, как мир. Я понимаю, почему она именно такая. В этой местности не могла появиться другая музыка. Сразу оговорюсь, я не пытаюсь здесь придать алтайцам каких-то качеств, я о своих ощущениях пишу…
В лагерь прибыли часам к 5 пополудни. Там кипела жизнь. Леха коптил рыбу, отец рыбачил, совсем рядом со станом в озере устроили купалку мелкие со стоянки. Их эта вода в 4 градуса вообще никак не останавливала. Они плескались с веселым хохотом и визгами, ныряли и пытались ловить мальков османа.
Я за эту охоту так прожарился на солнце, что даже раздеваться не стал – так в одежде и ухнул в озеро, только сигареты выложил. Хорошо…
До вечера варили, жарили и запекали марала. И ели, ели, ели. Скажу вам, что мясо дикого марала отличается от марала из маральника разительно. Дикий не ест комбикорм и сено, он питается лекарственными травами и много двигается. И оторваться от этого мяса просто невозможно.
Леха который шахтер налегал на мясо наравне со всеми. Миша кипятил горячий чай, но горячего как раз и не хотелось. В воздухе плотным маревом висела духота, а тут еще горячее мясо…в общем, пить хотелось нещадно. Но нельзя после любой дичи пить холодную воду, очень опасно. Поэтому пили чай, стоически претерпевая жару. Я еще пару раз окунался в озеро, и это сильно мне помогало.
За Лехой-шахтером мы не уследили. Он все же набрал полный котелок воды в озере и осушил его залпом. Миша, увидев это, попытался влить в Леху такой же котелок кипящего чая, но Леха не дался. Тогда Миша философски пожал плечами и молвил (именно молвил):
— Подохнешь. В муках.
Леха ухмыльнулся, свернул голову очередной бутылке водки и надолго к ней приложился. Забыл, наверное, что водка не согревает. А может и просто повод нашел. В общем, через полчаса пьяный Леха громко страдал, лежа на боку у костра. Его мучили дикие рези в животе. Животный жир от холодной воды затвердел внутри его несчастного организма.
Миша принялся за спасение. Леха пил горячий чай, как можно горячее, к животу его прикладывали наполненный горячей водой пакет, но легче ему особенно не становилось. Страдал он все тише, что начало нас беспокоить.
— Миш, может его в Улаган, в больницу?
Миша заговорщицки мне подмигнул:
— Помучается чуть и поправится. Но тяжело ему будет. Предупреждали же. Эх…
В самый разгар Лехиных страданий на озеро налетела гроза. Тучи клубились почти над водой, все вокруг резко наэлектризовалось, в воздухе повисло напряжение. А потом грянуло! Молнии били в воду, каждый такой удар заставлял все нутро мелко дрожать, хотелось забиться куда-нибудь…но некуда было забиться. Оставалось только внимать величию момента и бояться. Гроза промчалась быстро, вымочив нас до нитки и заставив в очередной раз ощутить свою ничтожность и беспомощность перед силами природы.
Леха к концу грозы вроде бы немного поправился. Во всяком случае, он больше не страдал вслух. Да и вообще у костра мы его видели не часто – он все больше по тайге ходил. Наверное, грибы искал, да.
Когда окончательно стемнело, Миша сказал мне, вороша палкой угли в костре:
— Пойдем на стоянку? Мяса увезем…
Памятуя вчерашнее, я поспешно сказал:
— Только без арачки!
— Чай пить будем – успокоил меня Миша и принялся собираться. Мы с хеканьем закинули на спину моего недоброго коня арчимаки с мясом и тронулись в путь. Идти по ночным горам в полной темноте то еще развлечение. Над головой – невероятный ковер звезд, ярких и очень крупных. Небо бесконечно глубокое. Очень холодно, и ощущение такое, что холодом тянет прямо из космоса над головой. Тайга как-то тревожно потрескивает, вздыхает и волнуется.
На подходе к стоянке нас встретили те же два пса. Махали хвостами и тыкались холодными носами в ладони, терли боками об ноги и легонько прикусывали пальцы. Учуяв запах мяса, они полюбили нас еще больше и готовы были даже спеть нам приветственную песнь. Жалко, не умеют.
За жилым аилом на берегу небольшого, метров 100 в длину, озерца горел большой костер. Прогорающие смолистые сучья выбрасывали в небо целые снопы искр, которые смешивались со звездами. Вокруг костра сидели все обитатели стоянки, от самых мелких до самых взрослых. Совсем малыши сидели на коленях у матерей и сестер, сверкая черными глазенками. Ребятня постарше и мужики сидели прямо на траве, попивая чай из больших кружек.
Но главным у костра, вне всякого сомнения, был старый-старый алтаец. Что он здесь делает? Зачем его притащили в горы? Ему бы дома у печи правнуков нянчить, а он тут…
Нам дали место у костра и налили чаю. Мы свалили у огня охапку сушняка, который притащили с собой. Так принято в тайге – к чужому костру со своими дровами.
Я с огромным интересом смотрел вокруг. Я снова, в который уже раз здесь, словно бы провалился в прошлое.
Ночь, горы, в радиусе 50 км ни одного человека кроме сидящих у костра, сам этот огромный костер, бесконечный купол неба над головой, черноглазые молчаливые люди вокруг огня, ароматный горячий чай и немного дребезжащий, некрепкий уже голос старика, который что-то рассказывает на своем языке. Я не понимал ни одного слова, но это было и не важно. Я впитывал все это каждой клеточкой тела. Кто еще вот так сидел в горах у костра и слушал алтайские легенды.
К своему костру мы вернулись глубокой ночью. Все уже спали. Мы с Мишей уселись к огню и принялись разговаривать. Я расспрашивал, а он рассказывал. Об алтайцах, о традициях, о легендах, о духах, об алмысах тоже говорил. Много нового для себя я тогда узнал, и когда-нибудь напишу и об этом тоже. И о том, как к нашему костру приехали две амазонки и пытались меня увезти, как мы ждали в засаде медведя, как ночевали зимой, завернувшись в дюрханы, как я ездил на Укок.